Раздел 4.
Наутро перед Санечкой лег полностью законченный доспех.
– Ни один вражеский меч не пробьет его, – гордо сказал кузнец, глядя
как Санечка натягивает кольчугу.
– Благодарю, хозяин железа, – поклонился тот.
– А вот оружие, выбирай, – кузнец протянул две тяжелые сабли. Золотая
рукоять одной переливалась многоцветьем драгоценных камней. Простая
костяная рукоять второй завершалась матовым железным шариком. Санечка
потянулся был к золотой, но руку обожгло холодом, и ладонь сама
отдернулась прочь.
– Я выбираю эту! – твердо сказал он, беря в руки простую саблю.
– Угадал, – усмехнулся леший. – Но ты, хозяин, мог бы и не устраивать
этого испытания.
– Нет, не мог, – возразил кузнец. – Я должен твердо знать, к кому
попадет мое оружие. И, не приведи Бог, эти руки окажутся грязными.
Впрочем, я не позавидую тому злодею, который посмеет хотя бы прикоснуться
к нему. Хуже будет, если мою саблю возьмет человек чужой и равнодушный.
Тогда она превратится в просто саблю. В рукоять сабли вложена щепоть нашей
земли. Она направит руку и придаст удару неотразимую силу в бою за правду,
сделает его метким, укрепит в минуту усталости. При крайней нужде она
поможет. Но именно при крайней. Без надобности чудеса не совершаются, –
усмехнулся он.
– Щедрый дар, – согласился Древолюб.
– Для большого дела, – возразил кузнец.
Санечка еще раз поклонился.
– Благодарить не смею, ибо нет у меня достойных слов. Могу пообещать
лишь одно – она выполнит свое предназначение, либо уйдет со мною в землю.
– Хорошо сказано, – кивнул кузнец.
– Значит, ты видишь в нем витязя земли нашей? – прищурился леший.
– По какой–то причине ты сам вызвался сопровождать его, хотя тоже
увидел впервые.
– А мне ты такого подарка не сделал, – с затаенной обидой заметил
Гремислав.
– Ты получил именно то, что просил, – возразил кузнец.
Гремислав вздохнул, опустил голову и тихо промолвил:
– Ты прав. Мне требовалось оружие мести.
Кузнец ненадолго задумался, потом повелительно сказал Санечке.
– Дай мне ее на минуту.
Санечка протянул саблю. Кузнец поднял ее верх, полюбовался сверкающим
в лучах утреннего солнца лезвием и неожиданно резанул себя по левой руке.
Струйка дымящейся крови пробежала по лезвию, впитываясь в металл, как вода
в сухой песок. На мгновение клинок окрасился багровым, потом снова
заблестел холодной синевой.
– Возьми, – кузнец вернул саблю Санечке. – Теперь ей не страшны
никакие удары. Ни железо, ни камень не сломают ее. Но бойся употребить ее
во зло. Бойся!
Санечка молча поклонился в третий раз.
Хотя они, по словам Древолюба, приближались к опушке, лес становился
все гуще и мрачнее. Дубы постепенно сменялись седыми елями, между которыми
все чаще мелькали странные деревья с коричневыми лохматыми стволами,
напоминавшими пальмы. Их листья походили на большие зеленые пилы и были
такими же жесткими и острыми. Санечка имел несчастье убедиться в этом,
неосторожно задев один листочек и до крови распахав ладонь. Длинные полосы
листьев на концах набухали гранеными почками размером с хорошее ведро.
Листья плавно колыхались, хотя ветра и в помине не было. Почки жадно
тянулись к всадникам, то и дело норовили упасть на круп коню. Гром и
Сильный – так звали коня Гремислава – нервно фыркали, прядали ушами,
тревожно озирались. Несмотря на все усилия всадников, они испуганно
шарахались от диковинных деревьев.
Внезапно как всегда появился филин и, балансируя крыльями, уселся на
луку седла Санечки. Леший, судорожно вцепившись в гриву Грома, недовольно
сказал:
– Мне это не нравится. Какой–то чужой лес. Я перестал его
чувствовать, в нем решительно все переменилось. Раньше мне приводилось
посещать эти места, но зла здесь не было, а теперь появилось. Чужие
деревья закрыты для меня... Это странно и тревожно.
Ответить Санечка не успел. Справа между деревьями замелькали зеленые
фосфорические огоньки и раздался заунывный скрипучий вой. Гром дико заржал
и помчался вперед, не разбирая дороги. Сильный тоже рванулся было, но
Гремислав удержал его. Видя, что Санечке грозит опасность, он помчался
вдогонку.
Зубчатый лист хлестнул Санечку по лицу, рассек щеку, кровь брызнула
струей. Он болезненно вскрикнул. В ответ послышался издевательский хохот,
перемежающийся с леденящим душу воем. Неизвестно, чем кончилась бы
безумная скачка, если бы твердая рука лешего не перехватила повод.
Железные удила рванули нежный рот коня, Гром задрал голову и заплясал на
месте. Подлетел запыхавшийся Гремислав.
– Все в порядке?
– Обошлось, – коротко ответил Санечка, стыдясь собственной
неловкости. Не справиться с конем!
– Смотрите, – предупредил встревоженный леший.
Лес озарился призрачным бледным светом, в котором заметались резкие
черные тени. Они кружили вокруг всадников, точно вынюхивали что–то.
– Вот это уже привычно и понятно, – криво усмехнулся Гремислав,
обнажая саблю.
Огромный серый волк выскочил из–за дерева и бросился на Сильного,
норовя вцепиться ему в горло. Свистнуло лезвие, разрубив волка надвое.
Голова, завывая и щелкая зубами, отлетела в одну сторону, задняя половина
туловища – в другую. Но не пролилось ни капли крови.
Гремислав еле уловимым движением стремян послал коня вперед.
– Догоняйте. Это оборотни, – он настороженно оглядывался.
– Нет, это что–то другое, – возразил Древолюб, летевший на филине
рядом с Санечкой. – Обычные волки – мои знакомые, они не напали бы.
Оборотней я чую за пять верст, мы обошли бы их. А здесь... Я словно
проваливаюсь в бездонную черную пропасть. От волков пахнет деревом.
Филин с хриплым «фу–бу!" вдруг заложил крутой вираж, едва не стряхнув
наездника, и полоснул крепкими когтями по морде другого волка. Тот с
отчаянным визгом кинулся прятаться за деревья.
Санечка, окончательно справившись с конем, тоже достал саблю из
ножен.
– Становится интересно, – опасливо сказал он.
– Лучше поспешим, – оборвал его леший. – Нам нужно выбраться из этих
дьявольских зарослей до наступления темноты, иначе я не поручусь, что наше
путешествие не оборвется прямо здесь.
Следующий волк обрушился на Гремислава откуда–то сверху. Санечка мог
бы поклясться с чистой совестью, что зверь просто спрыгнул с дерева. Но
ведь волки не умеют лазать по деревьям! Витязь отбросил хищника ударом
щита. Волк долго рычал в зарослях, но больше нападать не осмеливался.
– Заколдованный лес, – недовольно заметил Гремислав. – Раньше на
нашей земле черное колдовство не удерживалось. – Он выразительно погрозил
саблей еще одному волку, выглянувшему из–за дерева. Зверь спрятался, точно
понял этот жест.
– Надо убираться как можно быстрее, – согласился Санечка,
подхлестывая Грома.
И началась сумасшедшая гонка. Листья–пилы старались подрезать ноги
коням, тонкие ветки хлестали всадников по лицу, пытались выдрать глаза. А
вокруг разносились душераздирающие переливы волчьего пения. Санечка в
сердцах ударил саблей по стволу и поразился легкости, с которой перерубил
дерево толщиной с ногу взрослого мужчины. Да, кузнец не хвастался,
описывая возможности своего оружия. Если бы не леший, летевший впереди,
всадники давно провалились бы в какой–нибудь малозаметный овраг. Но
Древолюб показывал путь. Наконец запаленные кони выбрались на большую
поляну и встали, отказываясь скакать дальше.
– Приехали, – угрюмо сказал Гремислав, спрыгивая на землю. – Я
полагаю, что бой лучше принять здесь, а не в зарослях. По крайней мере
видно, с какой стороны грозит опасность. А уйти просто так нам не дадут,
это очевидно.
Санечка втянул голову в плечи. От боевого задора, вспыхивающего
временами, сейчас не осталось и следа.
– Кто нам грозит?
– Вот они. – Леший принял обычные размеры и стоял рядом с лошадями.
Он вытянул руку, и Санечка вполне оценил длину когтей, выросших вдруг из
его пальцев. – Мерзкие создания.
Санечка тихо охнул и отступил на шаг. Деревья по краям поляны сплели
листья в непроницаемую завесу. Те из листьев, которые завершались почками,
жадно подались вперед, и почки с резким щелканьем начали лопаться. Но не
цветы появлялись в них, а ощеренные волчьи головы – с красными пастями,
вздыбленной шерстью, сверкающими глазами.
– Волчий лес... Слыхал о нем, однако никогда и помыслить не мог, что
приведется попасть туда. – Гремислав деловито попробовал лезвие сабли. –
Мало кому удавалось вырваться из его гибельных чащоб.
– Но ведь он растет к востоку от Бусурманских степей! – с возмущением
крикнул леший.
– Теперь, как видишь, он растет и здесь.
– Улетай, – предложил Санечка лешему. – Вы с Зорковидом еще можете
спастись.
Древолюб даже сплюнул от досады.
– За кого ты меня принимаешь?! Бросить товарищей в беде?! Бусурман я,
что ли?! Никогда!
Из зарослей вылетели пятеро волков и, не переводя духа, бросились на
путников. Двое из них были немедленно зарублены, третьего разорвал на
куски железными руками Древолюб, четвертый, глухо рыча, сцепился с
филином. Но пятый... Санечка обмер. Пятый повис на спине Гремислава,
каким–то чудом сбил с витязя шлем и уже приготовился запустить клыки в
незащищенный затылок. Не помня себя, Санечка рванулся на выручку и руками
отбросил волка в сторону. Пустить в ход саблю он остерегся, опасаясь
задеть Гремислава. Растерявшегося волка тут же пригвоздила к земле сабля
витязя. Тем временем справился со своим противником и Зорковид. Кровавое
побоище привело волчьи головы на деревьях в неистовство. Они истошно выли,
клацали зубами. То одно, то другое дерево принималось дрожать как в
лихорадке, почка раскрывалась еще шире, и из нее на землю вылетал матерый
волчище.
Гремислав поднял шлем, надел его и полоснул саблей по воздуху.
– Пусть идут. Им дорого обойдется сегодняшний бой.
– Еще дороже он обойдется нам, – вздохнул Санечка.
– Постой–постой... – Леший торопливо опустился на колени и
принюхался. – Кажется, я чую его...
– Кого? – не понял Санечка.
– Он должен быть совсем рядом... – пробормотал леший, ничего не
замечая, и принялся копать землю, да так проворно, что только черные комья
в воздухе замелькали.
Волки снова кинулись в атаку, и вновь две сабли отбросили их прочь.
Одному волку Сильный сломал хребет копытом. Стало заметно темнее.
– Когда совсем стемнеет, все закончится, – грустно заметил Гремислав.
– А я так и не успел отомстить.
Санечка промолчал.
Леший тем временем вырыл глубокую яму и полностью в ней скрылся. До
Санечки долетало лишь невнятное бурчание. Волки постепенно сжимали кольцо,
не торопясь нападать. Они осторожно подкрадывались все ближе и ближе. Но
вот из ямы вылетел перемазанный глиной Древолюб, и тотчас Санечка услышал
звонкое журчание водяной струйки.
– Родник! – радостно крикнул леший. Он потрясал огромным камнем,
вытащенным из ямы.
Волки замялись. Они ходили кругами, завывали и явно трусили. Леший
отшвырнул камень, выхватил у Санечки щит, зачерпнул им как гигантской
чашей воду и выплеснул ее на волков. Те в ужасе шарахнулись в разные
стороны, точно это была не прозрачная ключевая вода, а клокочущий кипяток.
Но подействовала родниковая вода сильнее кипятка. Трое или четверо волков,
жалобно скуля, закрутились на месте – на них попали брызги.
– Так их! – мстительно крикнул Гремислав.
Леший еще раз облил волков, и они мгновенно превратились в облачка
вонючего черного дыма. Остальные, видя их печальную судьбу, как по команде
повернулись и скрылись в зарослях.
– Что с ними? – удивился Санечка.
– Неужели ты не знаешь, что чистая родниковая вода губительна для
всякого черного колдовства? – в свою очередь поразился Гремислав. – Если
ты находишься под охраной родника, то можешь не бояться ничего. Самые
вредоносные чары рассеются безвредным туманом, коснувшись воды.
Гремислав оказался прав – ночь прошла спокойно, хотя Санечка и
просыпался раз пять. Но все его тревоги оказались напрасными. А наутро он
изумленно смотрел на зажившие без следа ссадины и царапины.
Перед отъездом они укрепили родничок камнями, чтобы его больше не
завалило. Вытирая пот со лба, Гремислав удовлетворенно сказал:
– Отсюда начнется гибель волчьего леса.
Действительно, там, куда за ночь пробился родник, волчьи деревья
начали желтеть и сохнуть. Их листья скрутились в трубочки, а зубастые
головы рассыпались едкой трухой, напоминающей спорынью.
Гремислав предусмотрительно набрал в серебряную фляжку воды.
– Пригодится!
Рано или поздно все кончается, кончился и кошмарный колдовской лес.
Обрадованные лошади сразу перешли на резвый галоп, вырвавшись из–под его
хмурого полога. Порыв теплого ветра ударил в лицо, и Санечка почувствовал,
как шитый золотом плащ затрепетал за плечами. Он отпустил поводья,
доверившись Грому, и понесся навстречу солнцу.
– Стой... Стой... – донеслось сзади.
Немного смущенный своим мальчишеством Санечка вернулся.
– В чем дело? – спросил он Гремислава, делая невинное лицо.
– Да видишь ли... – вместо витязя ответил леший. – Кончились мои
леса. Я ведь живу только в чащобах, в степь не выглядываю. Зорковид тоже
птица лесная, открытых мест избегает. Значит, придется вам ехать дальше
одним.
– Как?! – недоуменно спросил Санечка. Он настолько привык к обществу
лешего, что просто не представлял себе путешествия без него. К тому же
сразу возникало множество вопросов. Например, где и как добывать пищу. До
сих пор об этом думать не приходилось. По приказу Древолюба белки
приносили им орехи, ежи доставляли грибы. Дикие яблоки на глазах
наливались сахаром, и яблони услужливо подавали их прямо в руки. Древолюб
жил в ладу и в мире со всем лесным народом, и путники пользовались этой
дружбой.
Помрачневший Древолюб пожал плечами.
– Гремислав хорошо знает эти места. Он проведет тебя.
– О да! – лицо витязя исказила злобная гримаса. – Я много времени
провел здесь, изъездил этот край вдоль и поперек.
У Санечки по спине пробежал холодок. Он впервые подумал, что
Гремислав слишком сильно хочет отомстить и ради этой мести способен забыть
обо всем на свете. Санечка предпочел бы, чтобы рассудительный и никогда не
теряющий головы Древолюб не покидал их.
– Но все–таки... – Санечка пристально посмотрел в глаза лешему. Тот
заколебался.
– Это, конечно, плохо... Ведь мы начали путь вместе, и я хотел бы...
Но степь, проклятая степь... Где ты видел лешего в степи? Там властвуют
другие духи, неведомые и непослушные мне. А наш род от века живет в
чащобах и глухомани...
Филин вдруг неодобрительно защелкал клювом, вспорхнул на плечо лешему
и дернул его клювом за ухо. Леший недовольно скривился.
– И ты против меня? – укорил он лешего. – Ты же лесная птица.
Зорковид снова дернул его за ухо.
– Ладно, – сдался Древолюб. – Поехали дальше. Хотя мне что–то
подсказывает, что это может скверно кончиться. Пусть теперь Зорковид летит
впереди нас, сам напросился. Ведь впереди могут быть засады.
– Садись, – предложил Гремислав.
Леший легко вспрыгнул на шею Сильного, усевшись перед седлом.
Зорковид описал круг над их головами и умчался вдаль.
– Вперед! – Гремислав оглушительно свистнул, и застоявшиеся кони
рванулись с места.
Заночевать решили в небольшом овражке, спускавшемся к тихой
мелководной речке. Зорковид, облетевший все окрест, не обнаружил никакой
опасности. Яркое степное солнце было все–таки слишком сильным для него, и
он предпочитал отсиживаться у Санечки под плащом, вылетая только в
сумерках. Если его вытаскивали наружу днем, он недовольно щурился на
солнце и протестующе ворчал. Гремислав на всякий случай промывал ему глаза
родниковой водой, снимая воспаление. Но по вечерам Зорковид тщательно
просматривал степь на много верст вперед, используя свое чудесное зрение.
Древолюб, не привыкший к степи, постоянно чего–нибудь опасался, сам точно
не зная чего.
– Перестаньте вы беспокоиться, – беспечно отмахнулся Санечка,
спрыгивая с коня. – Никого поблизости нет. Мы давно заметили бы врага,
попытайся он подкрасться.
– Ты не бывал в этих местах и потому так неосторожен, – укоризненно
заметил Гремислав. – Никто не поручится, что сейчас из зарослей ковыля
степняк не направляет тебе стрелу прямо в грудь.
Санечка стремительно обернулся и немного нервно рассмеялся.
– Ты странно шутишь.
– Какие там шутки. Запомни: это чужая земля, ненавидящая нас, – хмуро
вставил леший, ласково поглаживая Зорковида. – Нам следует каждый шаг
делать, постоянно опасаясь подвоха и предательства.
– Чепуха, – не сдавался Санечка. – Вот позже, когда мы придем к
самому Желтому Колоколу, разумеется... А сейчас, на самой опушке лесов,
вряд ли есть повод для беспокойства.
– Ты помнишь, как мы с тобой встретились? – спросил лукаво Древолюб.
Санечка подозрительно взглянул на него.
– Ты на что намекаешь?
– Если я могу скрываться в дереве, так и наши враги могут
использовать для укрытия камни, реки, саму землю в этих степях. Днем мы
видели каменную бабу на кургане, и я могу поспорить, что теперь степняки
знают о нашем приближении.
Санечка резко поднялся, скрывая смущение.
– Схожу–ка я лучше за водой.
Выйдя к речке, он невольно засмотрелся на тихую воду. Лишь там, где
поднимались камышинки, было заметно, что река все–таки течет: вокруг
стеблей на речной глади виднелись небольшие морщинки. А так река
напоминала длинное черное зеркало. В нем отражался неправдоподобно яркий,
похожий на прожектор, месяц. Россыпь сверкающих звезд переливалась, как
небрежно разбросанная пригоршня сверкающих камней.
Неожиданно черная тень поползла по реке, проглатывая отражения звезд.
Санечка невольно вскинул голову... и в упор натолкнулся на ненавидящий
взгляд чужих глаз. Он хотел было крикнуть, но жесткая колючая веревка
конского волоса сдавила горло, и вырвался только придушенный хрип.
Санечка лежал с закрытыми глазами, размышляя, почему все тело у него
болит, словно изрезанное ножами. Может, он попал в автомобильную
катастрофу и сейчас находится в реанимации? Хотя какая, к черту,
реанимация в мире, не знающем автомобилей... Или он не путешествует, и все
это ему только мерещится? Тогда снова вполне возможна больничная палата.
Нужно лишь открыть глаза, и наваждение рассеется. Итак, где же больничная
койка? Он протягивает руку и...
Тягостные размышления были прерваны потоком затхлой вонючей воды,
обрушившимся на голову. Вода попала в рот и нос, Санечка захлебнулся,
надсадно закашлялся и открыл глаза. Прямо над ним склонилось плоское
желтое лицо с раскосыми глазами. Бугристый красноватый шрам пересекал лоб,
оттягивая уголок правого глаза и скрываясь на виске.
– Очнулся, сволочь? – произнес гортанный голос со странным акцентом,
и сильный удар обрушился на ребра. Санечка невольно застонал. Ответом был
взрыв мерзкого хохота.
– Поднимайся! – Сильные руки с пальцами, похожими на железные когти,
рванули Санечку за плечо, ставя на ноги. Но Санечка почувствовал, что
колени у него подламываются. Он застонал, пошатнулся, однако новый
безжалостный удар помог ему устоять.
– Осторожно, Гимпарс, эта тварь нужна Ослепительному живой, –
послышалось издали.
– Отвяжись, это моя добыча, я сам получу право слизать пыль с сапог
Ослепительного. Тебе, Гайсир, останется лишь обнюхивать хвост моего коня!
– огрызнулся воин со шрамом. И Санечка с ужасом вспомнил, где он видел его
раньше. В деревне! Если теперь вспомнит старого знакомого и Гимпарс,
Санечке придется плохо. Одна надежда, что под глухим шлемом степняк не
разглядел его лица.
– Я вобью эти слова обратно в твою грязную глотку! – рявкнул Гайсир.
– Попробуй! – Гимпарс выхватил из ножен широкий кривой меч.
– Ты забыл поучения Божественного Воителя? Хочешь валяться с
переломанным хребтом?
– Еще раз говорю: попробуй! – На губах Гимпарса выступила пена.
– Потом, потом... Сейчас Ослепительный ждет пленника.
Гимпарс недовольно заворчал и толкнул Санечку в спину.
– Иди.
Санечка, пошатываясь, побрел между кострами степняков, направляемый
чувствительными толчками в спину. Возле каждого костра спали по два–три
воина. Всего же, как он определил на глаз, степняков было человек
полтораста. Многие из них вдобавок носили заскорузлые окровавленные
повязки. Похоже, набег получился неудачным, их основательно потрепали, и
орда возвращалась без добычи и славы. В таком случае на пощаду
рассчитывать не приходилось. Непонятно только, как Зорковид не обнаружил
такую большую толпу. Или леший был прав, говоря, что степь укрывает своих
хозяев, как лес – своих?
Посреди кольца костров высился ковровый шатер, у входа в который
замерли четверо стражников. Опустившись на четвереньки, Гимпарс сказал:
– Ослепительный повелел недостойному рабу привести пленника.
Ответом был величавый кивок стражника, и Гимпарс на четвереньках
проворно заполз в шатер. Через некоторое время он, пятясь, выполз обратно
и сильным ударом заставил Санечку опуститься на колени.
– Ползи за мной, нечестивый.
Так как приказ подкрепил немедленный удар древком копья по спине,
Санечка почел за лучшее подчиниться и пополз за Гимпарсом, уткнувшись лбом
в грязный ковер. В шатре Гимпарс трижды стукнул головой о землю и
почтительно сообщил:
– Твое повеление выполнено, Ослепительный.
– Вижу, – произнес старческий брюзгливый голос.
Санечка рискнул немного приподнять голову. На невысоком золотом
восьмигранном табурете (или как называется точно это подобие трона?) сидел
заплывший жиром человек в засаленном парчовом халате. Лицо его было
закрыто чем–то вроде легкой чадры, свешивающейся с чалмы.
– Мои воины захватили его, отомстив за бесчестье, – льстиво зажурчал
Гимпарс.
– Дурак! Так значит именно этот сопляк разогнал твоих баб в той
деревне? – недоверчиво спросил Ослепительный.
– Это могучий и сильный рыцарь, Рыцарь Льва.
Санечка чуть не вскрикнул. Теперь следует готовиться к самому
худшему. Все–таки узнали!
– Рыцарь? – Ослепительный тяжело сопел, говорить ему было очень
трудно, сало прямо–таки душило его. Может потому голос и был высоким, как
у евнуха. – Какой это рыцарь... Мальчишка. И твои бараны бежали от него...
Позор.
– Мы отомстили, Ослепительный.
– Дурак! Я прикажу дать тебе палок.
– Милость твоя безмерна, Ослепительный.
Ослепительный, астматически похрюкивая, задумался. Потом какая–то
мысль сверкнула в масленых глазках, прячущихся между пухлыми щеками.
– Гимпарс, пошел вон! Пусть тебе дадут десять золотых за поимку
пленного.
– Благословенна щедрость Ослепительного.
– И десять палок тоже.
– Счастлив слышать волю Ослепительного.
– Пошел, собака.
Гимпарс резво выполз из шатра. Ослепительный немного подождал,
деловито потирая живот. Было заметно, что перевариванию пищи он придает
очень большое значение.
– Садись, – приказал он Санечке.
Тот осторожно уселся на ковре перед троном. Или все–таки табуретом?
Ослепительный посопел еще немного, а потом неожиданно спросил:
– Ты пришелец?
– Д–да, – от неожиданности вырвалось у Санечки.
Ослепительный удовлетворенно хрюкнул.
– Я не ошибся. Только болван Гимпарс мог принять тебя за слугу
Красного Колокола. Но я мудр и велик, моему взору открыты самые
сокровенные тайны. Сейчас ты вместе с друзьями идешь на север. Каменный
дух Шаргокана открыл мне это. И на берегу Кронийского океана вы будете
искать Желтый Колокол, колокол рабства, чтобы разбить его. Посмей сказать,
что я не прав.
– Ты прав, – коротко ответил Санечка, не считая нужным титуловать
собеседника.
– Зачем?
– Чтобы освободить людей.
– Дурак. Неужели ты полагаешь, что все дело в колоколе? Он всего лишь
символ. Если человек раб по натуре, он обязательно найдет себе хозяина,
вне зависимости от того, звонит колокол или нет.
– Пусть так, – дерзко ответил Санечка. – Но мы будем бороться и с
символом и с самозваными хозяевами.
– Бороться? – Ослепительный явно наслаждался беседой. – Но нужна ли
твоя борьба людям? Ведь на смену мне обязательно явится новый хозяин из
вчерашних рабов. И новое рабство станет еще более ужасным, потому что
бывший раб начнет мстить за недавнее унижение. Ты подумал об этом? Не
лучше ли оставить порядок неизменным?
– Нового хозяина тоже можно свергнуть.
Ослепительный засмеялся, сотрясая жирными телесами.
– Убить, чтобы убить, чтобы убить, чтобы убить... Не слишком ли
кровавый путь для освободителя?
– Для того и нужно уничтожить самый символ рабства, чтобы разрушить
веру. Человек не раб хозяина, он раб собственной веры в неизбежность
прихода хозяина.
– Веры! Это ты правильно подметил, – с энтузиазмом подхватил
Ослепительный. – Ваш народ истово верит в доброго хозяина, заметь! Если
его нет, его выдумывают, лепят хотя бы из дерьма, чтобы только был! Вы
просто рветесь посадить себе кого–нибудь на шею, следовательно вы обречены
повиноваться, обречены на рабство. Таково предначертание судьбы для всей
Рутении.
– Ты лжешь! – гневно вскричал Санечка, вскакивая.
– Может быть... – неопределенно заметил Ослепительный, не
шелохнувшись. – Ты знаешь, кто ты такой? – неожиданно спросил он,
подавшись вперед, едва не стекая с трона.
– Н–нет, – снова запнулся Санечка.
– Не помнишь прошлого, не догадываешься о будущем? – в голосе
Ослепительного послышалось ехидство.
– Нет, – убито ответил Санечка, опускаясь на ковер.
– Рыцарь Льва... А также Тигра, Барса, Леопарда... Угадал? – Хотя
брюхо Ослепительного и заплыло жиром, голова у него работала отлично.
– Да.
– Но тебя никто не называл... Рыцарем Рыси?
– Нет.
– Зря. Я сразу узнал тебя, царь Линх.
Санечка едва не опрокинулся на спину. Он царь?!
– Не может быть!
– Может и есть! Обратное превращение из рыси не прошло для тебя
даром, ты все напрочь забыл. Но память о твоих деяниях люди старательно
сохранили, о царь. И потому меня совершенно не удивляет твое превращение в
слугу Красного Колокола. Хищный нрав царя Линха приводит в трепет даже
нас.
Санечка мучительно пытался вспомнить, кто такой царь Линх. Какая–то
греческая легенда... Людоед он был, что ли?
– Нет, – решительно отказался Санечка.
– Мне лучше знать, – твердо сказал Ослепительный, махнув рукой. –
Только поэтому ты сидишь рядом со мной, а не на колу. Разве я позволил бы
простому нечестивцу приблизиться к своему шатру? Пусть сейчас у тебя нет
своего города, за тобой не стоит войско, но мы, владыки, верны священному
долгу. И я помогу тебе, царь. А придет черный день – и ты поможешь мне.
Санечка был польщен. А может и вправду при попадании в компьютер с
ним случилось нечто, чего он не заметил? Может его аналог в этом мире
действительно царь Линх? Ведь зачем–то подсунули ему именно рыцарские
доспехи, а не бронь витязя?
Видя его колебания, Ослепительный улыбнулся.
– Я прошу совсем немного, царь. Сущий пустяк.
– Какой?
Вождь степняков дрожащим от ненависти голосом произнес:
– Ты пришел в степь с моим злейшим врагом, князем Гремиславом! Трижды
проклятый витязь, все силы ада на его голову! Помоги мне справиться с ним,
и мое войско вернет тебе твои законные владения.
– Почему же твое войско не поможет тебе справиться с князем?
Ослепительный вскочил, потрясая кулаками.
– Его ведет клятва мести! Я спалил его город, убил его жену, детей
продал в рабство. И он поклялся отомстить. Хозяин железа сделал ему
заколдованную саблю, в рукояти которой капли крови его родных. Пока эта
сабля не познает моей крови, Гремислав не успокоится. С ним постоянно
странствует злобный лесной колдун. Мои воины бессильны против черного
ведовства, которое бережет их в лесных чащобах, да и в степи тоже. Я не
могу постоянно жить под висящим топором.
Санечке словно по щекам надавали. Однако, стараясь выглядеть
невозмутимым, он спросил:
– И как я могу помочь тебе?
Ослепительный фыркнул, словно лошадь.
– Очень просто. Я не прошу у тебя голову Гремислава. Царь, тебе
достаточно подсыпать ему в питье щепотку порошка из Чинской земли – и все
кончится. Чины великие мастера составлять различные зелья. А леший меня не
беспокоит, один он ничего не сделает.
– Ты хочешь отравить Гремислава, – медленно повторил Санечка.
– Да, – жестко подтвердил Ослепительный. – И не говори, царь, что это
тебе не по силам. Все знают, что на тебе лежат грехи куда более страшные.
Санечку словно кипятком обдало.
– Но не предательство.
– Предательство едва ли не самый легкий из них.
– А если я откажусь?
Ослепительный шумно вздохнул.
– Тогда я отдам тебя Гимпарсу. Дурак жаждет отомстить за свое
позорное поражение и будет очень изобретателен. Мы не жестоки, тебя не
убьют. Но ты сам будешь звать смерть, как избавительницу. И не дозовешься.
Санечка усмехнулся.
– У меня небогатый выбор.
– Боюсь, что так.
– Но подумать я могу?
– Не слишком долго, царь. Твое отсутствие может вызвать тревогу в
лагере.
– Я не буду думать слишком долго, Ослепительный. Но как тебя зовут?
Неудобно обращаться к тебе, не зная имени. Я даже лица твоего не вижу, а
ты знаешь обо мне все.
Ослепительный снова захохотал.
– Зачем тебе мое имя? Чтобы получить тайную власть надо мной? Нет. А
лицо... Я ведь Ослепительный, черви у моих ног недостойны лицезреть его. К
тому же мое сердце полно жалости, они могут ослепнуть от сверкания,
подобного солнечному.
Санечка глубоко вздохнул и встал.
– Мне нет нужды думать, мой ответ короток: нет.
– Нет? – не веря собственным ушам переспросил Ослепительный.
– Нет.
– Подумай. Ты же царь. Тебя ждет золотой венец и власть.
– Все равно нет.
– Ты чужой в этой стране, тебя не должны волновать ее заботы. Думай
только о себе!
– Ты снова ошибся. Я не чужой в этой стране.
– Линх! Ты... – По твердому выражению лица Санечки Ослепительный
понял, что все уговоры бесполезны, и трижды хлопнул в ладоши. – Гимпарс! –
крикнул он появившемуся сотнику. – Забери пленника, он твой. Если
передумает – пришли ко мне. И еще. Если он умрет раньше, чем через двое
суток, ты заплатишь своей шкурой. А ты, Линх, запомни, что убивает не
только железо, но и слово. Слово! Ты ведь все равно умрешь предателем.
Потом был огонь, было железо, была кровь.
