1. Кондотьер
Переход был похож на мгновенную смерть. Хотя, что мог сказать Вишена
о смерти, ни разу не умерев? Но он почему–то верил, что смерть именно
такова – мутнеет в глазах, пустота в груди, и – тьма...
Он очнулся в густой пахучей траве. Где–то вдалеке противно каркали
вороны, словно насмехаясь над его слабостью.
Вишена приподнялся на руках и сел, машинально проверяя, при нем ли
меч. Меч был на поясе, как обычно. Тогда он встал на затекшие непослушные
ноги.
Солнце, красное не в меру, клонилось к далекому лесу, едва
различимому на горизонте. Цепочка холмов перечеркивала равнину, похожую на
мохнатый стол – трава буйно росла везде, куда ни глянь.
Повернувшись к солнцу спиной Вишена увидел замок. Белый, с высокими
островерхими башнями, ясно различимый на фоне вечернего неба.
Силы быстро возвращались; это Вишену обрадовало. Он с удивлением
оглядел себя – плечи покрывал чей–то белоснежный плащ.
– Ишь, ты!
Вишена впервые видел такой. Материя незнакомая, тонкая...
Стоп!
Он вспомнил, как пробовал наощупь плащ Яра, упавший тому на плечи у
входа в дулебские пещеры. Та же тончайшая ткань, но не аспидно–черная, а
ослепительно–белая. На мальчишке плащ казался длинным, Вишене же он
пришелся как раз впору. Застежка с затейливым гербом была прохладной и
шероховатой, словно резьба на ножнах богатого меча.
Вся остальная одежда была старой и привычной и давно стала для Вишены
второй кожей.
Но где же спутники? Где Тарус–чародей, где Боромир, где Славута? Где
даты и песиголовцы? Ведь было их почти шесть десятков перед уходом из
родного Мира.
«Надо же, – подумал Вишена, – так мыслю, словно до этого только и
делал, что по разным Мирам шастал. Чудно...»
Он стоял посреди чужой степи в полном одиночестве.
«Может, нечисть чего наворотила?»
На этот случай у Вишены имелся верный и не раз испытанный способ –
волшебный изумруд на гарде меча, вспыхивающий, если вблизи оказывался
кто–нибудь из нечистых – леший ли, полевик, черт ли какой – все равно.
Он медленно взялся за рукоять, опуская взгляд.
И остолбенел.
Некогда сверкающий клинок стал черным, как вороненые мечи
песиголовцев. А на месте волшебного изумруда – руны, искусно отлитые в
металле.
Сначала Вишена подумал, что меч подменили. Но подержав его в руках
понял, что ошибается. Та же привычная рукоять, знакомая не первый год
балансировка... Даже клеймо древнего мастера сохранилось, часть знака
хозяина Ко. Но меч стал абсолютно черным и что это означало Вишена не мог
знать. Эх–ма, где Тарус–чародей, побратим–всезнайка? Хотя, и он, поди, не
ответил бы. В эту весну Вишена понял, что и тарусовы знания не
безграничны. Миров–то, оказывается, много.
Вздохнув, Вишена неспешно побрел к замку. Шагов через десять он
наткнулся на ничком лежащего человека. Руки его с короткими пальцами были
раскинуты, затылок покрывали не человечьи волосы, а скорее пушистый черный
мех, а на макушке торчком стояли остроконечные треуглые уши.
«Песиголовец...»
Вишена осторожно перевернул его на спину. На морде, и впрямь очень
похожей на собачью, застыло выражение не то удивления, не то муки.
Впрочем, Вишена не был уверен, что истолковал все правильно. Поймут ли
люди песиголовцев настолько, чтобы разбираться в их мимике?
Откинув полу плаща Вишена извлек из дорожной сумки кожаную флягу,
наполненную еще в родном Мире. Вода из печенежской реки струйкой стекла по
плотному меху; песиголовец высунул длинный розовый язык и слизнул
несколько крупных капель. Еще через мгновение веки его дрогнули. Вишена на
всякий случай отодвинулся.
Песиголовец открыл глаза и сел, глядя на Вишену. Взор его был тяжкий,
словно свинцовый, глаза темны и колючи. Но Вишену он, видимо, узнал.
– Вода? – спросил он. Речь напоминала ворчание какого–нибудь Полкана
с хутора в Тялшине или Лойде. Чудное создание...
Вишена протянул флягу песиголовцу. Пил тот истинно по–собачьи: налил
воды в ладонь и мгновенно вылакал. Тому, что речь чужака понятна, Вишена
не удивился: привыкаешь даже к волшебству. А здесь вся округа волшебством
пропахла.
Песиголовец вернул флягу, напившись; не успел Вишена водворить ее
обратно в сумку, в стороне зашуршала трава.
Обернулись: еще один песиголовец подходил, тряся головой.
«Ага, – подумал Вишена. – Небось, все наши в траве валяются, в себя
приходят.»
Он вскочил и принялся за поиски. Песиголовцы тем временем ворчали о
чем–то промеж собой.
Однако напрасно Вишена бродил, раздвигая высокое разнотравье – никого
не отыскал. Лишь в одном месте задержался, где трава была подозрительно
примята, но вскоре понял, что это он сам тут очнулся, потревожив тугие
зеленые стебли пастушьей сумки.
– Эй, плосколицый, – окликнул его один из песиголовцев. – Коли своих
ищешь, то зря: нет здесь никого. Не труди ноги.
Вишена вопросительно уставился на них; взгляд сам собой задержался на
влажных черных носах.
«Ну да, – рассеянно подумал он. – Эти, поди, учуяли бы...»
– Меня зовут Вишена, – сказал он вслух. Прозвище «плосколицый», хоть
и отражало в некотором смысле людскую наружность, вряд ли бы пришлось кому
по нраву. Впрочем, как и слово «песиголовец» по отношению к этим странным
созданиям. Сами–то они звали себя арранками.
Поколебавшись, один сказал:
– Гарх... Это имя.
В иное время Вишена и впрямь мог принять это просто за рык.
– Урхон...
Вряд ли песиголовцы, смертельно враждовавшие и с дулебами, и с
прочими людскими родами, испытывали особую радость, общаясь с Вишеной. Но
вожак их, Анча, сказал, что покамест арранки действуют заодно с людьми
Боромира и Йэльма, а уж вожакам своим псоглавые повиновались
беспрекословно.
– Если здесь нет никого, то где же остальные? – спросил Вишена.
– Не знаю, – отрывисто произнес Гарх. – Здесь только мы трое.
– Значит, пойдем к замку, – решил Вишена.
Ничего больше и не оставалось.
Песиголовцы шагали быстро; на ногах у них было по два сгиба – верхний
как колено у людей, а нижний что у птиц, назад. Из–за этого казалось,
будто они ходят полуприсев. И ступня у них разнилась с человечьей: не
вытянутая, а округлая и плоская. Сапоги их выглядели очень непривычно.
Вишена усмехнулся: его сапоги, небось, тоже кажутся песиголовцам
странными.
На полпути к замку встретилась низкая башенка, сложенная из бурого
песчаника. Над тесовой кровлей трепыхался зеленый флажок. Дверь была
крепко заперта снаружи на внушительный засов.
Когда они прошли мимо, флажок над башней окрасился в цвета Вишениного
плаща.
Солнце опустилось совсем низко.
К замку они подошли в сгущающихся сумерках. Гостей заметили: по
стене, позвякивая доспехами, пробежал воин, послышались перекликающиеся
голоса. Скрипнули, отворяясь, ворота.
Вишена огляделся: рва вокруг замка не было. Странно, он слышал, что
любой каменный замок непременно должен опоясываться рвом, полным воды.
Даже в родных селениях кое–где устраивали подобную преграду перед
бревенчатыми кладками–заплотами.
Песиголовцы теснее прижались плечом к плечу: из ворот показались
воины. Семеро. С плеча переднего ниспадал такой же плащ, как и у Вишены,
только с алой каймой. Остальные были просто в кожаных куртках с нашитыми
металлическими пластинками и гербом на груди: черный орел на белом поле.
Все вооружены мечами и короткими пиками; шлемов здесь то ли не признавали,
то ли просто не надели в этот раз.
– Приветствую тебя, присоединившийся! Вижу, ты привел двух чужаков.
Это отрадно.
Вишена понял смысл сказанного, хотя каждое слово в отдельности
звучало совершенно незнакомо. Наверное, Тарус перед хождением в этот Мир
наложил толмач–заклинание.
– Назови свое имя! – попросил воин в плаще. Именно попросил, а не
потребовал, хотя голос у него все время звучал очень властно.
– Вишена Пожарский, – представился лойдянин.
– Пойдем, Вишена Пожарский, и ты сразу же получишь обещанные деньги.
А потом отдохнешь, завтра, не иначе, битва. Дозорные дали знать: орки
вышли из Барад–Нарана.
О чем толкует ватаг белых воинов Вишена не вполне разобрался.
Несомненно одно: их принимают как своих, а завтра, видать, враги нападут.
Ладно. Отдохнем. Разберемся.
Он кивнул; обернулся к песиголовцам и призывно махнул рукой, ибо те
скорее всего понимали в происходящем еще меньше, чем лойдянин.
Когда проходили мимо стражников ушей достиг слабый шепоток:
«Странные чужаки какие... Сроду таких не видал...»
«Я тоже...»
Ратники шептались еще о чем–то, но Вишена вместе с песиголовцами
прошли мимо и слов было уже не разобрать.
Замок был совсем невелик. Четыре башенки, стены, да мурованные палаты
в центре. Народу в замке раз, два и обчелся: стражники на стенах, пара
дворовых да несколько слуг в палатах. Чадили факелы; иного света в
помещениях не устроили.
– Вот плата, сказал человек в плаще. – Меня зовут Сириан.
Вишена машинально принял кожаный кошель, набитый тяжелыми монетами.
Заглядывать внутрь он не стал.
Потом их проводили в маленький покой похожий на горницу где–нибудь в
небольшом лойдинском тереме. Взгляд скользнул по лавкам у стен,
деревянному столу да четырем ложам за плотной занавесью.
Подали ужин: холодное мясо, хлеб, слабое красное вино и чудные
красные плоды, каких Вишена прежде не то что не едал, а даже и не видел
никогда. Плоды оказались вкусными, правда мелкие семена так и норовили
застрять меж зубов. И вино было сносным, хотя и кисловатым. Вишена привык
к пиву, а вино пил всего раз или два в жизни, в походах.
Постепенно пришли мысли. Об обитателях этого странного замка, о
завтрашней битве. То, что придется помочь местным, Вишена уже воспринимал
как неизбежное. Рука сама потрогала монеты под шероховатой кожей.
«Во, чудаки, денег дали полный кошель. А ежли я сбегу?»
Но Вишена знал, что не сбежит.
«Орки вышли из Барад–Нарана...»
Орками на дальнем западе называли всякую нечисть,
полулюдей–полузверей, однако ловко обращавшихся с железным оружием –
мечами, секирами, палицами – и нрав имевших далеко не мирный.
«Куда ж меня занесло–то? В какие края? Где други–побратимы?" – думал
Вишена, засыпая. Песиголовцы, наевшись мяса, сопели на соседних ложах.
Разбудил их призывный звук трубы. В коридоре дробно топотали воины,
бряцая оружием и гортанно вскрикивая.
Вишена встал и нащупал меч. Вчерашняя слабость сгинула, не оставив и
следа. От мысли, что придется помахать клинком Вишена даже несколько
оживился.
Дверь рывком распахнулась – Пожарский и оба песиголовца зашагали за
пехотинцем, который повел их наружу.
На дворе было красно от лучей восходящего солнца. Воины с белыми
щитами толпились у ворот; на стенах виднелись длинноволосые лучники, то и
дело натягивающие тетиву и пускающие стрелу куда–то за пределы замка.
Сириан в прежнем плаще выкрикивал команды, пытаясь перестроить пехотинцев
у ворот.
Вишена взошел на стену по едва заметно вытертым ступеням. У замка
было красно не только от лучей солнца – несколько десятков ратников с
красными щитами, всадники на волках в красных накидках приближались к
воротам замка. Отряд был небольшой, Вишена даже удивился, чего это Сириан
так волнуется. В неплохо защищенной крепости отбиться от такого количества
нападавших не составит особого труда.
Он перевел взгляд на орков–всадников. Их волки совсем не походили на
крылатых зверей, виденных в своем Мире. Пучеглазые крыланы, выходцы из
каких–то темных мест, оседлали огромных угольно–черных волков; здешние же
были хоть и довольно крупными, но уж никак не огромными, и вдобавок не
черного, а серого с рыжими подпалинами окраса.
Сириан наконец построил своих пехотинцев в некое подобие боевого
порядка. Вишена по–прежнему не понимал его суеты.
Над главной башней замка шевелился, как рыбина в потоке, флаг –
черный орел на белом фоне; восходящее солнце расцвечивало белое полотнище
в розоватые тона.
Орки несли свой флаг – белый полумесяц на кроваво–красном фоне. Какой
флаг останется развеваться над замком после битвы? Прежний? Или этот,
красный без всякого солнца?
Строй недругов приближался. Вишена не заметил никаких орудий, с
помощью которых орки смогли бы вышибить крепкие ворота или взобраться на
стены. На что они рассчитывают? Вишена вдруг остро ощутил себя здесь
совершенно чужим.
Он спустился к поджидающим внизу песиголовцам и направился к воротам.
Едва орки подошли достаточно близко, Пожарский понял, почему Сириан
так нервничал несколько минут назад и зачем собрал всех своих солдат
именно здесь.
Ворота, крепкие, окованные железом ворота, казавшиеся такими
надежными, исчезли. Растаяли в воздухе, как утренний туман. Под высокую
сводчатую арку ступила первая шеренга орков. И тотчас зазвенела сталь.
Туда, где сшиблись два щитоносных строя, соваться было нечего – и
Вишена, и песиголовцы привыкли сражаться только мечом и не имели никаких
доспехов. И они поднялись на стену.
Орки–всадники остановились напротив ворот, ожидая пока их
товарищи–пехотинцы прорвут строй защитников. Почему–то они в этом не
сомневались. Сталь звенела и звенела: крепость не собиралась сдаваться
легко. Вишена ясно слышал даже хриплое дыхание ратников.
Потом вдруг раздались крики: трое орков прорвались таки за спины
воинов в белом и метнулись вглубь двора, к подножию лестницы, что вела на
стены. Похоже, пора вмешаться.
Вишена выхватил непривычно черный меч и ринулся вниз по истертым
ступеням. Рядом, чуть позади, сопел Гарх. Или Урхон – Вишена не разглядел.
Да и трудно было различить псоглавых без привычки. Орки, спешащие
навстречу, на мгновение замерли, разглядывая человека и арранков, но всего
лишь на мгновение. А затем их мечи со звоном встретились.
Вишена обрушился на недругов, словно подрубленный клен, но орки
прятались за треугольными щитами, то и дело пытаясь клинками достать
противников. Вишена отбивал их выпады без труда, песиголовец, похоже тоже.
Когда Вишена поразил своего противника в плечо, оба песиголовца уже
расправились с орками. Но сквозь строй защитников прорвались еще пятеро.
Вновь взметнулся в замахе черный клинок Вишены и мечи арранков. Прикрывая
друг другу спины, они встретили орков сталью. На помощь поспешил кто–то в
белом со стены – наверное, Сириан, смотреть было некогда. Мельком Вишена
удивился: вожак, вроде бы, раньше рубился у ворот. Вернее, у места, где им
полагалось возвышаться.
Прошло еще немного времени, и щитоносцы–защитники легли под ударами
длинных пик, в арку гурьбой ворвались орки–всадники. Их тоже осталось
немного: лучники на стенах существенно проредили их строй. Вишена
погрузился в битву: отбивал удары пик, отмахивался от рычащих, роняющих
желтоватую пену, пастей, кромсал чужую, но истекающую такой же красной
кровью плоть. Кровь орков пахла сосем как человечья.
Когда последнего орка прижали к стене и расстреляли из луков, в арке
вновь появились ворота. Закрытые на крепкий дубовый засов. Окованные
железом, и на вид очень надежные.
Вишена, тяжело дыша, вытер меч о шерсть поверженного волка. Всадник –
рослый коричневокожий орк, разрубленный чуть ли не пополам, валялся рядом
в луже собственной крови. Он очень напоминал брошенную при переезде
тряпичную куклу, на которую впопыхах наступили. Остекленевшие глаза
глядели куда–то в небо.
Из защитников замка уцелело меньше половины.
Сириан, приглаживая всклокоченные волосы, приблизился к Вишене и
песиголовцам.
– Ну и ну! Не думал, что твои чужаки способны так сражаться...
Арранки глядели на человека в грязно–белом, запятнанном кровью и
потом плаще, Вишене показалось – вопросительно.
– Вчера я, признаться, был несколько разочарован... Хотя – все
радовались, кондотьеры не приходили к нам несколько лет. Но рассчитывали,
что приведешь кого–нибудь посильнее – демонов или призраков. Лучше всего,
конечно, парочку драконов. Таких чужаков, как у тебя, раньше никто не
видел. Но сражаются они – за троих каждый! Не хуже демонов...
Вишена слушал, пытаясь вникнуть. Получалось слабо.
– Как они зовутся–то? А то мы и не знаем...
– Арранки, – сказал Пожарский Сириану. – Это Гарх, а это Урхон.
Один из песиголовцев оскалился.
– Наоборот! Урхон – это я. Видишь шрам, человек? Запомни, со шрамом –
Урхон, если тебе не под силу различить наши лица.
Вишена виновато развел руками:
– Извините, воины, мне действительно трудно вас различать, но я
постараюсь.
Песиголовцы кивнули.
– Где можно напиться? – спросил Гарх. Кончики розовых языков
высовывались у них из пастей. Наверное, они бы и рады были их свесить,
ровно собаки в зной, но в людском обществе стеснялись.
Сириан подозвал одного из лучников, устало подбирающего стрелы у
стены, и песиголовцы ушли за ним на дальний конец двора.
Вишена хотел честно признаться, что понятия не имеет где очутился, и
не больше понимает – почему. Не успел: пронзительно закричал дозорный на
северо–западной башне.
– Отряд приближается! Эльфы!
Сириан нахмурился.
– Что, опять? – сочувственно спросил Вишена. Для обороны замка вряд
ли хватило бы сил.
Рука Сириана легла на эфес меча, но вынимать оружие вожак белых не
стал.
– С эльфами у нас последнее время мир... Но кто знает, что у них на
уме...
Вслед за Сирианом Вишена поднялся на северную стену. Из
раскинувшегося чуть левее леска показалась цепочка лучников в
зелено–коричневых одеждах. На длинном луке переднего колыхалось в струях
ветра зеленое полотнище с изображением дерева.
Когда они подошли поближе, Вишена с удивлением отметил, что в цепочке
шло четверо песиголовцев, а один из людей, высокий и светловолосый,
единственный в отряде с непокрытой головой показался ему знакомым.
– Хокан! – узнал Вишена дата. – Это Хокан!
Плечи дата покрывал зеленый плащ.
Отряд приблизился к стенам замка; предводитель особым образом помахал
импровизированным флагом в вновь повесил лук за спину.
– Все в порядке, – сообщил Сириан. – Сражаться с нами они не
собираются. Айда, выйдем к ним.
– Может, лучше пусть они сюда? В зале поговорим, поедим–выпьем...
Сириан странно посмотрел на Пожарского.
– Они не могут войти в наш замок.
Чувствовалось, что Сириан изумлен до глубины души этими словами.
– Ах, да, я и забыл... – несколько фальшиво вздохнул Вишена. – Ладно,
пойдем.
К ним присоединилось несколько ратников из команды Сириана, а также
оба песиголовца, незаметно возникших рядом. Вмиг открыли ворота; пройдя
вдоль шероховатых стен без малейших следов хотя бы одного штурма, они
приблизились к отряду эльфов–лучников.
Хокан заметно оживился, тоже узнав Вишену, а песиголовцы гортанно
перекликнулись и хором заворчали.
– Гляди ты! – покачал головой Сириан. – И у них такие чужаки... Хо,
да они еще и знакомы! Великие Кондотьеры! Что творится на наших землях?
– Эй, а я тебя знаю! – радостно заорал Хокан. – Ты – Вишена
Пожарский, верно?
Поморщившись, словно девица от крепкого словца, Сириан заговорил с
предводителем эльфов, предоставив Вишене беседовать с Хоканом без помех.
– За нами идет еще один отряд, в нем твой друг Славута! – сияя,
словно начищенный перед турниром меч, сообщил Хокан. – Мы уж отчаялись
тебя искать по Иллурии!
«Ну вот. Первое полезное знание – эта страна зовется Иллурия», –
подумал Вишена непонятно к чему. Чувствовать себя ничего не разумеющим
остолопом было очень неприятно.
– Сейчас мы спешим, но как орков вышибем из Хируэта, наверное будет
совет в Храме Ветров. Там соберутся почти все.
Эльфы и впрямь спешили: Сириан лишь коротко переговорил с их
предводителем. Вскинув руки в приветственном жесте, лучники в
коричнево–зеленых куртках зашагали на восток, к виднеющимся на самом
горизонте холмам.
Почему–то Вишене показалось, что горизонт в Иллурии куда дальше, чем
в его родном Мире.
Он глядел на проходящих мимо эльфов, стройных, черноволосых и
большеглазых. У некоторых из–под кожаных беретов выглядывали заостренные
уши, а пальцы на руках у них были длиннее и тоньше, чем у людей. Но больше
всего поражали их глаза – огромные по человеческим меркам, с косым
разрезом, бледно–голубые или травянисто–зеленые, с горизонтальным
щелевидным зрачком.
Песиголовцы, замыкавшие шествие, обменялись с Урхоном и Гархом
рычащим кличем.
– Эх, подоспели бы они чуть пораньше, – с досадой сказал Сириан,
провожая процессию взглядом. – На Хируэт пошли, это за во–он той грядой.
Он указал на темнеющие вдали горы.
– Видно, решили выбить орков из Восточного Суладора. Давно пора...
Они вернулись в замок. Сириан сказал, что из Троя и Суури вышла
подмога, значит – будет конница, и это хорошо. Вишена только хлопал
глазами, слушая объяснения Сириана.
Второй отряд эльфов появился под вечер. Вернее, появились трое – два
лучника и Славута–дрегович, а эльфы решили заночевать в соседнем леске.
Вишена был несказанно рад встретить побратима и чуял, что грядет бессонная
за разговорами ночь. Лучники коротко перемолвились с Сирианом и собрались
на стоянку; Вишена намерился пойти туда же, чем немало удивил вожака
белых. Впрочем, тот начал понемногу привыкать к странному кондотьеру –
сражается на славу, и ладно. Лишь бы в бою не подводил.
Гарх и Урхон увязались за Вишеной, едва прознали, что с эльфами
выступили и песиголовцы.
Лучники чувствовали себя в лесу, словно дома. Вишена сразу это понял:
рядом с ними даже деревья, вроде бы, выглядели свежее. На стоянке горел
костер, совсем не давая дыма, готовилась какая–то снедь. Чуть в стороне на
корточках сидели песиголовцы; при виде Урхона с Гархом они вскочили и
принялись гортанно завывать: ни дать, ни взять – деревенские псы,
встречающие собрата с охоты.
Пока шли, Славута все поглаживал верную свою секиру и довольно
щурился. Вишена порывался задавать вопросы, но побратим отмахивался:
«сейчас», да «сейчас». Он почему–то решил, что Пожарского нужно сначала
накормить.
Еда у эльфов оказалась вкусной и сытной – что–то вроде мясного пирога
с кореньями и грибами. А вот питье Вишену поставило в тупик: с виду –
вода–водой, а на вкус – сладковатое, чуть терпкое. Как выпьешь, будто
жидкий огонь по жилам разливается, усталость снимает вовсе.
Еще как следует не дожевав, Вишена пихнул дреговича локтем:
– Ну, будет томить, рассказывай. У меня с утра голова пухнет – не
понимаю ни синь пороха...
– Когда ты пришел? – спросил Славута вместо ответа.
– Вчера. Под вечер.
– С песиголовцами?
– Да, с двумя. Очнулся в чистом поле, гляжу – замок вдали... Туда и
подался. А меня – чудаки, да и только! – золотом встретили. Во, –
Пожарский побренчал кошелем, – сколько! С утра орки навалились...
– Понятно, – перебил Славута. – Слушай с самого начала.
Дрегович отхлебнул эльфийского питья; Вишена, дожевывая «пирог»,
умостился поудобнее.
– Вперед всего скажу, друже: этот Мир странен и непохож на наш.
Колдовство да чародейство здесь иные, чем ты привык дома. И люди живут
совсем иначе. Большею частью – в замках. Наподобие этого, – Славута
неопределенно повел рукой в сторону твердыни Сириана. – Замков разбросано
по разным землям тьма–тьмущая, сколько – никто и не знает. Говорят, их
построили еще до того, как сюда пришли люди. Тогда замки были пусты, как
коридоры в дулебских пещерах.
Вспомнив о подземельях, где совсем недавно удалось побывать, Вишена
поежился. Освобожденную от векового сна Тень вспомнил, поединок с
нагоняющей отчаяние трехголовой тварью...
– Но однажды кто–то из стародавних чародеев прорубил ход в этот Мир,
и сюда попали люди, а также несколько народов из дальних краев. Они
захватывали пустые замки, проникая в этот Мир, названный Иллурией, все
глубже. Шли годы, даже столетия, пустых замков оставалось все меньше,
находить их было труднее день ото дня. Отчего–то началась война на
северо–востоке, потом на западе, народы Иллурии передрались между собой и
стали отбивать замки друг у друга. Тут–то и выяснилось, что замки дают
только видимость защиты: если приближается враг, ворота исчезают. Почему –
не знаю, это какая–то древняя магия.
Собственно, с тех пор мало что изменилось. Так и воюют за обладание
замками, иногда объединяясь с соседями против кого–нибудь.
Изредка сюда проникают чужаки, вроде нас с тобой, и тогда им
приходится воевать за одну из сторон. Часто местные народы вызывают
подмогу за деньги; те кто откликается обычно приводят с собой всякую
нечисть, полезную в битвах...
Теперь стало понятно: Вишену приняли за такого воина–наемника, а
песиголовцев – за его колдовских подручных... Потому и золото вручили,
чтоб воевал на стороне Сириана, а не переметнулся к тем же оркам.
– Вот оно что, – пробормотал Вишена.
Дрегович на миг запнулся, потом продолжил:
– Когда Тарус уводил нас из печенежских степей, он полагал, что мы
попадем в этот Мир все вместе, однако чье–то колдовство разбросало нас по
всей Иллурии. Я, вот, в лесу оказался, меня эльфы подобрали, Тарус и
Роксалан – на севере, у мореходов, Боград и Похил – у
степняков–наездников... Датов и песиголовцев тоже раскидало.
И еще нас растянуло по времени: тебя ждем уже давно, ты из наших
последний, остальные уже все здесь.
Вишена слушал, не веря ушам. Какой же надо обладать силой, чтоб
такого наворотить! Да еще провести доку–Таруса...
– Ты давно здесь? – ошеломленно спросил он.
– Почти год, – ответил дрегович. – А Тарус – все четыре. Он первым
сюда попал.
– А Боромир где?
– За горами, у гномов. Купава с ним, венед Гонта, Озарич и дат один,
Эспен. Ну, и песиголовцев там хватает, стянулись к своему ватажку.
– А к оркам никто не попал?
Славута вздохнул:
– Попали... Трое датов: Бролин, Харальд и Херцог. Да быстро
разобрались, вырезали всех в замке, а после эльфов пустили. С эльфами,
добро, Хокан и Ларс были, а то бы положили их, пожалуй, на месте... Из
луков эльфы бьют, скажу тебе...
Славута восхищенно поцокал языком и качнул головой.
– В общем, Тарус уже прознал, что ты объявился, назначен большой
совет. Вот выставят орков из Хируэта и Дуйнота, тогда и соберутся все. Как
раз весь Суладор очищен будет, к Храму Ветров свободный проход откроется.
Протянув руку, Славута подобрал кожаный мех с питьем, ослабил
горловину, отхлебнул; тонкая струйка скользнула по небритому подбородку.
Вишена внимал, пытаясь запомнить и представить себе всю Иллурию.
– Слышь, дрегович, сколько здесь всего народов? Много, поди?
– Нет, – покачал головой Славута. – Всего–то восемь. Там, – он указал
на восток, – живут варвары. Там море, ветер, и вечные шторма. Их цвет –
желтый. На полпути от земель варваров к нам лежат леса, там хозяйничают
эльфы, зеленый Народ. Здесь, как ты уже понял, правят белые люди, воинство
Сириана. Земля эта зовется Суладор.
Севернее, за проливом, лежит Лореадор. Юг и юго–запад его занимают
высокие и крутые горы; под горами выстроили свое царство гномы, мастера и
рудокопы. Их флаг коричневого цвета и на нем изображен молоток. Севернее
гор сплошные равнины, по которым кочуют всадники–степняки. Воины,
Пожарский, каких мало. Ох и помучились мы, пока мир с ними наладили... До
сих пор вздрагиваю, когда вижу их флажки – бело–голубые, кстати – на
кончиках пик.
За следующим к северу проливом расположена похожая на подкову земля,
Танкар, край мореходов–прибрежников. Они называют себя Воинами Лунных
Заводей, и на синем их флаге желтый трезубец, похожий на отражение месяца
в зыбкой волне прилива. Тарус, первым проникший в пределы Иллурии,
появился именно в Танкаре.
Дальше к северу есть еще один большой остров с несколькими замками,
которые постоянно переходят из рук в руки. Сейчас там обосновались
прибрежники, похоже – надолго.
Славута перевел дыхание, и, спустя несколько мгновений, возобновил
рассказ:
– К востоку, тоже за проливом, на земле, названной Хаэнедор,
хозяйничают орки. Правда, их столица расположена севернее, в пределах
южного Аргундора, но в Хаэнедор они просочились давно и удерживаются в
своих замках прочно. Ты уже видел их цвета – красные.
Ну, а северный Аргундор, большую долину за горными цепями, замкнутыми
в почти непреодолимое кольцо, заняли люди. Издавна у них союз и добрые
отношения с орками, а с остальными они всегда воевали. Их флаги черны, как
ночь, и поклоняются они Смерти. В их рядах сражается самая злобная
нечисть, наши лойдинские черти по сравнению с ней – дети малые.
Когда пришел Тарус, мир был лишь между прибрежниками и гномами,
остальные воевали каждый со всеми. Потом появились Боромир, Боград,
Роксалановы чикмы; среди западных варваров объявился Йэльм–Зеленый
Драккар; эльфы нашли Хокана и меня в своих лесах... В общем, нам удалось
помирить почти все народы: только орки и люди Аргундора продолжают
нападать на пограничные замки...
– Скажи, Славута, – перебил побратима Вишена, – а зачем нам встревать
в войны Иллурии? Мы пришли сюда не за тем, чтобы выкуривать из замков
одних, помогая другим. Помнится, Тарус говорил...
– Тарус тебе об этом и расскажет, – в свою очередь перебил дрегович.
– А коротко скажу: оттого, что Яр сражается за людей Аргундора. И наотрез
отказывается поговорить с Тарусом.
Вишена невольно вздрогнул. Яр, мальчишка, которого выбрал хозяином
колдовской меч; мальчишка, разбудивший древнюю нечеловечью магию рубинов,
а потом – дремлющую под горами Тень...
– У него теперь меч с сапфиром. И он нужен Тарусу, а значит, и всем
нам. Так что воевать придется, Пожарский. Чего бы это нам не стоило.
Вишена снова ощутил, что находится в самом начале пути, хотя совсем
недавно казалось, что поход за Книгами заканчивается. Так бывает: цель
представляется близкой, потому что ясно видна впереди, но уже устали ноги,
отшагавшие много верст, а цель приблизилась совсем чуть–чуть, если вообще
приблизилась, и ты идешь, идешь, закусывая губу и унимая усталость, твердя
про себя: «Ну, вот, еще немного – и все, дойду», но коварная цель
по–прежнему маячит на горизонте, и манит обманчивой близостью...
Эльфы–лучники, заворачиваясь в плащи, укладывались спать у костра.
Песиголовцы, сбившись в тесный клубок, уже улеглись, тихонько ворча. Перед
завтрашней битвой каждый стремился отдохнуть и урвать у судьбы несколько
лишних мгновений сна.
– Пойду я, пожалуй, – сказал Вишена. – Завтра, поди, против орков
выступать. А я вроде как золото отрабатывать должен...
Пожарский поднялся, крепко сжал ладонь дреговича, и направился к
замку, смутно чернеющему на фоне звездного неба.
На высокой башне, где бдил часовой, мерцал одинокий колеблющийся
огонек.
