И никакой метеорит такую броню не пробьет. Разве это не находка для
космических кораблей?
- Не знаю, - уклончиво ответил Борис Захарович. - Пока мы даже животных
не хотим подвергать опасности ультрафиолетового излучения. А в следующем
полете не останется свободных камер. Все будут заняты животными.
- Вот и прекрасно. Значит, испытаем всесторонне.
- Нас пока удовлетворяют другие стекла, тем более что Бабкина вынесли с
обожженными руками. Это он сигналил перед вашим окошком из "космической
брони".
- Нашли кому верить! - возмутился Медоваров. - Бабкин лежал там в
бессознательном состоянии. Мало ли что ему померещилось.
Дерябин понимал, что споры ни к чему не приведут, а потому предложил:
- В конце концов, это нетрудно проверить. Направим кварцевую лампу на
ваше окошко и посмотрим по приборам, пропускает ли оно ультрафиолетовые
лучи.
Медоваров развел руками:
- Неужели вы думаете, что в Москве это не проверили?
- У нас этих данных нет. Я знаю только одно, что многие прозрачные
пластмассы великолепно пропускают ультрафиолетовые лучи. А здесь нужно
обратное.
Медоваров не хотел брать на себя ответственности за возможную неудачу,
а потому позвонил Литовцеву. Валентин Игнатьевич был несколько обескуражен.
Никаких технических требований на "космическую броню" не существовало.
Это инициативная работа, причем довольно случайная, и автору в голову не
приходило, что в космосе нужна защита от каких-то там ультрафиолетовых
лучей. Впрочем, в "космическую броню" были введены некоторые добавки, -
возможно, они задерживают опасные лучи.
Времени оставалось в обрез, и Литовцев согласился на испытания:
- Действуйте.
Багрецову вовсе не хотелось отрываться от исследования схемы
орла-разведчика, но приказ есть приказ. Он надеялся за полчаса справиться
с заданием. "Космическая броня Литовцева". Не раз мелькало это название в
научно-популярных журналах, но ничего определенного Вадиму не говорило.
Были у него какие-то смутные ассоциации, связанные с прошлогодней
командировкой на испытательную станцию Курбатова. Уж не тот ли это
Литовцев, из-за которого в конечном счете пострадала Нюра? Не ему ли
захотелось достать "осколок солнца", чтобы успешнее продвинуть докторскую
диссертацию?
Однако на эти вопросы Вадим не мог получить ответа. К Медоварову не
подступись - еще бы, опять этот мальчишка стоит на его пути. Борис
Захарович никогда не слыхал о прежней деятельности Литовцева. Не такое уж
это научное светило! Да и вообще, к испытаниям его "космической брони"
Дерябин отнесся скептически.
- Испытайте поскорее, - сказал он Вадиму и, недовольно глянув на Толь
Толича, зашагал к главному зданию.
- Но ведь нужна ваша подпись, - растерянно проговорил Медоваров.
Борис Захарович обернулся:
- Ничего... Багрецову я вполне доверяю.
Медоваров промолчал и лишь зло посмотрел ему вслед.
Несмотря на явное пренебрежение Бориса Захаровича к этим испытаниям,
что должно было бы вызвать соответствующую реакцию у молодого инженера,
Вадим провел испытания добросовестно, как и всегда. Ультрафиолетовые лучи
свободно проходили сквозь иллюминаторы Литовцева.
Вадим не удержался и сострил:
- Не хотел бы я сидеть возле такого окошка в космическом корабле.
Медоваров загрустил. Весь расчет строился на использовании подходящего
момента. Ионосферные испытания? Значит, можно попробовать и "космическую
броню", привлечь к ней внимание, чтобы потом, когда она действительно
будет нужна, поставить вопрос об использовании ее при постройке первого
межпланетного корабля. Пусть броня эта пока несовершенна - всякие вредные
лучи проходят. Но ведь любое изобретение можно доработать, учесть
замечания, признать недостатки. Прежде всего надо его, как говорит
Валентин Игнатьевич, "застолбить", чтобы другой дорогу не перебежал.
"Периклум ин мора", то есть "опасность в промедлении", так всегда
предупреждает Валентин Игнатьевич, и опять-таки по-латыни добавляет, что
"опоздавшим остаются одни кости".
Действительно, опаздывать нельзя, и Толь Толич срочно позвонил
Литовцеву.
Так, мол, и так, что прикажете делать? Не подпишет старик протокол.
Вредные лучи, не задерживаемые атмосферой, проскакивают в окошки, как в
пустые дырки.
- Собачку не посадишь у окошка, - грустно пошутил Толь Толич. - Сгорит
голубым огнем.
- Дело горит, а не собачка, - раздраженно перебил его Литовцев. -
Неужели вы не понимаете всю его важность? Мне нужно две недели, чтобы
прислать новые иллюминаторы.
Вполне возможно, что Литовцеву удастся уменьшить проницаемость брони за
это время. Но как его оттянуть? Поярков вот-вот приедет из Москвы, где
уточнит дату основных испытаний "Униона". Если они пройдут успешно, то об
этом будут писать во всех газетах и уж несомненно упомянут о "космической
броне".
В ней Толь Толич видел будущее межпланетных полетов. Ясно, что не
только окошки в космических кораблях, но и сами корпуса их сделают из
полимеров. А кто впервые открыл "космическую броню"? Вот она где,
настоящая слава! Важно прибежать первым, хотя бы на одну десятую секунды
раньше других. Тогда и призы, тогда и почет, лавровый венок и портреты в
газетах. Главное, что тут дело верное. Даже если бы увиолевое стекло
Литовцева было дешевле самого простого оконного и ради здоровья людей не
только в больницах и яслях, но и во всех заводских крышах, во всех жилых
домах страны ставились бы такие стекла, все равно слава Валентина
Игнатьевича не была бы столь громкой, как в том случае, если бы он мог
считать себя одним из создателей завтрашних межпланетных кораблей.
Неважно, что пока в "Унионе" "космической броней" будут застеклены лишь
два окошка. Важно, как это преподнести читателю и, главное, начальству,
ведь они тоже читатели, и для них существует общественное мнение, там
более что насчет брони Валентина Игнатьевича пишут очень много.
Толь Толич был убежден, что все это неспроста. Значит, это
действительно гениальное изобретение. Развернешь журнал - и сразу же тебе
статья о "космической броне"; заглянешь в "Пионерскую правду", что выписал
для сынишки, - опять же броня; включишь радио - и там беседа Валентина
Игнатьевича "Химия и космос". По телевизору не раз выступал, показывал
модели пластмассовых ракет и колпаки для "пустолазов". В кинохронике
заснята лаборатория Валентина Игнатьевича, в Доме актера он читает лекцию,
в рабочем клубе выступает в "Устном журнале"...
Все это настолько гипнотизировало Медоварова, что он готов всю жизнь
убирать камешки с дороги, по которой шествует знаменитый изобретатель
"космической брони".
Скоро сюда, в Ионосферный институт, должен приехать кинооператор для
съемки эпизодов, связанных с "космической броней". Медоварова этот приезд
не беспокоил. Иллюминаторы уже испытывались на высоте больше сотни
километров, не полопались, не потрескались, а что касается защиты от
вредных лучей, то оператора это меньше всего должно интересовать. У него
есть утвержденный сценарий.
Самое страшное, если "Унион" поднимется без окошек из "космической
брони".
Медоваров слыхал о чудесном стекле, которое лучше всяких полимеров. А
вдруг его поставят в окошки раньше, чем Валентин Игнатьевич успеет
доработать свою броню?
Надо обязательно оттянуть время. Но как это сделать? Ведь по существу
миссия Толь Толича закончилась. "Унион" приземлился, печати и пломбы, за
которые несет ответственность НИИАП, проверены. Причина аварии
зафиксирована, найдена виновница - все в порядке. Логика подсказывает, что
делать здесь Толь Толичу нечего, особенно в настоящее время, когда ходят
упорные слухи о реорганизации НИИАП. Надо к этому подготовиться всерьез.
Однако Толь Толич понимал, что стоит ему покинуть территорию
Ионосферного института, как никто уже не вспомнит о "космической броне".
И Медоваров пошел на поклон к Набатникову.
Афанасий Гаврилович разговаривал с Москвой.
- Есть решение?.. Готовится?.. Но меня интересует срок? - И, завидев
Медоварова, робко стоящего в дверях, Набатников прикрыл рукой микрофон. -
Попрошу, Анатолий Анатольевич, зайти немного позже.
Выждав несколько минут за дверью, Медоваров осторожно постучал.
Набатников был настроен благодушно, предложил Толь Толичу кресло, хотел
угостить кофе, но тот отказался:
- Извините, Афанасий Гаврилович, я на минутку.
- Прощаться пришли? Ну что ж. Счастливого пути вам, Анатолий
Анатольевич.
Как говорится, не поминайте лихом. - И Набатников протянул ему свою
широкую ладонь.
Это несколько озадачило Толь Толича.
- Нет, Афанасий Гаврилович, не прощаться, а наоборот. Хотел просить
вашего разрешения остаться здесь, посмотреть хоть раз в жизни настоящие
испытания.
А то ведь варимся в собственном соку. Техника против вашей -
слабенькая, ковыряемся кое-как. Поучиться негде.
- Вы поставили меня в неловкое положение, Анатолий Анатольевич, -
нервно почесывая переносицу, сказал Набатников. - Откровенно говоря, я не
могу понять, чему вы будете здесь учиться? У вашего института совсем иные
задачи...
- Да разве я не понимаю, Афанасий Гаврилович? - прижав руки к груди,
доказывал Толь Толич. - Масштабы не те. Мы, так сказать, у земли крутимся,
в атмосфере приборчики испытываем... А вы вон куда махнули, в ионосферу...
Но я хочу поучиться у вас организации... Ведь у нас перестройка на носу...
Чувствуя, что от него не отвяжешься, Набатников досадливо поморщился.
- Оставайтесь. В конце концов, это ваше дело.
Медоваров сердечно поблагодарил, хотя прекрасно понимал, что Набатников
не смог бы отказать. Оснований нет. Уж если сюда приезжают разные
южноамериканцы, то почему бы фактическому директору НИИАП не перенять опыт
одного из крупнейших институтов страны?
Первые шаги сделаны, теперь надо выяснить, не будет ли отложен полет
"Униона"?
Знакомясь с организацией работы Ионосферного института, Медоваров решил
поинтересоваться биологическими исследованиями. Марк Миронович ему кое-что
рассказал и, отвечая на вопрос о том, когда поднимется "Унион", высказал
мнение, что перед этими длительными испытаниями он, как главный врач,
считает, что надо провести некоторые опыты с животными на земле и,
возможно, отправить Яшку в ракете. В момент ускорения он чувствовал себя
весьма скверно.
- Значит, вы будете на этом настаивать? - еле сдерживая радость,
спросил Толь Толич.
Марк Миронович задумчиво поглаживал бородку.
- Как вам сказать? Вероятно, так и придется сделать. Поярков ждет от
нас исчерпывающих выводов, чтобы мы разобрались в записи Яшкиного
кровяного давления и других показателей. Техник утверждает, что приборы
были исправны.
Но, если хотите знать мое мнение, я этому не очень верю. Скачущее
давление, какие-то спазмы сосудов. Кривые абсолютно невероятные. Надо
тщательно исследовать приборы, тем более что они нового типа.
- Простите за малограмотность, Марк Миронович. Но есть еще один вопрос,
так сказать, для накопления опыта. Ну, а если бы вы точно знали, что
приборы в полной исправности? Тогда как?
- Не знаю, как начальство, только я бы посоветовал не торопиться и
проделать опыты, о которых я уже упоминал.
- Примите и мой совет, Марк Миронович. Пусть Борис Захарович поручит
проверку приборов человеку совершенно объективному и знающему. Я говорю о
Багрецове. Сам Борис Захарович с вашими пульсометрами не возился, а этот
мальчик их даже ремонтировал. Изучил до винтика.
Абсолютно уверенный, что приборы работали нормально, - еще бы, по
методике их использования защищены две кандидатские диссертации, - Толь
Толич не придумал ничего лучшего, как поручить их проверку Багрецову. Если
он определил, что иллюминаторы Валентина Игнатьевича никуда не годятся, то
пусть сейчас докажет, что новые приборы вполне исправны.
Медоваров несколько переоценивал роль этой проверки, но приходится
использовать все средства, как учил его Валентин Игнатьевич. "Пер фас эт
не фас", то есть: "всеми правдами и неправдами", только бы добиться цели.
Впрочем, почему "неправдами"? Ничего предосудительного Медоваров не
делает, наоборот, содействует изобретателю. А кроме того, надо подумать и
о животных. Зачем подвергать их риску, если можно этого избежать? Пусть
лучше Яшку-гипертоника посадят в ракету. Она летит какие-то минуты, а
"Унион", говорят, будет летать несколько суток. Бедный Яшка!
Но разве Медоваров мог догадаться, что дело тут не в Яшке или других
животных, а в людях. Марку Мироновичу стало известно, что "Унион",
вероятнее всего, поднимется с людьми, а потому он хотел быть уверенным в
исправности приборов, иначе действительно придется провести дополнительные
опыты с животными.
* * * * * * * * * *
У Багрецова было много работ плановых и внеплановых. А кроме того, были
еще и личные дела, не терпящие отлагательства. Он считал себя виноватым
перед Нюрой, как и перед любым другим человеком, несправедливо обиженным
или обойденным. Он наивно верил, что стоит лишь найти паспорта от
аккумуляторов, как справедливость восторжествует и Толь Толич, смущенно
поглаживая бритую голову, скажет Нюре: "Извините, Анна Васильевна. Не
учел. Недопонял. Нас учат признавать ошибки. Виноват. А что касается
предупреждения об увольнении, то можете не беспокоиться. Аннулируем".
Ранним утром, чтобы успеть до начала работы выполнить задуманное, Вадим
попросил в гараже машину и поехал искать Юрку. Адрес его был известен, но
мальчуган опять убежал куда-то в горы и вряд ли вернется к обеду. Не имея
абсолютно никакого представления, в каком месте Юрка его нашел, Вадим
поездил с полчаса по разным дорогам и, вернувшись ни с чем, попросил
Юркину маму, чтобы она прислала сына на ракетодром.
Не успел он взяться за крыло летающего разведчика, как Дерябин приказал
бросить все и заняться проверкой медицинских приборов.
Вадим понимал, что его проверка не окончательная. Вполне возможно, что
придется вызвать сюда специалистов, которые устанавливали эти приборы, и
устроить что-то вроде технического консилиума. И Марк Миронович и другие
врачи, которые исследовали Яшку после полета, ничего серьезного у него не
нашли. Вероятно, тут что-то иное.
Радиостанции "Униона", приемники и записывающие устройства проверял сам
Борис Захарович. Работают они абсолютно надежно. Значит, не в них надо
искать причину, а действительно в приборах, что определяли Яшкино
самочувствие.
Электрические измерения, проведенные Багрецовым, показали, что здесь
тоже все в порядке. Теперь надо укрепить приборы на руке. Вот пульсометр,
похожий на ручные часы, к которым присоединен цветной провод. Такой же
провод тянется от браслетки, что надевается на предплечье. А это электроды
от аппарата для снятия электрокардиограммы.
Приборы были сделаны на транзисторах с использованием современной
высокочастотной техники, и они никак не походили на обычные, которые можно
увидеть в клиниках и больницах.
Пока не пришел Марк Миронович - он задержался у Бабкина, - надо все
подготовить для окончательной проверки. Провода от приборов подсоединялись
к осциллографам и самописцам.
На экране движется зубчатая линия. Этот синий светящийся след
показывает, как спокойно и четко работает пульс. Да, Вадим сейчас
абсолютно спокоен, здоров. Давление у него нормальное - вон на другом
экране тянутся две голубые ниточки, будто кто-то прочертил их
фосфоресцирующим карандашом.
На третьем экране с нанесенной на нем сеткой и цифрами тоже бегают
светлые зубчики. Это токи сердца. Зубчики ведут себя дисциплинированно, не
скачут выше красной линии, не опускаются ниже зеленой. Идеальное сердечко!
Но почему-то оно встревожилось. Пульс участился, давление повысилось,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг