8
Ванда не сразу вернулась в дом. Вначале она постояла на аллее, где
яблони с каждым десятилетием удавались все лучше и лучше. Даже буря не
смогла здесь сбить все плоды. Она прошлась, останавливаясь у мест,
приметных лишь ей.
Инфаркт. Старость. Рак. Старость. Старость. Рак. Суицид. «Тайфун»,
взорвавшийся в руках. Снова старость...
Двадцать могил, двадцать плевков в костлявое лицо смерти. Неизмеримо
далеко от Терры – которая для Каховски всегда оставалось Землей, от
древнего–предревнего города Кракова, где она родилась.
– Сегодня я вернусь домой, – сказала Ванда. Ей захотелось, чтобы Дач
сейчас был рядом – он бы понял. Но и Дач и Томми сейчас бежали к
компенсатору, к своей древней шлюпке, которую могли не заметить
орбитальные патрули.
Прихрамывая – старая травма колена, которую приходилось подолгу
залечивать после каждого аТана, Ванда Каховски вернулась к дому. Было тихо
– пока еще тихо.
Она постояла в гостиной – мягкие кресла, опущенные шторы, полумрак...
Позвала:
– Агат! Агат!
Черный кот неторопливо спрыгнул с подоконника, подошел к ней.
Каховски нагнулась, провела ладонью по мягкой шерстке:
– Агат, пора. Понимаешь?
Черный кот издал протяжное мяуканье, которое заставило бы
насторожиться Дача или иного лингвиста–супера.
– Нет. Все очень серьезно. И времени нет. Беги к Марии. Немедленно.
Снова жалобный крик – уже почти не звериный.
– Агат!
Кот отступил на шаг.
– Да, это твой дом. Но скоро его не станет. Иди к Марии. Там Снежок и
Рыжка. Иди.
Когда, вспрыгнув на подоконник, Агат еще раз посмотрел на Ванду –
жалобно и недоуменно, она закричала:
– Да иди же, тупой! Иди!
Занавеска колыхнулась. Ванда, прихрамывая чуть сильнее обычного,
прошла в столовую. Включила плиту – рацион номер десять, штурмовой–прим.
Залпом выпила боевой коктейль – как всегда невыносимо противный и чуть
пьянящий. Поколебалась, отпила полчашки горячего шоколада, и, оставив все
остальное на сервировочном лотке, поднялась в свою спальню.
Здесь шторы были раздернуты, и она почти сразу заметила серебристую
точку, зависшую в небе. Секунду Ванда стояла, любуясь истребителем
Империи. Потом прошла вдоль стены, ласково касаясь то «Шанса», то
«Ультиматума», то «Кондора–СТ». Много оружия, очень много. Хватило бы на
всех, кто сейчас готовится штурмовать маленький домик в бесконечном саду.
Каховски выбрала скорострельный фазер, любимое оружие
киллеров–одиночек, самоделку с ограниченной логикой. Ей слишком не
хотелось ошибиться, чтобы пренебрегать псевдоинтеллектом оружия. Несколько
минут она потратила на ввод ограничений, поглядывая на застывшую в небе
«Синюю Птицу». Потом, положив фазер на колени, села у окна.
Три минуты тишины перед вечностью – не слишком много?
Конверт, принесенный вчера нарочным, по–прежнему лежал на журнальном
столике. Каховски повертела «аТановский» бланк – мерцающая золотом
эмблема, ровные рукописные строчки – жест особого уважения.
«Госпожа Фискалоччи! На протяжении почти двухсот лет вы являлись
нашим неизменным и уважаемым клиентом. Если ваше решение о непродлении
«аТана» вызвано временными материальными трудностями, то я, как
полномочный представитель компании, имею честь предложить вам
беспроцентный и бессрочный кредит на сумму, равную стоимостью льготного
(категория: Г – К – 6) аТана. Единственным условием является использование
кредита на возобновление вами бессмертия.
Для получения кредита и продления аТана вы можете воспользоваться
упрощенной процедурой, отвечающей пунктам 3.2 и 3.3 стандартного договора.
Если же решение прервать контракт вызвано личными мотивами, смею
предложить Вам консультацию танатолога и курс психологической
реабилитации, которые согласно пунктам 6.4 и 7.1 предоставляются вам
абсолютно...»
Каховски встала, окинула взглядом оружие на стенах, и неторопливо
поднялась на чердак. Пыль, хлам, полутьма. Зато здесь имелось очень много
маленьких окон – сквозь которые было прекрасно видно бегущих к дому
десантников. Ванда подняла фазер, отлавливая среди людей громоздкую, хоть
и стремительную фигуру булрати. Нажала на спуск. Стекло брызнуло наружу,
мелкими огненными каплями, а булрати разорвало напополам.
– Первый, – сказала Ванда, семеня к соседнему окошку. Но в нее еще не
стреляли. Откуда–то с неба загремел тысячекратно усиленный голос:
– Именем Империи! Прекратите огонь и выходите...
– Второй, – выцеливая иссиня–черную чешую меклонца сказала Ванда.
Меклонец, свернувшись в эмбриональный шар, замер среди деревьев.
Чердак озарило голубой вспышкой. Каховски почувствовала, как
подломились ноги, а пол стремительно ринулся навстречу. Стационарный
станнер... давно пора.
Все–таки кое–что она успела. Немного...
Подстегнутые боевым коктейлем нервы все еще служили ей. Ванда
подтянула ствол фазера к голове, выдохнула, и надавила на спуск. Ничего.
Только замерцал огонек ограничительных цепей. Ах да, она ведь тоже –
человек... хотя бы с точки зрения оружия. Непослушными пальцами Ванда
принялась отключать блок псевдоинтеллекта.
Ей удалось справиться в тот самый момент, когда лестница затряслась
от тяжести закованных в броню людей, а черепичную крышу пробила
суставчатая лапа меклонца. Секунду Ванда задумчиво смотрела на нее, потом
с сожалением перевела взгляд на фазер.
– Найди его, Кей, – прошептала она. – Кто бы он ни был...
На этот раз фазер согласился стрелять.
