смотрелся на рыжем Веспере Ион - лёгкий, сухощавый, в красивом голубом,
старинного кроя мундире...
А гофшталмейстер короля Шведского вдруг посмотрел на часы, улыбнулся,
точно хитрый мальчишка, и заявил:
- А теперь - сюрприз!
Скормил Весперу припасённую в кармане морковку и решительно повёл
Цыбулю во двор.
Сюрприз действительно имел место. В большом старинном манеже, где
когда-то выезжали величественных липиццанов, где по сей день учат
ответственности коней для королевских парадов, - скакала галопом по кругу
маленькая, весьма упитанная лошадка ярко-песочной масти. Ухоженные копытца
выстукивали по песку размеренный ритм. В седле сидела девочка в нарядной
голубой безрукавке. Из-под защитного шлема (без которого в Швеции никакие
конные занятия в принципе не допускаются)
выбивались растрёпанные белокурые волосы, вспыхивавшие на свету, что
лился из стеклянного потолочного фонаря. Юная всадница заметила дедушку
Иона, остановила кобылку и, натянув повод, смело дала шенкеля. Лошадка
спокойно поднялась на "свечку", на миг замерла - и вновь опустилась на все
четыре ноги.
- Фасолина! - строго сказал ей Цыбуля. Он всегда делался ужасно
серьёзным и строгим, если чувствовал, что глаза вот-вот затуманит неверная
сырость.
Лошадка ответила знакомому голосу тонким, совершенно девчоночьим
ржанием.
Ингеборг отпустила повод, и Нотка рысцой устремилась через манеж, чтобы
ткнуться носом в подставленную ладонь. Цыбуля, растроганный до
невозможности, ещё круче сдвинул брови: "Помнит, паршивка!.." Ион передал
гостю несколько кусочков сахара, тут же подобранные ищущими губами
лошадки. Цыбуля придирчиво оглядел былую любимицу свободненского завода и
понял, что правильно распорядился её судьбой. Он предполагал, что снова
увидит её здесь, в Швеции, но почему-то ждал, что, крепко угодив в работу
и тренинг, Нотка постройнеет, "перепадёт". Ничего подобного! Похоже, на
новом месте умненькую малышку любили и баловали не меньше, чем дома...
Нотка стала ещё круглей, чем была, светло-рыжая шёрстка золотилась
россыпью муаровых "яблок".
- Добро пожаловать, Василий Никифорович!..- по-русски старательно
выговорила Ингеборг. И быстро покосилась на Оленьку Путятину: всё ли
правильно произнесла. Юная княжна незаметно кивнула, девочка смутилась и
слегка покраснела, гордясь похвалой старшей подруги, а до Цыбули вдруг
дошло, как они все здесь ждали его, как готовились его встречать - с того
самого часа, как он, Цыбуля, связался по компьютерной сети с Ионом и
сообщил, что хотел бы приехать... Неведомо откуда пришло мгновенное
озарение, и Василий Никифорович увидел всю ситуацию словно бы их глазами,
совершенно в ином свете, чем она до сих пор представлялась ему самому. Он
был не просителем из вечно разорённой, разворованной и голодной страны,
приехавшим в европейскую столицу "за правдой".
Он прибыл в маленькую Швецию из всё ещё огромной, великой и
непостижимой России, из той самой России, на которую бронзовый Карл XII на
стокгольмской площади до сих пор указывает рукой: "Я там побывал - и
запомните, шведы: если охота жить, русских лучше не трогайте..."
- Ну? - по-прежнему строго обратился Василий Никифорович к девочке. -
Показывай, чему научилась!
Маленькая Ингеборг, конечно, не поняла. Все её познания в русском
исчерпывались только что произнесённым. Оленька Путятина тут же выручила,
перевела. Внучка Иона очень серьёзно кивнула - знать, ждала подобного
экзамена, готовилась к нему-и стала показывать. Нотка, попавшая из одних
хороших рук в другие, не худшие, повиновалась весело и охотно. Меняла
аллюры, выделывала вольты, восьмерки и змейки, а под конец даже лихо взяла
полуметровое препятствие, установленное посередине. Чему только не научит
дедушка внучку, пока мама не смотрит!..
- Молодец,- похвалил Ион.
Цыбуля смотрел на сияющую от гордости маленькую наездницу, на её
молодого в шестьдесят пять лет деда и понимал, что начать горестный
разговор становится всё невозможней.
Мы неверно произносим название шведской столицы. На самом деле надо
"СтокХольм", только вот букву "х" раньше почему-то у нас не любили и
всюду, где можно и нельзя, в иностранных словах заменяли на "г". Таким
образом скандинавское имя Харальд надолго превратилось в "Гаральда",
великий поэт Хайнрих Хайне стал для нас (видимо, уже навеки) неведомым
немцам "Генрихом Гейне", и так далее. Теперь, правда, исторический маятник
качнулся, и ныне у нас, согласно рекламе, что ни день - то новое слово на
букву "х"... Ну да Бог с ним.
Город Стокгольм получил такое название благодаря обстоятельствам своей
закладки. Когда древние новгородцы с карелами устроили набег и дочиста
разрушили прежнюю столицу, Сигтуну, даже врата утащив из местного храма к
себе за море, - опечаленные шведы решили перенести королевский город в
новое, более счастливое место. Куда именно? Ответ подсказал старинный
обычай: по волнам озера Мелар пустили плыть строевую лесину. Где прибьёт
её к берегу, там городу, значит, и быть. А озеро Мелар, как и наша Ладога,
неудержимо вытекает в Балтийское море, только с другой стороны, а вместо
Невы здесь - забитый островами пролив. Течение и затащило лесину в пороги,
где она в конце концов застряла на острове. Потому-то и дали новой столице
имя Стокгольм: "Остров Бревна"...
Питер и Стокгольм вообще очень похожи. Взять Санкт-Петербург, вымыть с
мылом и щёткой да вместо диких помоечных котов, поколениями дерущихся за
кусок, населить деловыми домашними мышеловами, добрыми, доверчивыми и
пушистыми, - и будет то самое.
Стокгольмские острова соединяются мостами. Под одними скачут с волны на
волну сумасшедшие байдарочники в ярких маленьких лодках. С других
закидывают удочки и ловят форель, снующую в прозрачной зелёной стремнине.
Говорят даже, неплохо клюёт, - за чистотой воды, как и за рыбным
поголовьем в озере, шведы строго следят.
Островов не меньше, чем в Питере, и у всех красивые и гордые имена:
Старый Город, Рыцарский, Королевский. А один с давних пор называется
Юргорден, что по-русски значит просто "Зоопарк". Парк - и ещё какой -
по-прежнему на месте. А вот "зоо" представлено в основном лошадьми, на
которых ездят стройные красивые девушки. Дорожки для верховых прогулок
отмечены специальными знаками, и никто - можете не верить, но это
действительно так - не устраивает на этих дорожках стоянку для
"Мерседесов"...
Юргорден расположен почти в центре Стокгольма, и в погожие уик-энды
сюда выбирается половина горожан. Поваляться на травке, поиграть (и очень
азартно) в местную разновидность лапты, пообедать в одном из множества
маленьких ресторанов...
Заведение, где расположились Ион с внучкой, Оленька и Цыбуля,
угнездилось на довольно крутом склоне холма, над узким, меньше иной
дренажной канавы, проливчиком, тем не менее отделявшим одну от другой две
части Юргордена.
- Видишь дубы? - Пока ждали заказ, фон Шёльдебранд кивнул на огромные
старые деревья, живописно раскиданные по широкой лужайке за проливом. -
Триста лет назад Швеция была великой державой, и для поддержания
могущества решили укреплять флот. Ну, а флот тогда был какой? Деревянный.
На корабли шло много дуба, и королевским повелением приказали их
насаждать. Насадили... Только не учли, что дубы - не картошка, за лето не
вырастут. Время шло, появились стальные пароходы, потом современные
крейсера и подводные лодки... А указа-то высочайшего никто так и не
отменил! И вот совсем недавно специально выделенный для этого чиновник
докладывает королю: "Ваше Величество, дубы для флота созрели..."
Осеннее солнце пригревало мягко и ласково, лёгкий ветерок ещё хранил
дыхание уходящего лета. Василий Никифорович заметил на столе лишний прибор
и хотел было спросить, кого ещё ждут, но его внимание отвлекла девушка,
ехавшая через мостик на красивом серебристо-сером коне. Один из
автомобилей, стоявших поблизости, как раз в это время завёлся. Конь
насторожил уши и хотел было шарахнуться, но хозяйка успокоила питомца еле
заметным, уверенным движением повода. Конь сразу понял, что ничего особо
страшного не происходит, раздумал пугаться и спокойно зарысил дальше.
Василий Никифорович мысленно одобрил мастерство девушки... и она вдруг так
остро напомнила ему оставшуюся в Питере Аню, что снова ёкнуло сердце.
Цыбуля не захотел показывать радушным хозяевам своё состояние -
отвернулся, сделал вид, будто провожает взглядом удаляющуюся наездницу. И
сам не заметил острого, пристального взгляда Иона, устремлённого на
русского гостя: "Непростое что-то у тебя на уме... Что ж, расскажешь,
когда сам пожелаешь!"
В это время на месте отъехавшего автомобиля притормозил юркий бирюзовый
"Фольксваген". Из него выбралась крепкая, энергичная дама лет сорока пяти.
Пискнула сигнализация - и дама решительно устремилась через открытую
площадку ресторана прямо туда, где под большим растянутым тентом
устроились Ион и его гости. Одновременно с нею, только с другой стороны,
появился официант с большим подносом в руках.
- Хей! - стремительно подойдя, приветствовала сразу всех энергичная
дама.
Села за стол и немедленно принялась темпераментно что-то рассказывать,
перескакивая со шведского на английский. Пока Оленька Путятина открывала и
закрывала рот, силясь вставить хоть слово, Ион тронул девушку за руку, и
она перевела для Цыбули:
- Это моя сестра Кристина. Помнишь, я тебе про неё говорил? Она живёт в
Сигтуне. Кристина - очень известный политик...
Извержение вулкана временно прекратилось. Кристина замолчала на
полуслове, потом заразительно расхохоталась и пояснила:
- О да!.. Я прямо с заседания - никак всё не отойду...
Василий Никифорович смутно припомнил, что вроде бы Ион действительно
упоминал о сестре - ещё по дороге из аэропорта, - но Цыбуля, несколько
чумовой после перелёта, как говорят, "не въехал", что она будет с ними
обедать. Ион ещё, помнится, охарактеризовал её, назвав экстравертной. О
йес!.. Скоро выяснилось, что это было ещё мягко сказано. Цыбуля решил быть
вежливым и спросил:
- А где заседали - в риксдаге[75]? Невинный вроде бы вопрос вызвал
новый всплеск лавы.
- Где-где? - снова расхохоталась Кристина.- Что вы! Это только у вас, в
России, каждый мало-мальски заметный политик сразу метит в Государственную
Думу и переезжает в Москву. Вот потому-то Россия в банкротстве...
Должно быть, она полагала, что пошутила, и притом достаточно остроумно.
Цыбуля почувствовал, что тяжело наливается кровью, но промолчал. Ион
тоже промолчал, лишь улыбнулся: наверное, он очень хорошо знал сестру и
как бы хотел сказать, что за подобные мелочи на неё не стоит сердиться.
Молодой официант между тем ловко расставил заказанную еду. Перед Василием
Никифоровичем оказалась большая тарелка, где на листьях красного и
зелёного салата в обществе четвертушки лимона возлежали - именно возлежали
- полусантиметровые ломти малосольного норвежского лосося, невероятно
нежные и вкусные даже на вид.
Посередине стола поставили одну на всех объёмистую миску с горячей
варёной картошкой, обильно сдобренной укропом и чем-то средним между
густыми сливками и майонезом.
- Должна предупредить, - продолжала неугомонная Кристина, и Оленька
была вынуждена перевести, - что у нас в Швеции за последние годы сложилось
о вас, русских, определённое мнение. Из вашей страны сюда приехало столько
людей! И каких!!! Крупные русские воры скупают недвижимость в центре
Стокгольма!.. А мелкие воришки обосновались в Карлслунде - это такое
место, где у нас селят беженцев из "третьего мира", - и крадут что ни
попадя в столичных универмагах.
Причём крадут так неуклюже!.. Полиция уже замучилась арестовывать...
Кристина вновь засмеялась. У неё были хорошо подстриженные каштановые
волосы (наверное, закрашивала седину) и ровные белые зубы, и некоторым
образом чувствовалось, что эта женщина никогда не рожала детей. Цыбуле
захотелось отодвинуть нетронутую тарелку, встать и уйти. Он этого,
конечно, не сделал.
Отставной генерал фон Шёльдебранд поднял бокал:
- Давайте выпьем за твой приезд, дорогой Василий. За то, что ты
наконец-то к нам выбрался, и пусть эта поездка оставит у тебя только
приятные воспоминания...
Выпили. Мужчины - лёгкое светлое пиво, Кристина - сок, Ингеборг -
молоко, а Оленька - тоник. Она тоже была за рулём.
- Так вот, вы себе только представьте!.. - со вкусом жуя, принялась
рассказывать неугомонная дама-политик. - Я им ещё в мае доказывала -
скоро, мол, начнётся сезон, наедут туристы, а общественных туалетов в
городе - раз, два и обчёлся! Я этим бюрократам уже и фирму нашла, которая
хоть на каждом углу передвижные сортиры может расставить, и фотографии
принесла, как в приличных местах у людей сделано, а эти бумажные крысы...
Княжна Путятина переводила, насколько удавалось поспеть. Варёная
картошка стыла перед ней на тарелке.
Насколько Василий Никифорович вообще сумел рассмотреть местный народ,
Швеция была страной очень стройных, следящих за своими фигурами женщин - и
полноватых, с явно наметившимися брюшками (у кого - от пива, у кого - от
кока-колы) мужчин. Так вот, если это было правило, то Ион с сестрой являли
собой исключение, которое его подтверждало. Ион был жилистый, лёгкий и
цепкий - истинный конник. Кристина же - не сказать толстая, но - налитая,
плотно сбитая, никак не вписывающаяся в имидж тощей западной женщины.
- ...И я начала разбираться, почему же, если им всё так понравилось,
они голосовали против? Оказывается, эта стерва Гудрун Линдбом, которая
вечно у нас всем вставляет палки в колёса, откуда-то притащила
документацию на давно устаревшую модель, с которой, конечно, современный
дизайн и рядом не ночевал...
- Ты ешь, Оленька, - вполголоса сказал Цыбуля княжне.
- Василий Никифорович, вы только не обижайтесь на тётю Кристину, что
она так про Россию, - тоже вполголоса ответила Оля Путятина. - Она очень
добрая на самом-то деле. Только они тут не всё про нас понимают...
Про нас, - отметил Цыбуля, и ему захотелось обнять правнучку старинного
эмигранта, всё ещё полагавшую себя русской, всё ещё нёсшую в себе нечто
непостижимое для самого продвинутого ихнего специалиста по России. Не
говоря уже об экстравертной Кристине...
Между тем выяснилась причина, подвигнувшая Иона пригласить в ресторан
свою сестрицу-политика. Причина была веская: сегодня семейство фон
Шёльдебрандов собиралось для торжественного посещения кладбища. Согласно
вековому обычаю шведы поминают усопших родственников два раза в год. В
день рождения - и ещё в День всех святых, первого ноября. Так вот, Цыбуля,
как обнаружилось, дату своего приезда подгадал со снайперской точностью:
именно сегодня покойной госпоже Шёштин фон Шёльдебранд, бабушке Иона и
Кристины, сравнялось бы сто семь годков. Вообще-то подобным возрастом в
нынешней Швеции никого особо не удивишь, запросто могла бы здравствовать и
поныне, - но, увы, бабушка в долгожительницы не вышла. Умерла совсем
молодой, в год, который Василий Никифорович по нашей национальной привычке
определил для себя как "дореволюционный".
В идеале посещать кладбище следовало всем вместе, но что тут поделаешь!
Когда в странах западной цивилизации обычай входит в противоречие с
бизнесом, побеждает, как правило, бизнес. И поэтому фон Шёльдебранды
посещали могилу бабушки Шёштин в течение дня кто как мог - одни с утра,
другие в обеденный перерыв, а третьи вечером.
- Не хочешь с нами поехать? - предложил Цыбуле королевский конюший,
одновременно делая знак официанту, чтобы принёс счёт. - Это очень старое
кладбище, там красиво. А впрочем, если сильно устал, смотри... Оленька
тебя отвезёт.
На самом деле Василий Никифорович сейчас с величайшим удовольствием
рухнул бы на диван, а через полчасика, слегка отлежавшись и восстановив
силы, принял душ - и завалился бы в постель уже капитально. Он к
питерскому-то времени привыкнуть как следует не успел, а здесь, в Швеции,
ещё на два часа... да плюс перелёт, от которого до сих пор не улёгся звон
в голове... "Стар становлюсь", - в который раз подумал Цыбуля. Раньше эти
слова он произносил про себя с этаким весёлым отчаянием. После гибели
Сергея он вдруг понял, что начинает воспринимать их всерьёз.
Посланец великой страны принципиально выложил на столик кредитную
карточку VISA и кивнул:
- Ну что ты, Ион, какие наши годы. Конечно, съезжу с тобой. Как же
вашей бабушке не поклониться...
Шведское кладбище мало напоминает российский погост. Приличное старое
кладбище в Швеции - это нечто среднее между знаменитым Арлингтонским в
Америке и теми, что показывали когда-то туристам в "нашей" Прибалтике. Ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг