7. Мститель
Меня разбудил настойчивый сигнал интеркома. Я взглянул на светящиеся
цифры часов и соскочил с постели. До выхода из гиперпространства
оставалось еще четыре часа. Должно было случиться что–то чрезвычайное,
чтобы меня разбудили посреди ночи.
– Капитан слушает, – сказал я, натягивая форму. На экране интеркома
появилось лицо Редрака.
– Мы проходим мимо дрейфующего корабля.
– Ну и что с того?
– Корабль подает сигналы бедствия во всех диапазонах.
– Он в обычном пространстве?
– Да.
– Действуй по уставу.
Я быстро прошел через комнаты, взглянул на Даньку – тот мирно спал в
моей спальне, в ногах у него свернулся клубочком Трофей. За трое суток
полета «котенок» вымахал до размеров пуделя, ничуть не утратив при этом
игривости.
Пока лифт поднимал меня в рубку, я торопливо пролистал маленькую
книжечку полетного устава, свод правил, единых для всех кораблей
галактики. Мы были обязаны прийти на помощь – если только не видели
убедительных признаков ловушки. В первом же космопорту, где мы сядем,
контролеры проверят записи нашего «черного ящика», контейнера, имеющего
прямой выход к компьютеру и невообразимое количество пломб. Если будет
обнаружено нарушение, да еще такое, как неоказание помощи терпящим
бедствие, нас объявят вне закона.
Говорят, пиратские корабли часто пользуются этим пунктом для
перехвата идущих в гиперпространстве торговцев.
В рубке уже были и Эрнадо, и Ланс. Я кивнул им, усаживаясь в свое
кресло. Внешне стандартный пульт перед ним позволял отдавать приоритетные
команды, перекрывающие сигналы с любого другого пульта и отменяющие
решения центрального компьютера.
– Мы будем рядом через три минуты, – сказал Редрак. – Я запустил
«мерцающий зонд».
Мерцающий зонд был сложным и дорогим устройством, способным на
мгновение выйти из гиперпространства в реальный космос, собрать информацию
и вновь вернуться к кораблю.
– А что обнаруживают наши локаторы?
Я мимоходом взглянул на огромный экран гиперлокатора и отвернулся. В
переплетении разноцветных линий и точек, дающих отображение на плоскости
пятимерного пространства, мог разобраться лишь пилот высочайшего класса.
Такой, как Редрак.
– Упрощение до минимума, – скомандовал Редрак. Экран мгновенно
очистился, теперь на нем были лишь две точки: мерцающая зеленым – наш
корабль, идущий на сверхсветовой скорости, и неподвижная красная – чужой
корабль, дрейфующий в обычном пространстве.
– Информации мало, капитан. Корабль больших размеров, сопоставим с
крейсером. Защитные поля отключены, вокруг корабля – множество мелких
предметов и полурассеивающееся газовое облако.
– Похоже на правду, – с сожалением сказал Эрнадо. Картина катастрофы
полная, пройти мимо нельзя.
– Сейчас вернется зонд. – Редрак переключил экран обратно на сложный
режим. – Он уже входит в гиперпространство.
На вспомогательных экранах появилось изображение. Чернота
«настоящего» космоса, разноцветная мозаика звезд... И что–то смятое,
оплавленное, напоминающее исполинский цилиндр, плавно переходящий в
небольшой шар.
– Это не западня, – дрогнувшим голосом сказал Ланс. – Это крейсер
клэнийских наемников! И кто–то разнес его на кусочки! Двигательный отсек
оторван, боевые палубы разрушены, жилые отсеки разгерметизированы...
– Выходим из гиперпространства, – хмуро сказал Редрак. – Не понимаю,
что тут произошло, но эскадра, уничтожившая клэнийский крейсер,
напрашивается на неприятности, которые нам не нужны. С этими ребятами
ссориться не стоит.
Пол мелко завибрировал. Наш корабль выходил в трехмерное пространство
и гасил скорость. Где–то в глубине машинных палуб стремительно сжимались
шары гравикомпенсаторов, поглощая чудовищную энергию торможения. За
несколько минут мы сбросили скорость, близкую к скорости света – и за это
придется расплачиваться неделями и месяцами полуторной перегрузки.
Существовал, правда, еще один выход из положения...
Я подумал о Даньке, задыхающемся сейчас под внезапно навалившейся
тяжестью, и приказал:
– Щадящий режим для капитанской каюты.
– Есть, капитан.
Индивидуальный гравикомпенсатор моей каюты включился, снижая силу
тяжести вокруг себя до единицы. Я включил интерком, коротко произнес:
– Данька, оденься и оставайся в каюте до дальнейших распоряжений.
– Скорость погашена, – сообщил Ланс. – Мы в полусотне километров от
цели.
– Сколько гравикомпенсаторов было задействовано на снятие инерции?
– Тридцать два процента, капитан.
– Дать команду на отстрел их в космос.
Редрак заколебался.
– Слишком расточительно, капитан... Треть общего запаса... Мы лишимся
боевого резерва.
Я молча коснулся клавиш, отдавая команду со своего пульта. Корабль
вздрогнул, и перегрузка исчезла. Собравшие в себя энергию торможения
черные шары компенсаторов были выброшены в космос. Теперь они будут годами
плыть в пространстве, распространяя вокруг себя зону гравитационной
аномалии, медленно расширяясь от размеров спичечной коробки до
полутораметровых шаров.
– Мы не можем ползать по «Терре», как пришибленные мухи, – сказал я.
– Премии за спасение корабля будет достаточно, чтобы закупить новые
компенсаторы.
Возражений не последовало. Впрочем, они уже были бесполезны...
– Спасательная команда – Эрнадо, Редрак. Возьмите два катера,
аварийные зонды, спасательные капсулы. Мы с Лансом прикроем вас с корабля.
– Надеюсь, это не понадобится, – заявил Редрак, выбираясь из кресла.
– Клэнийский крейсер способен уничтожить пару–другую боевых катеров даже в
таком состоянии. У него каждый метр обшивки нашпигован датчиками и
излучателями.
Я кивнул. Риск был крайне велик, но, увы, неизбежен.
– Подавайте сигналы «Друг. Иду на помощь» непрерывно, – посоветовал
я. – Возможно, это подействует.
Редрак вяло махнул рукой: «Знаю, знаю..." – и скрылся вслед за Эрнадо
в дверях лифта.
Я снова включил интерком.
– Данька, можешь подняться в рубку. Только без нашего пушистого
друга, ясно?
– Планета Клэн – это маленький скалистый мирок в системе белого
карлика, известного как Дьявольская Звезда, – рассказывал я Даньке то, что
когда–то слышал от Эрнадо. – Температура на поверхности колеблется от
минус семидесяти до плюс шестидесяти пяти. Излучение Дьявольской Звезды
убивает незащищенного человека за несколько дней. Но на Клэне есть
кислород и вода, есть Храм Сеятелей, есть жизнь. Вполне соответствующая
местным условиям, надо сказать... Клэнийцы гуманоиды, но диапазон условий,
в которых они могут жить, немыслим. Жесткое излучение, кипящая вода,
жидкий азот, ртутные и свинцовые испарения, пятипроцентное содержание
кислорода – все это для них неприятная, но терпимая внешняя среда. Они
столетиями воевали между собой и, войдя в галактическую цивилизацию,
освоили лишь одну профессию – солдат–наемников.
– Крайне дорогих солдат, – вставил Ланс.
– Да. Нанять на несколько месяцев клэнийский крейсер под силу не
каждой планете. К тому же, у них очень четкие правила чести. Они
соглашаются воевать лишь в том случае, когда считают это этичным, когда их
вмешательство не нарушает законов враждующих планет. Шоррэй Менхэм в свое
время не смог уговорить их участвовать в захвате Тара.
– Мне кажется, дело в том, что они уважают нашу планету, – снова
вступил в разговор Ланс. – Мы продаем им оружие веками...
На обзорных экранах мы видели катера Эрнадо и Редрака, кружащие
вокруг разрушенного исполина. Пока никаких признаков жизни клэнийский
корабль не подавал...
– Чаще всего крейсеры клэнийцев нанимают в качестве патрульных целые
планетные федерации. Они охраняют торговые трассы, охотятся за пиратскими
кораблями... Экипаж каждого крейсера – одна семья, в прямом смысле этого
слова. Они дерутся до конца, даже если силы абсолютно не равны. Предать
свой корабль для клэнийца немыслимо...
Я замолчал, осознав немыслимую деталь нашего разговора. Ланс вступил
в беседу, которую мы с Данькой вели на русском!
– Ланс!
Пилот смущенно отвернулся. Данька покраснел.
– Это еще что за новости, – тихо спросил я. – Заговор за спиной
капитана? Мы не клэнийцы, но...
– Капитан, я не думал, что вам будет неприятно, – немного растерянно
сказал Ланс на стандарте. – Мальчик просил научить его галактическому, но
я счел это излишним. На Земле он ему не пригодится... да и не все
корабельные разговоры ему следует знать. А для вас всегда будет радостно
вспомнить родной язык, поговорить на нем с кем–либо... Мы использовали
лингвенсор и церебральный гипнотранслятор, так что я теперь владею русским
в том же объеме, что и Даниил.
Я набрал побольше воздуха. И выдал очень длинную фразу на родном
языке. Ланс покраснел.
Видимо, словарный запас бытового русского у Даньки был неплохой.
Черт побери, действительно приятно вспомнить родной язык. Даже в
чем–то радостно, как выразился Ланс.
– Кто еще пользовался гипнотранслятором? – спросил я. – Эрнадо?
– Нет, он знает девятнадцать языков, его мозг и так перегружен.
Редрак.
Я слепо уставился на экран. Глупо было обижаться, Ланс действовал из
лучших побуждений. А Даньке, конечно же, надоело общаться только со мной.
Тем более, что последние дни я безвылазно провел с Эрнадо в тренировочном
зале, занимаясь безжалостной порчей плоскостных мечей.
И все же обида не отпускала. Данька мог и сказать мне о том, что
занимался с Лансом...
– Сергей...
Я повернулся к Даньке.
– Мы думали, выйдет сюрприз...
– Если я найду на корабле настоящий кожаный ремень, сюрпризы
участятся, – пообещал я.
Данька без тени улыбки кивнул.
– Капитан, лучше я отсижу пару дней в карцере, – на галактическом
произнес Ланс. – Моя вина гораздо больше...
– Дурак, – тоже переходя на галактический, сказал я. – Того, кто хоть
пальцем тронет мальчишку, я убью на месте.
– Я понимаю. Но Данька любую угрозу воспринимает всерьез. Его
воспитывали... излишне строго.
Я вновь выругался, на этот раз стараясь подбирать выражения помягче.
Сказал:
– У меня великолепный экипаж. Мальчишку нельзя наказывать, ему
вдоволь досталось на нашей родной планете. Ты всегда готов признать своей
чужую ошибку. А Редрак Шолтри умрет на месте, если его убедить, что он
виновен... Идея была его?
– Да... Как вы узнали?
– Он сходит с ума от подозрительности. Редрак спокоен за свою жизнь
до тех пор, пока предупреждает нас о всех мыслимых и немыслимых
опасностях. А Даньку он считает вражеским агентом. Язык врага надо знать,
как говорят на Земле...
Из фона послышался голос Редрака:
– Капитан, есть новый сигнал из жилых ярусов! Выхожу из катера,
попробую войти внутрь...
– А еще у вас говорят: легок на помине, – похвастался новыми
познаниями Ланс.
Я кивнул. Произнес на русском:
– Хорошо, Редрак, валяй...
Нагнулся поближе к микрофону и прошептал еще пару слов.
Мы вошли в ангар, как только компрессоры заполнили его воздухом. От
серебристых дисков катеров тянуло холодом, на броне выступала изморозь.
Ланс расстегнул кобуру деструктора, пробормотал:
– Даже один клэниец – это уже слишком много. Так нам говорили в
училище...
Люк одного из катеров раскрылся, наружу выбрался Эрнадо. Я заметил,
что фиксатор меча был расстегнут, мой учитель явно готовился к любым
неожиданностям.
– Уверены, что на крейсере никого не осталось? – спросил я.
Эрнадо покачал головой.
– Жилые ярусы мы обшарили полностью. А на боевых постах и машинных
палубах радиация слишком велика... Даже для них.
Редрак тоже открыл люк. Но выходить не спешил... Ланс поморщился и
положил руку на пистолет.
Клэниец вышел первым. Он слегка пошатывался, но, в общем–то, выглядел
неплохо для человека, шесть часов пролежавшего в полуразгерметизированном
скафандре под обломками металлических переборок. Следом за ним выбрался
Редрак, прихрамывая куда больше обычного.
На первый взгляд клэниец мало чем отличался от человека.
Широкоплечий, но вполне пропорционально сложенный, со светлой кожей...
Последнее, впрочем, было фактором непостоянным. Цвет кожи у клэнийцев
менялся в очень широких пределах, выполняя роль природного маскировочного
халата и одновременно защищая от солнечного излучения... Лицо было
молодым, абсолютно безэмоциональным и лишенным каких–либо шрамов или
ожогов. Это, впрочем, не говорило о его малом боевом опыте или потрясающей
удачливости. Просто регенерация у клэнийцев развита куда больше, чем у
других народов галактики. Говорят, что отсеченное ухо или палец вырастают
у них заново через два–три месяца.
Окинув нас быстрым взглядом, клэниец безошибочно выделил меня в
качестве старшего. Прошел по металлическому полу ангара – его высокие
ботинки на толстой подошве издавали лязгающий звук и словно прилипали к
полу. Остановился в нескольких шагах, склонил голову.
– Капитан, я благодарен за то, что мой долг продлится. Вы вправе
выбрать награду: деньгами, иммунитетом или служением.
Его произношение было безукоризненным, а вот смысл довольно запутан в
ритуальных фразах. Еще на Таре меня злили подобные словесные обороты... Я
вопросительно посмотрел на Ланса.
– Он должен что–то выполнить, иначе на его семью падет презрение
родной планеты, – пояснил Ланс на русском. – А в благодарность за то, что
получил возможность исполнить долг, предлагает денежное достояние своей
семьи, неприкосновенность со стороны всех клэнийцев – они никогда не
поддержат наших врагов – или пожизненное служение после выполнения долга.
Я бы выбрал вторую награду, капитан.
Клэниец с любопытством взглянул на Ланса. Конечно же, он не знал всех
языков галактики. Но его, похоже, учили определять планету по фонетике
произносимых слов. Вряд ли русский или любой другой земной язык входили в
список для обучения...
– Я отказываюсь от награды – спасение в космосе наш общий долг, –
сказал я. Эрнадо за спиной клэнийца одобрительно кивнул. – Если это
возможно, объясни, что случилось с твоим кораблем и в чем твой долг?
– Это один и тот же вопрос, – не колеблясь, ответил клэниец. –
Корабль уничтожен в честном поединке. Мой долг – отомстить за свою семью.
– Насколько я понимаю, это теперь долг всей планеты Клэн?
– Нет. Поединок был честным – один на один, после нашего вызова.
Гибель корабля – позор моей семьи. Я единственный, кто остался в живых.
Если я отомщу, то смогу возродить наш род.
Ланс покачал головой, тихо сказал на стандартном:
– Поединок был честным? Вам достался хороший противник...
– Да. Слишком хороший... – безучастно ответил клэниец.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Клэн.
Все верно... Для чужаков он может носить лишь два имени – своей семьи
или своей планеты. Семья опозорена, ее имя не должно звучать, пока не
свершится возмездие. А если последний оставшийся в живых не отомстит за
семью – ее имя исчезнет навсегда.
– Как случилось, что крейсер с планеты Клэн был уничтожен в поединке
один на один? – продолжал я расспросы.
– В этом нет тайны. Мы несли патрульную службу по контракту с
тройственным союзом вольных планет. Восемь часов назад наблюдатели
обнаружили в гиперпространстве корабль, идущий без позывных. Мы вынудили
его выйти в открытое пространство и потребовали досмотра.
– Досмотр – крайняя мера, – задумчиво сказал Ланс. – Только из–за
того, что корабль шел без позывных?
Клэн словно и не услышал его слов.
– После того, как корабль отказался принять десантную группу, мы
открыли предупредительный огонь. Бой был честным, но мы проиграли.
– Корабль, с которым вы сражались, был Рейдером одиночного класса в
противолазерной броне? – Я выпалил эти слова, уже не сомневаясь в ответе.
Клэн вздрогнул.
– Да. Откуда тебе известно о Белом Рейдере?
– Это и наш враг, – твердо сказал я. – У нас с ним свои счеты. Рейдер
дал какую–либо информацию о себе перед боем?
Кожа клэнийца медленно темнела. Он буравил меня холодным, почти
нечеловеческим взглядом, словно решая, не вцепиться ли в горло. Ланс сжал
ладонь на рукояти деструктора.
– Я принц планеты Тар, – быстро произнес я. – У меня нет оснований
лгать тебе. Белый Рейдер – наш враг.
Клэн пристально посмотрел в мое лицо.
– Да, принц, я узнал вас. И верю вашим словам. Человек, убивший на
дуэли Шоррэя, не станет лгать без необходимости.
Интересная мысль, ничего не скажешь...
– Рейдер отказался от досмотра под предлогом того, что принадлежит
секте Потомков Сеятелей и выше подозрений.
Редрак вздохнул.
– Этого нам только не хватало... Кучка религиозных фанатиков,
завладевшая сверхкораблем...
Я знал о секте Потомков достаточно, чтобы мне стало не по себе.
– Клэн, – почти умоляюще произнес я. – Твой враг – это и наш враг.
Почему вы требовали досмотра корабля сектантов?
Он молчал так долго, что я уже перестал надеяться на ответ.
– В излучении Рейдера, идущего в гиперпространстве, наши детекторы
обнаружили спектр кварковой бомбы.
Я почувствовал страх. Дикий, беспредельный страх человека, у которого
уходит из–под ног Земля. Земля с большой буквы, не просто почва, не песок
и глина чужих миров, не сталь корабельного пола, а целая планета.
Земля.
Кварковая бомба использовалась для одной–единственной цели. И
применяли ее лишь дважды, после чего самые воинственные миры галактики
присоединились к договору о запрещении такого оружия.
Кварковая бомба уничтожала целую планету. Защиты от нее не
существовало.
