12. На Стезе Ошибок
Агапий Платонович Друбецкойзаде родился в одной очень приличной
семье. Папа его был крупнейший геолог, оставшийся в наследие от царизма.
Революцию геолог принял сразу, всем сердцем, чтобы не расстреляли. Наспех
обученные красные профессора глядели на него косо, их кулаки сжимали
прошлые шашки. Но папа и при царе горюшка не знал, и сейчас с ним
знакомиться не собирался. Он встал у истоков знаменитой в свое время
дискуссии насчет нефти. Какого она происхождения: пролетарского или
крестьянского, органического? Дискуссии в науке дело обычное, но не в
условиях переходного периода. Противники папызаде проиграли и отправились
добывать ими же на свою же голову открытые полезные ископаемые. На зонах
они пользовались большим авторитетом, так как были незаменимы при побегах.
Но в тысяча девятьсот сороковом году и папа оступился. Когда городу
Перми присвоили за хорошее поведение название «Молотов», он предложил за
компанию переименовать и известный в геологии пермский период в
молотовский. Сначала все шло путем, и уже учебники новые готовились, но
какойто доброхот подсказал лучшему другу советских геологов, что период
этот самый, ныне молотовский, длился ни много ни мало пятьдесят пять
миллионов лет. Это разве допустимо? К счастью для папы, началась война, и
высочайший гнев уже после Победы обрушился не на него, а на бедного
товарища Молотова. Что не помешало Вячеславу Михайловичу пережить и папу,
и генералиссимуса, и еще очень многих ладно что не нас с вами.
Искусство выживать папа с великой тщательностью стал передавать
родившемуся у него напоследок сыну Агапию. Тот должен был все унаследовать
и приумножить. Но с раннего детства в судьбу Агапия начали вкрадываться
страшные, подлинно роковые ошибки. Первая была совершена еще в роддоме,
так что Агапий, собственно, был и не Агапий, а один очень известный
впоследствии киноактер, вынужденный вырасти изза этого не в
профессорской, а в рабочей семье: перепутали бирки.
Потом папа обратился по блату к одному очень знатному человеку (да
что темнить к Булганину), и тот живо устроил Агапия в школу закрытого
типа для советских разведчиков. Ученики этой школы, крепкие, рослые и
совершеннолетние, дивились на семилетнего шкета, что, мол, эта мелюзга
здесь делает, но спрашивать в подобных заведениях не принято: значит, так
положено. Буквы родного алфавита перепутались в голове мальчика с точками
и тире азбуки Морзе, правила хорошего тона с приемами самбо,
политологические знания со сказками братьев Гримм. Изза этого он по
профилю работать, естественно, не мог, но и выгонять его из номенклатуры
команды не было.
Путаница же в голове осталась и развивалась. И покуда должности,
занимаемые Агапием Платоновичем, были не высокими, то и вреда от этой
путаницы большого не было. Разве что самолет не в ту сторону отправит,
микрорайон построит в виде серпа и молота, речку запакостит или собор XII
века снесет.
Вырос он, наконец, до работника крупного краевого масштаба, возглавив
отдел административных органов. И вот тутто и покалечил себе жизнь за три
приема.
Так, перед Новым годом, описавшись, он направил в спецраспределитель
ватники вместо батников. Никто из отоваривавшихся и близких их
родственников на лесоповал не собирался, и описка была истолкована в
оскорбительном смысле. Батники же необоснованно достались приятно
шокированным работягам. Друбецкомузаде поставили на вид.
В другой раз, опять же перед праздниками, он перепутал спецпайки с
лагерными пайками для спецконтингента. Питомцы ближайшего
исправительнотрудового учреждения получили ни с того ни с сего шикарные
посылки недозволенного веса с датской консервированной ветчиной и забытыми
крабами. К счастью, посылки шли через лагерное начальство, и оно не
позволило осквернить перевоспитываемые желудки буржуазной роскошью: сами
все сожрали. А ответственным работникам в хитром магазинчике выдали для
ради праздничка по миске баланды с капустным листом и по краюхе серого
хлебушка. Собрали тут же, в магазине, бюро и дали Друбецкомузаде строгача
с предупреждением.
Бог любит троицу. Самый страшный случай произошел во время
исторического визита Генерального секретаря. Агапий Платонович отвечал за
встречу, и надо же было ему перепутать понятия «эскорт» и «кортеж»! А еще
языкам обучался! Смех смехом, но в результате этой ошибки ошарашенных
гаишников в белых крагах рассадили по «зилам» и «чайкам», а генсек с
супругой оказались вдруг на мотоцикле и погнали по шоссе без всякого
прикрытия. Идиотское происшествие было подано прессой как торжество
демократии в ее подлинном понимании. Агапию Платоновичу дали пинком под
зад в связи с переходом на другую работу.
С горя Друбецкойзаде занялся футурологией. Она, как известно,
особенных знаний вовсе не требует, а требует она единственно крепкой веры
в поступательное движение прогресса. Друбецкойзаде автоматически
перепихнул все желаемые, но не достигнутые достижения в две тысячи
пятидесятый год и стал ждать, что получится. И чуть было не дождался
Государственной премии за неистовый оптимизм. Но тут Павел Янович
предложил ему интересную работу в своем министерстве, закончившуюся
вышеописанным крахом и попаданием в Заведение. Агапий Платонович не сразу
понял, что путь назад отрезан навсегда, требовал воссоединить его с тремя
женами одновременно. Потом перебесился, вступил в санитарную службу и стал
референтом самого Гегемонова. Он наловчился складывать из гегемоновских
речевых фрагментов довольно приличные выступления, подкрепляя их цитатами
из последних указаний. Попутно он продолжал вести научную работу,
подтачивая авторитет самого ученого человека в Заведении академика
Фулюганова Диавола Христофоровича.