Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Юлий Буркин
Сергей Лукьяненко
Остров Русь
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава пятая, в которой Иван впервые видит
зеленоволосого человека и принимает участие в совещании Вбо.
Иван бежал за Бояном резвым богатырским шагом. Когда Боян по дозрительно оглядывался, дурак делал вид, что бежит в противопо ложную сторону, и успокоенный певец продолжал свой путь. Скоро они добрались до придорожного камня, и Боян, мусоля во рту палец, при нялся громко читать надписи.
– Налево пойдешь – в болоте пропадешь, прямо пойдешь – в ка бак попадешь, направо пойдешь – к избе–читальне придешь... Ага!
Боян побежал направо, и заинтригованный Иван продолжил прес ледование. Вскоре показалась изба–читальня – большое каменное строение, из которого шел нестройный гул, напомнивший Ивану трак тир в день большого празденства.
Боян замедлил шаг, пригладил бороду и вошел в двери дубовые. Иван шмыгнул следом.
Огромное помещение, залитое светом десятка свечей, гудело как растревоженный муравейник. Повсюду – на лавках у стен, на полу, на кадках с березками сидели бояны. Некоторые лениво перебирали стру ны гуслей, другие, насупившись, разглядывали соседей, и почти все похлебывали медовуху из глинянных крынок. Иван разинул рот и поду мал: «Матушка! Все бояны вместе собрались! А ежели, не ровен час, печенеги сюда нагрянут? Без песен останемся!..»
Твердо решив постоять на страже русской культуры, Иван сел в уголок, положил булаву по правую руку, сабельку – по левую и стал ждать. Вначале бояны подозрительно косились на него, потом кто–то хлопнул себя по лбу и громким шепотом сообщил:
– Критик!
Все тут же успокоились, потихоньку поставили на пол крынки с медовухой и приняли благообразный вид. Вовремя, потому что на центр зала неспешно вышел высокий моложавый мужчина с добрыми гла зами на суровом лице. Достав из–за пазухи маленькие гусли, он при зывно потренькал. Наступила тишина.
– Ну вот, все и собрались, – негромко сказал боян с добрыми глазами. – И хорошо. Скоро начнем песни петь. Рад я, что никакая распутица нам не помеха, и даже набег хазаров не помешал приехать всем русским боянам. Дружба наша – залог песен веселых.
– А веселье на Руси есть питие, – гнусавым голосом сказал си дящий рядом с Иваном лысый боян.
Раздался одобрительный смех, и в рядах вновь замелькали крын ки с медовухой.
– Верхушкин! – строго посмотрел на лысого председательствую щий боян. – Нельзя же так прямо! Вначале песни петь будем, потом разрешаю немного расслабиться. Только тихонько, чтобы простых ру сичей не пугать. А то, сами понимаете, трудно каждый раз для сбора новую избу искать. Первую избу–читальню, где собирались, народ до сих пор стороной обходит, у синего моря собирались – так после на шего отъезда избу в питейный дом переделали...
– Почему? – ахнул кто–то.
– Потому что запах не выветривался, а книги все – спалили.
– Неправда, половину я вынес! – торжествующе достал из карма на закопченый берестянной свиток боян в первом ряду.
– Ладно, ладно, не будем понапрасну ссориться. Все мы понима ем, что не будь нас, и читален бы не было. Давайте лучше решим, что сегодня делать будем. Предлагаю разбиться на маленькие группы, спеть друг другу свои песни, а потом обсудить их.
– Да мы и так уже спелись! – протестующе крикнул боян Верхуш кин. – Можем сразу все обсудить, а потом веселью предаться!
– Он дело говорит, директор, – поддержал Верхушкина тот самый старенький седой боян, который только что с Иваном и тремя богаты рями сидел в кабаке. – Все мы понимаем, что здесь собрались насто ящие пивцы... певцы, то есть. Профессионалы! Не побоюсь даже ска зать, гении... Чего ж нас, гениев, обсуждать? Лучше мы молодежь послушаем, решим, что с ней делать...
– Лапкин! – погрозил ему пальцем директор. – Нам гении не нужны. Нам нужна чистота звука!
Все дружно закивали. А боян–директор продолжал развивать свою мысль:
– Помните, как в первый раз мы собрались? Какой разброд был в певческом деле? Отдельные именитые певцы пели в полный голос, а нас и слушать никто не хотел! И вдруг мы собрались кучкой, созвали народ и исполнили концерт «Версты былинные»! По одиночке нас бы закидали тухлыми кокосами, а когда мы вместе были – побоялись! И пусть кое–кто возмущался некоторой разноголосицей, все равно приз нано было, что многие из нас имеют слух, а некоторые – голос. Да что говорить, независимо от слуха и голоса все мы сочиняем и собс твенные былины!
– Кстати, о собственных былинах! – приподнявшись, гневно зая вил сидящий на кадке с березкой маленький сутулый боян. – Я сочи нил уже столько былин, столько струн всем тут на гуслях перенаст роил, такое активное участие в делах ВБО принимал, что мне давно пора организовать сольный концерт!
Сидящий по правую руку от директора боян поднялся и ироничес ки ухмыльнулся:
– Ах, Шнобель, Шнобель... Ну зачем вам сольный концерт? Соль ных – не надо. Когда бояны вместе поют, не так заметно кому чего не хватает!
– А ты пел сольно, пел! – подпрыгивал на месте боян Шнобель.
– У меня слух есть, – парировал тот и сел.
Заинтригованный Иван толкнул сидящего рядом бояна булавой и спросил:
– Слушай, кто это?
– Боян, ткачев сын, – потирая бок ответил сосед.
– А что такое ВБО?
– Всерусское боянское объединение... Ну ты, критик, и темный! Кто ж нас не знает?!
Пристыженный дурак примолк. А директор ласково потрепал по голове хнычущего Шнобеля, шепнул ему что–то на ушко и объявил:
– Ну что ж, пора и обсудить кого–нибудь. На закуску, так ска зать. Лапкин, говорят, вы уже прослушали былины молодых?
Но не успел Лапкин ответить, как из тесной кучки безусых боя нов, которые трясясь от страха стояли в дверях, вынырнул удиви тельный человек. Иван–дурак при его появлении поперхнулся медову хой, которую кто–то любезно протянул ему, и стал на всякий случай натягивать боевые рукавицы.
Человек был немолод и на бояна ничуть не походил. Да и вообще не походил он на русича, хоть и сабельку имел, какой любой бога тырь бы позавидывал. Но самое удивительное – его волосы и борода имели нежно–зеленый, напоминающий о весне и свежей травке, цвет!
– Кстати, о былинах, – заорал он. – Услышав слово «былины», я решил рассказать вам удивительный факт! Слово «былины» происходит от древнерусского слова «быль»! Быль же означает – бывалое, быв шее, то есть уже случившееся и запавшее в память народа! Кстати, о народе! Слово «народ»...
– Ты кто такой? – осадил его директор. – Я тебя раньше не ви дел.
– Боян я, – раскланиваясь, сообщил зеленоволосый. – Кстати, слово «боян» происходит от...
– А ты не тать лихой? – вскинулся Шнобель. – Не печенег ли? Не кавказец ли дикий?
– Я русский боян, – обиделся тот. – Автор замечательных зас тольных былин, исполняющихся напевно, вполголоса.
– А почему мы тебя не слышали? – продолжал бдить Шнобель.
– Пару лет назад, – помрачнел зеленоволосый, – шел я по лесу и упал в берлогу. Мне медведь на ухо и наступил. С тех пор я пою тихо, для себя.
– Кубатайчик! – всплеснул руками боян Верхушкин. – Помню, помню я тебя! Ребята, это наш, боян!
Зеленоволосый гордо подбоченился и помахал Верхушкину рукой.
– Да, – задумчиво сказал директор ВБО. – Ситуация. А грамот ка, что ты боян. у тебя имеется?
– Вот она.
Директор осмотрел грамотку, понюхал, попробовал на зуб. Кив нул:
– Пойдет. Отлично сделана. Даже лучше, чем настоящая. Садись, боян, с этого и начинать надо было.
Тот плюхнулся на скамью рядом с Иваном и окинул его пытливым взглядом. Потом уставился на булаву.
– Слово «булава»... – начал он...
Иван торопливо сунул ему чашку с медовухой.
– Я не пью, – обиделся зеленоволосый. – Я пьянею от общения, находясь в окружении пьющих. Это имеет ряд следующих преиму ществ...
Зажав обращенное к соседу ухо перчаткой, Иван вновь уставился на директора ВБО. Рядом с ним уже стоял боян Лапкин.
– Слушали мы сегодня былины северного бояна Куланьяннена, – начал он. Стоящий у дверей толстенький молодой боян глупо улыбнул ся и сделал вид, что настраивает гусли.
– Боян голосистый, былины хорошие, – продолжал Лапкин, – но петь их нельзя!
Боян Куланьяннен уронил гусли и выпучил глаза.
– Почему нельзя? – сам себя спросил Лапкин и сам же ответил: – Во–первых, мы таких не поем. Во–вторых, молод еще. В третьих, уж очень у него былины жестокие. Вот, скажем, былина о сорока богаты рях и заколдованном острове. В ней богатыри, да даже и не богатыри толком, а добры молодцы, только и делают, что друг друга на кусоч ки рубят. Такого не бывает!
«Бывает!" – хотел было пискнуть Иван, но сообразил, что нару шать напряженный полет мысли старого бояна невежливо, и промолчал.
– Вот если былину переделать так, чтобы они друг друга не убивали, а понарошку дрались, – продолжал Лапкин, – чтоб булавы у них были соломенные, а кровь – из сиропа клюквенного, тогда петь можно. Есть у вас на севере клюква?
– Есть, – пролепетал Куланьяннен.
– Вот и переделайте. У вас большое будущее, боян. Вы вполне сможете петь колыбельные песенки для детишек малых.
– А если я для взрослых петь хочу? – обреченно поинтересовал ся северянин.
Все иронически заулыбались. Боян–ткачев сын приподнялся и разъяснил:
– Поймите, Куланьяннен, эти экологические ниши у нас давно заняты. Остались места лишь для бояна–колыбельщика, бояна–хитрого мужичка и бояна–гитариста. Гитариста – это чтобы показать нашу прогрессивость. На гишпанском инструменте, гитаре, играешь? Нет? Вот так–то. Что там у него с другими былинами?
– Ну, парочку мелких можно вставить в очередной концерт «Версты былинные», – снисходительно сказал Лапкин. – Есть еще одна большая, но какая–то больно запутанная. Можно, правда, ее до ума довести. Надо в начале петь последний куплет, потом второй, затем десятый и сорок третий. Остальные выкинуть, а двадцать шестой петь в виде припева.
– Дело говоришь, Лапкин, – поддержал его боян–ткачев сын. – Кого еще прослушали?
– Бояна Бурчалкина с юга, – нахмурился Лапкин. – Только сам он не приехал, а прислал на бересте текст былины срамной. «Бабушка и Василек» назывется.
– Читал, читал, – оживился кто–то из молодых. – Ох, срамная былинка! Там Василек этот бабушку...
– Раз сам не приехал, и обсуждать не будем, – поспешил пере бить его директор. – Грамотку сию возле печки положите. Мало ли что, вдруг дров не хватит... Кто еще у нас спеть хочет?
Тут Ивану–дураку плашмя саданули по затылку саблей. Он гневно обернулся, и, отняв от уха рукавицу, уставился на зеленоволосого соседа.
– Извини, – зашептал тот. – Привычка такая, как попаду в на род, так хочется саблей махать. Руки надо чем–то занять...
– На, – Иван протянул ему пригоршню семечек, оставшихся в кармане от первой встречи с Марьей–искуссницей. Он справедливо ре шил, что семечки могут занять соседу не только руки, но и язык. И угадал.
А возле директора ВБО уже стоял крепенький мужичок с грустным выражением лица. Он со вздохом протянул ему несколько берестянных свитков и произнес:
– Написал я тут маленько... Петь не надо, скажите просто, что не так...
– Хитрый мужичек! – хором закричали бояны. – Покатит!
– Теперь бы еще гитариста найти, – мечтательно сказал дирек тор.
А бояны веселились. Крынки с медовухой незаметно уступили место бутылям с зеленым вином. Сильно захмелевший от общего ве селья сосед приник к Ивану–дураку и зашептал:
– Семечки у тебя – язык проглотишь! Сам жарил?
– Любовь моя, Марьюшка, их жарила, – ответил Иван и побрел искать более спокойное место.
Он протиснулся между двух боянов, обсуждавших размеры дани за очередной концерт, постоял чуть–чуть возле кучки певцов, решавших, как правильно петь былину об Алеше Поповиче. Оказывается, в самом распространенном тексте былины Алеша бьется со Змеем Тугариным два раза подряд и оба раза его убивает. Верно, древний боян написал два варианта боя, а решить, какой лучше – не успел. Помер, видать, от натуги. Теперь бояны решали, что лучше – выкинуть один поединок или дописать, что у Змея Тугарина был брат–близнец Змий Тугарин. Иван постоял, послушал, но понял, что сегодня бояны к единому мне нию не придут, и побрел к выходу.
У дверей было куда веселее. Молодые бояны, отпивая по очереди из единственной бутыли с зеленым вином, пели друг другу свои были ны. Всеобщим успехом пользовался боян Воха, который, аккомпанируя себе на гишпанском инструменте, пел на непривычный мотив:
– Выезжает тут Илюха, о, йе–е!
Выезжает на лихом коне!
Он крутой, он круче Соловья,
Он снесет ему башку, ий–я!
А Алена Соловьинишна ушла гулять,
Соловейкин род продолжить, жениха сыскать.
Соловей укороченный под Калиновым мостом,
А Илюшенька с Аленой – под ракитовым кустом!
Ах, Алена! О, йе–е!
Певец затарабанил по струнам, глотнул зелена–вина и, мгновен но осипнув, продолжал:
– А хототе я спою вам про Ивана–дурака,
Про Ивана, чей папанька, ой, да Черная Рука?
Как напился он с Емелей, документы потерял,
А в бою с четырехглавым богатырским другом стал...
Дурак привычно схватился за булаву, но передумал. Приятно, все–таки, когда о тебе поют, пусть даже не очень складно. В руки ему сунули крынку с медовухой, мир стал уютен и бояны симпатичны. Рядом сидел хитрый мужичек, которого все звали Кудряшкиным, и вполголоса подпевал бояну Вохе. Униженный Куланьяннен бродил среди молодежи и напрашивался на комплименты. Его жалостливо хвалили. Временами забегал директор ВБО, делал пару глотков из бутыли, стрелял у кого–нибудь табачку и возвращался к профессиональным бо янам. В последнем набеге он взял в полон гитариста Воху и увел его увеселять маститых. Молодежь тут же взялась за гусли, разбилась попарно и принялась петь друг другу. Кое–кто, прежде чем петь, хвалился, дескать, эту былину он уже пустил в народ, и ее поют в деревне Тугоуховке, где народу – целых двадцать душ.
Потом заглянул боян Фискалкин, снисходительно посмотрел на молодежь и похвалился недавним приобретением – заморскими гусля ми–самогудами. С их помощью Фискалкин добился небывалой плодови тости, сочиняя по две былины в день. Гусли сами ему подыгрывали и даже запоминали текст былины. Молодые бояны после ухода Фискалкина стали уверять друг друга, что мотив на гуслях–самогудах однообраз ный, а голоса у Фискалкина отродясь не имелось. Но было видно, что они ужасно завидуют.
Решив нарушить тягостное настроение молодежи, Иван–дурак крякнул и спросил:
– А не сыграете ли вы критику чего–нибудь новенького, све женького, интересного?
Втайне дурак надеялся, что кто–нибудь продолжит былину бояна Вохи о нем. Но вышло по другому. Гусли взял Кудряшкин, откашлялся и запел:
– Как напилися в трактире нонче три богатыря,
Зелено вино хлебали, времени не тратя зря.
Как решили они подвиг богатырский совершить,
Как пошли к собаке–князю позволения просить...
Молодежь захихикала, Иван потер затылок.
– А у князя гость незванный – старый дядька Черномор,
На Илюху, на Алеху, на Добрынюшку попер:
Мол, ругали, слышал, князя, повели ты их казнить,
Ясны головы хмельные с плеч широких отрубить.
А Илюшка был поддатый, а Добрыня пьяный был,
А Алешка улыбался, ни хрена не говорил.
Нету силы богатырской, всю пропили в этот день,
И Гапон, коварный попик, на плетень набросил тень.
Посадили их в подвалы, заковали в кандалы,
Может, головы отрубят, пока силы их малы.
Не видать им больше света и хмельна вина не пить,
Вы не ссортесь лучше с князем, все равно не победить!..
Кудряшкин откашлялся еще раз и смущенно объяснил:
– В последней строчке – это мораль. А когда богатырям головы отрубят, я еще немножко напишу.
Опрометью выбежал Иван–дурак из избы–читальни. Оттолкнул зе леноволосого, объясняющего Гнедку различия между галопом и рысью, и вскочил на коня. Выручать надо братьев–богатырей!

© Юлий Буркин
Сергей Лукьяненко


 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList