по утрам целовать руку бабушке.
В школе мальчика любили, он был тихим и ласковым. В комсомоле ценили за
умелое оформление стенгазеты, за деловые выступления на собраниях и за то,
что у него не бывало двоек.
И все же, несмотря на столь идиллическое воспитание, Аскольдик, как уже
было сказано, таил в себе подлую мстительность, о которой никто не мог
подозревать. В самом деле, откуда у девятнадцатилетнего парня такой
позорный пережиток?
Раньше оскорбления смывались кровью. Око за око! Зуб за зуб! Да и
сейчас какой-нибудь распоясавшийся хулиган может пригрозить обидчику ножом
или поколотить обидчицу. Мерзко, конечно, но все же и это бывает.
Аскольдик тоже не прощает обид. Он оскорблен в самых своих лучших
чувствах.
Обыкновенная незаметная девчонка, и вдруг: "Сорняк, мальчишка". Да как
она смеет!
В глубине его злого сердечка притаилась и другая обида. Поярков,
конечно, постарше, он уже кое-чего достиг в жизни, но нельзя же только с
ним проводить время. Девчонка должна быть поосторожнее, а то люди могут
заметить. Мало ли какие пойдут толки?
Именно это старое и ржавое оружие выбрал Аскольдик для своей мести.
- Что вы скажете, Риммочка, по поводу нашей тихони? - спросил
Аскольдик, провожая ее в столовую. - Липнет к женатому человеку. Хоть бы
людей постеснялась.
- Хиба Поярков женатый? - оживилась Римма и, вспомнив, что Аскольдик
совсем не знает украинского языка, перешла на русский: - Кто сказал?
- Я сплетен не собираю, - с достоинством ответил Аскольдик. - Но
подумайте сами, человеку, наверное, уже за тридцать. Можно было успеть
обзавестись семьей? Так или нет?
- Не знаю. Намекала я Анне Васильевне, чтобы спросила своего ухажера.
Обиделась, губы надула. Говорит, что это ее вовсе не интересует.
- Прикидывается. А скажите, пожалуйста, почему они всегда вместе? В
ресторане мы их видели? Видели, С работы кто ее провожает? Сам ведущий
конструктор, А нам плевать, что он ведущий. Не таких осаживали! До того
обнаглел, что даже в столовой у всех на виду садится вместе с лаборанткой.
Римма кокетливо опустила глаза.
- Вы тоже иногда рядом со мной садитесь.
- Мы люди свободные, нам все можно. Да и потом, все знают, что здесь
самая обыкновенная дружба. Ничего плохого не подумают.
- И у них, наверное, дружба, - стыдливо потупившись, с полуулыбкой
заметила Римма.
- Скажите вашей бабушке. Сам видел, как Поярков у нашей тихони руку
целовал.
Кстати говоря, у нее это не первый роман. Я краем уха слышал, что на
прежней работе она даже выговор по такому делу схлопотала. Не верите?
Спросите у Толь Толича.
Римма повисла на руке Аскольда и, оглядевшись по сторонам, горячо
зашептала:
- Расскажите, расскажите! Я давно догадывалась...
Но что мог знать Аскольдик? Как-то Медоваров намекнул ему: не очень,
мол, золотко, заглядывайся на эту скромницу. Девица она опасная. Как ни
пытался Толь Толич выяснить, что за история с ней приключилась и за что
она получила выговор, девица лишь стискивала зубы и бледнела. Явно
романтическая подоплека, хотя в личном деле сказано просто: выговор за
нарушение трудовой дисциплины. Медоваров шутливо намекнул на Багрецова -
никакого впечатления, но стоило только упомянуть фамилию Курбатова, как
Мингалева изменилась в лице и, не говоря ни слова, вышла из кабинета.
- Ясно, что ее этот Курбатов бросил, - безапелляционно решил Аскольдик.
- Теперь она бегает за другим начальником.
Римма не преминула об этом сообщить подружкам. Аскольдик тоже кое-кому
сказал доверительно. С тех пор Нюру провожали любопытствующими взглядами
все, кому только было не лень. Если видели ее одну, то сразу же удивленно
шарили глазами вокруг - нет ли здесь Пояркова?
В перерыве, как всегда, Серафим Михайлович ждал Нюру, чтобы идти в
столовую, но сегодня Нюра проскользнула другим ходом и села за стол к
Римме и Аскольдику.
- Правильно, Анна Васильевна, - шепнула ей Римма.
До этого она улучила подходящий момент, когда поблизости от Нюры никого
не было, и предупредила; - Вы не обидитесь, если я кое-чего скажу?
Нюра ласково улыбнулась:
- Думаю, что нет.
- Разговоров вокруг вас очень много. Я-то, конечно, не верю, мало ли
что люди брешут. Но ведь нельзя же так. - Римма как пчела жужжала над
ухом. - Все на глазах и на глазах. Сам-то он должен понимать или нет?
Нюра нервно передернула плечами.
- Я не вижу здесь ничего плохого. Человеку сейчас тяжело. Неудачи,
срывы...
Ему хочется бывать со мной, Вот и все.
- Помните, когда вы были в ресторане? Ничего особенного, а люди взяли и
придумали, что вы совсем домой не возвращались.
- Мало ли на свете грязных сплетников.
- Не чую, на що вам эти байки сдались? Можно сразу всем рты заткнуть.
Не бывайте с ним на глазах, тогда и разговоров не будет.
Предупреждение Риммы подействовало. Если Нюра раньше ничего не замечала
- ни двусмысленных улыбок, ни шепота за спиной, то сейчас она чувствовала,
как ее обволакивает липкая паутина сплетни. Как тяжело дышать! Как страшно
жить!
Она встречала Толь Толича и видела на его лице ироническую
всепонимающую улыбку.
- Таете прямо на глазах, Анна Васильевна. В чем только душа держится.
Ах, молодежь! Молодежь!
Аскольдик старался вовсю. Это он распустил сплетню, что видел Нюру с
Поярковым в ресторане, а потом встретил ее рано утром в городе. Ничего
особенного - возможно, заночевала у подруги. Но в том-то и дело, что
подруг у Нюры не было ни в городе, ни в институте. Это все хорошо знали.
Играя роль преданной подруги, Римма нашептывала Нюре:
- А вы знаете, что еще говорят... - И предупреждала: - Не подходите к
нему.
Делайте вид, что не замечаете.
Все это было глубоко противно Нюре, но она не нашла в себе мужества раз
и навсегда освободиться от этих разговоров, от надоедливой Риммы с ее
захлебывающимся шепотком, сказать ей, что довольно, что она и слышать об
этом не хочет. Нюрой овладело тупое безразличие, и ей было уже все равно...
Пожалуй, даже лучше, если она перестанет разговаривать с Серафимом
Михайловичем. Так спокойнее. К тому же она чувствовала свою вину в истории
с аккумуляторами, это ее мучило и заставляло избегать Серафима Михайловича.
Поярков ничего не мог понять. Нюра старалась не попадаться ему на
глаза, а если он и видел ее, то при первой попытке подойти и заговорить
Нюра сразу же оказывалась в обществе Аскольдика и Риммы. Какой уж тут
разговор!
Оставалась единственная надежда, что можно перемолвиться с Нюрой
словом, когда они сядут в самолет. Медоваров все-таки разрешил Нюре
командировку, как и многим другим сотрудникам НИИАП. Непонятно, зачем он
взял с собой Аскольдика? Вряд ли от него будет какая-нибудь польза в
Ионосферном институте.
У Серафима Михайловича были особые причины для недовольства. Аскольдик
завладел местом рядом с Нюрой, и Пояркову пришлось сидеть одному в самом
конце самолета, или, вернее, аэрологической лаборатории, которая
использовалась в НИИАП для всевозможных испытаний.
Медоваров тоже недоволен, но по другим, не личным, а общественно
значимым причинам. Представьте себе такую наглость: сегодня вечером, перед
самым отлетом, поднимаясь по лесенке в эту самую летающую лабораторию с
надписью "НИИАП", он обнаружил приписанные карандашом буквы "ЧХИ".
Получается что-то уж очень обидное и безобразное: Научно-испытательный
институт АПЧХИ!
Он знал, чьи это штучки. Схулиганил кто-то из молодых летчиков. Им на
все начихать. Разве они что понимают? Разве они могут оценить широту и
многообразие тематики НИИАП?
Насчет этой тематики у Пояркова было свое мнение. Работая в
конструкторском бюро, тесно связанном с заводами, Поярков никак не мог
примириться с мыслью, что "Унион" загнали в маленький тупичок с
полустанком, именуемым "НИИАП".
Все, что здесь делалось, конструктору казалось нелепым и
фантастическим. Не только аэрологические приборы испытывались на высоте,
но и другие объекты.
Поярков не понимал, зачем в самолет грузили гусей. Наверное,
какой-нибудь аспирант взял на себя серьезную и трудную тему: "Методика
определения возможности акклиматизации гусиных пород в условиях
кислородной недостаточности".
Несмотря на то что НИИАП был институтом испытательным, к тому же
техническим, будущие кандидаты самых различных отраслей науки обосновались
здесь довольно прочно. Еще бы, такая великолепная экспериментальная база!
Наблюдая, как несколько раз в неделю в аэрологическую лабораторию
носили горшочки с сеянцами, Поярков усмехался. Все ясно. Значит, готовится
диссертация на степень кандидата сельскохозяйственных наук. Будущий
кандидат выбрал себе актуальную тему о разведении льна-долгунца на горных
пастбищах.
У Пояркова возникали эти ассоциации в связи с многочисленными
фельетонами, посвященными деятельности карликовых научных институтов. А
кроме того, сам Поярков коллекционировал, как курьезы, некоторые вырезки
из газет, где объявлялись темы диссертаций. Не надо также забывать, что
Поярков - инженер, и ему была свойственна некоторая недооценка сугубо
научной работы, что среди инженеров встречается довольно часто.
* * * * * * * * * *
Набатников и Дерябин считали, что сегодня ночью на ракетодром
Ионосферного института прилетят главный конструктор "Униона" Поярков,
лаборантка Мингалева, инженер-механик, врач и, наконец, Медоваров. Он счел
необходимым после спуска "Униона" проверить печати и пломбы НИИАП. Но
разве мог товарищ Медоваров, знающий цену государственной копейке, из-за
пяти человек гонять взад и вперед двухмоторный самолет? Ведь это не просто
самолет, а научная лаборатория, она должна использоваться по назначению, а
не для транспорта.
Горючее, смазочное, амортизация. Такой полет дороговато обойдется.
А что, если воспользоваться самолетом не как средством транспорта, а
для научных исследований по пути на Кавказ - так сказать, соединить
полезное с приятным? Здорово придумано - комар носа не подточит!
И вот в аэрологическую лабораторию с удобными мягкими креслами, как в
самолетах Аэрофлота, погрузили ящики с приборами, клетку с гусями, трех
поросят в специальных станках, горшочки с сеянцами и всякие другие объекты
для экспериментов.
Самые лучшие места возле кабины пилотов заняли начальник и Римма.
Пришлось взять бедную девочку. Во-первых, она никогда не бывала на
Кавказе, а во-вторых, и для нее там дело найдется. Пусть помогает
Мингалевой, которую вызвал Дерябин устанавливать дополнительные приборы
для будущих испытаний.
Товарищ Медоваров гордился своим демократизмом. Вот и сейчас он сел не
с ведущим конструктором, не с каким-нибудь заслуженным инженером или
аспирантом. Нет, он посадил с собою ученицу, маленького человека,
производственницу. Нельзя отрываться от масс, надо с ними постоянно
общаться. Ну, а чтобы ничего дурного не подумали, он во всеуслышание
болтал с Риммой о разных пустяках, снисходительно похохатывал рокочущим
баском и говорил как с трибуны:
- Растить, растить надо молодые кадры! Для вас мы создали все условия.
Нельзя успокаиваться на достигнутом. Сегодня вы ученица, а приложите
соответствующие усилия-до кандидата дойдете. - Он поправил на голове свою
академическую шапочку. - Подпишем тогда приказ о зачислении на должность
младшего научного сотрудника. - И уже доверительно сказал вполголоса: - От
женихов, золотко, отбоя не будет.
Римма не успела сесть в самолет, как уже занялась едой.
- Женихив, як кажуть, багато, - усмехнулась она, с аппетитом разгрызая
куриную кость. - Подходящих нема.
Толь Толич обернулся назад, где в самом конце самолета одиноко скучал
Поярков.
- Какой случай упускаете! Я бы на вашем месте, золотко, призадумался.
- Зараз! - Римма оторвала куриную голову и жадно начала сдирать жирную
кожу.
- Терпеть не могу смурных.
Толь Толич захохотал и сразу же прикрыл рот ладонью, будто подавился.
- Кто же вам тогда нравится?
Облизав пухлые яркие губы, Римма деланно рассмеялась.
- Ну, як скажу, що вы?
Толь Толич даже крякнул от смущения. Помолчав, он вытер платком
вспотевшую шею.
- Издеваетесь, золотко. Вот бы моя мадам услышала!..
- Хай себе слухае. Вредюга. - И потянувшись за другим свертком, Римма
предложила: - Кушайте, будь ласка, пончики. Дуже смачные. - Спасибо, не
хочется.
- Это вы с перепугу, или, как у них говорят, "з переляку". Злякались,
що скажуть вашей мадам, що я вас пончиками угощала?
Медоваров чувствовал себя не в своей тарелке. Вот до чего доводит
демократизм. Девчонка, ученица, и вдруг начинает говорить с ним, как с
равным. Жену оскорбила, самого упрекнула в трусости. Слишком много на себя
берет, как бы не пришлось раскаиваться.
Дул сильный ветер с моря. Самолет часто вздрагивал и проваливался. У
Риммы пропал аппетит, удивленно и грустно смотрела она на недоеденный
пончик.
При каждом порыве ветра поросята взвизгивали. Торопливые сборы привели
к тому, что животные оказались не привязанными в станках. Уши их,
растянутые и зажатые в специальных приборах (для определения кислорода в
крови с помощью фотоэлементов), испытывали страшную боль, когда самолет
покачивался или проваливался, - все равно что поросят дергали за уши. Гуси
тоже были недовольны, они стукались головами о жесткую проволочную сетку и
выражали свой гнев свирепым гоготаньем.
Все это раздражало Толь Толича, он уже несколько раз порывался сделать
замечание своим подопечным. Но будущие кандидаты были столь заняты научной
работой, что у начальника даже язык не поворачивался нарушить их
"творческий, самоотверженный труд".
У окна, опутанный резиновыми трубками и проводами, с какими-то широкими
браслетами на руках, с пластинками-электродами на ногах, закатав до колен
брюки, сидел молодой аспирант. Перед его глазами на портативном аппарате в
чемоданчике прыгали стрелки, мигали лампочки, ползла лента самопишущего
регистратора. Но аспирант, почти мальчик, в больших круглых очках, что
придавало его лицу еще более испуганный вид, не смотрел на приборы. По лбу
его катился холодный пот, руки посинели от напряжения. Он так судорожно
вцепился в подлокотники кресла, что казалось, никакой силой не оторвешь
его от сиденья.
В сердце Медоварова шевельнулось что-то вроде участия. Впрочем, он ведь
и должен заботиться о кадрах, об их самочувствии и настроении. Плохо
парню, очень плохо. Но как бы его не обидеть.
И Толь Толич, поднимая выпавшую из рук исследователя авторучку, вежливо
осведомился:
- Я помню, золотко, что вы уже сдали кандидатский минимум. Но позабыл,
как у вас сформулирована тема?
Диссертант попробовал изобразить на лице благодарную улыбку, но в этот
момент самолет мягко подпрыгнул, как бы на следующую облачную ступеньку.
Улыбка превратилась в болезненную гримасу, и мученик науки выдавил из
себя, заикаясь:
- Ммоя тте... ма: "К вво... ппросу о ссуб... ссубъективньгх ощщу...
щениях пер... вого полета".
Покровительственно похлопав его по плечу, Медоваров прошел на свое
место.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг