держаться. Приемник лежал прямо внутри анализатора, но светил не туда,
куда нужно. Пальцы не слушались, немели, сил не хватало, чтоб затянуть
гайку подшипника, рука дрожала, плоскогубцы стучали о холодный металл, и
так же нервно стучали зубы.
Наконец-то!.. Теперь анализатор будет работать. Вадим посидел еще
немного, передохнул и пополз обратно.
Наверху почти по всей окружности диска вспыхнул свет в иллюминаторах. А
вдруг они откроются снаружи? Тогда можно пробраться внутрь, минуя страшную
лестницу. Сейчас стемнело, и возвращаться тем же путем будет еще труднее,
тем более что поднялся ветер и диск изрядно покачивает.
Вадим пополз к ближайшему окну, чувствуя себя как на крыше качающегося
дома.
Голова кружилась, противная тошнота подступала к горлу. Подскакивая на
ребристой поверхности диска, точно живая, тащилась за Вадимом черная птица.
Кто-то потянул за ремень. Вадим похолодел, осторожно протянул руку
назад. Да ведь это трос. Неужели он дальше не пустит? Зря оставил такой
маленький запас. Вот если бы Тимка догадался освободить еще десяток
метров!..
Чуть заметное подергивание подсказало, что Тимофей на месте и
сигнализирует об этом. Вадим сильно дернул трос, подождал, потом еще
дернул. Натяжение ослабло.
Осторожно передвигая колени, боясь хоть на мгновение оторвать руки от
скобок, ползет Багрецов. Страшно. Вот-вот диск наклонится, не успеешь
удержаться за скобу и скатишься вниз...
Светится окно. Интересно, что там может быть? Почему включили свет? А
главное - как? По радио, автоматически или в "Унионе" оказался пилот? Вряд
ли Тимофей стал бы трогать выключатели.
Еще усилие, рука протягивается к последней скобке, и Вадим заглядывает
в окно.
Оскаленная морда в прозрачном колпаке. Багрецов в страхе отшатывается,
и в этот момент с противоположной стороны диска слышится злобное шипение,
шум водопада... Диск вырывается вперед.
Встречный ветер сразу делается плотным, как стена, и сталкивает
Багрецова.
Он еще пытается уцепиться за какую-то медную трубку, но поздно...
Падая вниз головой, Вадим видит свои ноги и пламя, вылетающее из
сопла...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
А на земле никто и не догадывался, что случилось в
"Унионе". Жизнь шла своим чередом. Набатников старался
разгадать причины удивительного космического явления и
странной непоследовательности Медоварова. Одна загадка
стоила другой, и были они тесно связаны с судьбой наших
героев.
Набатникова многие не понимали и некоторые его поступки объясняли
чудачеством. Мало ли про ученых анекдотов ходит. Но самое странное, что в
характере этого строптивого профессора ничего анекдотического не было: ни
забавной рассеянности, ни смешных привычек, ни подчеркнутой старомодности
- золотые часы с двумя крышками, латынь и своеобразный лексикон, чем иной
раз козыряют ученые мужи, знавшие дореволюционное общество, как правило,
лишь по книгам.
И дело не в том, что виднейший специалист по космическим лучам
занимается то атомной техникой, то носится с идеей "теплых городов". Все
это может быть присуще увлекающемуся ученому. Но он не хочет
ограничиваться только наукой, он вмешивается в чужие дела, требует
перестроить организационную структуру научно-исследовательского
учреждения, систему подбора кадров, не считается с обычной практикой
присвоения степеней и званий. Он добивается персональных ставок для
каких-то самоучек инженеров-изобретателей, и получают они у него больше,
чем кандидаты наук в столичном институте.
При организации Ионосферного института Набатникову поручили составить
штатное расписание. И что же вы думаете? Он сократил в два раза отдел
кадров.
- Но поймите, Афанасий Гаврилович, - доказывал начальник управления, -
вы поступаете опрометчиво, Кто же будет заниматься приемом работников?
Надо подобрать не только научные кадры, но и технический персонал, -
продолжал он, перелистывая страницы штатного расписания. - Институту нужны
инженеры, а потом, когда закончится строительство экспериментальных цехов,
потребуются мастера и, наконец, самые обыкновенные рабочие.
- Почему обыкновенные? - возразил Набатников. - Знающие, умелые и,
главное, смекалистые. Ведь у нас особые условия.
- Совершенно верно. Значит, работников надо подбирать специально. Кто
это будет делать?
- Я.
Начальник управления поднял от бумаг удивленные глаза:
- Извините, профессор. Но мы не вправе загружать вас подобной работой.
Директора и научного руководителя института ждут дела поважнее.
- Важное не бывает. И не может быть. Создать способный и дружный
коллектив - наипервейшая задача. А остальное приложится.
Так и получилось, что Набатников сам беседовал с будущими сотрудниками,
сам и решал их судьбу.
С учеными, инженерами-исследователями, то есть с людьми, которые могут
предъявить не только анкеты, но и печатные работы, изобретения,
конструкции, чертежи, дело обстояло довольно просто. Опытный глаз такого
разностороннего ученого, как Набатников, сразу мог оценить способности
претендента на ту или иную должность в лабораториях Ионосферного института.
Но вот почти накануне испытаний "Униона" закончилось оборудование
экспериментальных цехов, где в основном должна была работать молодежь, и
профессор с помощью райкома комсомола сам решил подобрать смышленых ребят.
А только такие сюда и годились.
Как узнать, что у парня за душой? На что он способен? Прежде всего
Набатников отказался от привычных критериев в оценке будущих специалистов.
Мальчик-отличник, кончил десятилетку с золотой медалью. Ну и что ж из
этого?
А если он обыкновенный зубрила или тот, кто медаль получает благодаря
стараниям ничем не брезгающих родителей? Всякое ведь в жизни бывает.
В райком комсомола прислали и нескольких ребят, закончивших техническое
училище. Выбирали самых дисциплинированных. И, несмотря на то, что им уже
были присвоены разряды, определяющие квалификацию, Набатникова это не
удовлетворяло. Он должен убедиться, что у парня кроме золотых рук есть еще
и голова, а самое главное - страсть, увлеченность, беспокойство... Иначе
ему нечего делать в научном институте.
Возле кабинета секретаря райкома толпились ребята и девушки. Они знали,
что сегодня тут будут принимать на работу в научный институт, где все
загадочно и даже немного страшновато. Одних привлекала необычайная
романтика - кто знает, не удастся ли в космос слетать; других - более
земные интересы.
Профессор сидел за одним столом с недавно избранным секретарем райкома
комсомола, быстроглазым армянином, который никак не мог понять, что же это
происходит в его кабинете? Зачем знаменитому профессору экзаменовать
токарей и слесарей? Да и вопросы он задает какие-то странные.
- Судя по характеристике, токарь ты первоклассный, - с одобрительной
улыбкой говорил Набатников очередному кандидату. - Теперь скажи, какую ты
последнюю книжку прочитал?
Парень смущенно рассматривает фуражку.
- Да вот эту... Про войну.
- Давно?
- Да, зимой еще...
- А с тех пор к книжке и не притрагивался?
- Зачем не притрагивался? Чего задавали, то и читал.
- Например? - И после затянувшегося молчания профессор отпускает парня.
- Ну что ж... Видно, нам с тобой не о чем разговаривать.
Действительно странно, но Афанасий Гаврилович был убежден, что интерес
к книге во многом определяет способности юного умельца к настоящему
творческому труду. Попадались Набатникову ребята, которые, кроме книг про
шпионов и уголовников, ничего не желали читать, грызли их как семечки и
оставались такими же ограниченными и равнодушными. Не было в них
беспокойного огонька, жажды познания... Не таких ребят Набатников хотел
видеть в экспериментальных цехах.
Только в связи с испытанием "Униона" Афанасию Гавриловичу пришлось
отложить прием будущих специалистов. Он рассчитывал, что каждый из них
будет учиться, и кто его знает, не станут ли они потом конструкторами
космических кораблей и новых аппаратов для изучения неизведанных
пространств.
А пока в Ионосферном институте работают специалисты, у которых за
плечами десятки лет упорного труда в науке.
* * * * * * * * * *
По всей окружности центрального зала Ионосферного института, точно
аквариумы, вделанные в стены, светятся экраны. Под каждым из них
расположены записывающие приборы, счетчики, на которых выскакивают цифры.
А на потолке поблескивает металлический круг с нумерованными матовыми
плафонами по числу уловителей, расположенных на диске "Униона". Плафоны то
вспыхивают, то медленно угасают. Возможно, это сделано для наглядности,
чтобы видеть интенсивность космических частиц, попадающих в разные чаши
уловителей, под разными углами направленных в пространство.
В этих делах Борис Захарович разбирался не очень хорошо. Он знал, что
важно определить, с какой стороны летят космические частицы, как они
взаимодействуют с ядрами воздуха, какие это частицы и сколько их. Даже при
первых опытах с летающим диском, способным плавно подниматься и опускаться
точно по вертикали, несущим на своей поверхности десятки уловителей, что
недоступно ракете, были получены совершенно исключительные результаты.
Но беспокойная мечта торопила Набатникова. Мало ли что сделано. А
сколько еще осталось? На Землю, на Землю надо спустить космическую
энергию, и не в частицах, что могут лишь мелькнуть на экране или отметить
свое существование на счетчике. Работать, работать должны эти частицы,
бесцельно рассеянные по всей вселенной.
Борис Захарович поражался, как за такой короткий срок можно было не
только построить целый институт с ракетодромом, башней для специальных
наблюдений, но и оснастить все это новейшей, ранее не известной Дерябину
аппаратурой.
Только ограниченные люди, дельцы и карьеристы могли предположить, что
ученые, в том числе и Набатников, должны обязательно цепляться за высокий
пост, столичный институт, степени и звания, льстивое внимание
прихлебателей, квартиру в Москве и лишние доходы, получаемые чаще всего не
за труд, а за положение.
Набатникова не отпускали из Москвы, им дорожили, его ценили не за
профессорское звание, не за почетные должности и даже не за то, что он
сделал, а в основном за то, что он сделает. У него все впереди.
Вот он ходит, грузный и высокий, с большим открытым лбом мыслителя и
творца.
На его лице вы всегда прочтете, доволен он или нет, радостен или хмур.
Никакой маски, тем более равнодушной. Он слушает, и каждое ваше слово,
претворяясь в его сознании, как бы отпечатывается на лице. Вы уже знаете,
что он ответит. Не любит и не может скрывать он своего отношения к людям,
к событиям. Впрочем, так же как и сейчас, к тому, что происходит на
экранах.
Немного успокоившись, шагает он по кругу и из-за спин сидящих возле
каждого экрана исследователей нетерпеливо заглядывает в разграфленные
листы, где отмечаются результаты наблюдений. На северной стороне зала
сейчас тихо.
Щелкают фотокамеры, запечатлевая на пленке вспыхивающие голубые
звездочки.
Звезды катятся по экрану. Кажется, что смотришь в окно, где видишь их в
вечернем, еще прозрачном небе. Это загадочные частицы материи попадают в
уловители "Униона", превращаются в радиоимпульсы и мчатся вниз, чтобы
блеснуть на экране радостным или печальным вестником рождающегося или
гибнущего мира - далекого мира, от нас он, возможно, в сотнях миллионов
световых лет.
Внизу под большими экранами, среди записывающих приборов темнеют
круглые окошки. Иногда на них появляются голубые нити, потом словно
брызгами фосфоресцирующей жидкости заливается одно окошко, другое, третье.
Но вот они все темнеют, и опять вспышки, звезды, искорки.
А Набатников стоит рядом, смотрит в мир сквозь эти окна, за которыми
угадываются пока еще неясные контуры большой человеческой мечты.
Не солнечные вспышки, не космические лучи ближайших звезд залили своим
светом экран южной стороны. Посмотрите вверх. Там, на потолке, совершенно
ясно видно, что не все уловители принимают столь мощный поток энергии.
Больше половины плафонов светятся еле-еле. Космические частицы падают
на Землю, из какого-то определенного места вселенной. Но не это сейчас
волновало Афанасия Гавриловича. Подобные вспышки могут продолжаться
несколько часов, и эти часы надо во что бы то ни стало использовать.
Возможно, что при такой невероятной мощности удастся проверить опыт с
превращением вещества. Для этого стоит только поднять "Унион" за пределы
атмосферы, где космическая энергия возрастает во много раз.
Он подошел к Борису Захаровичу, несколько опешившему от всех этих
впечатлений, и спросил, что он думает насчет подъема "Униона" в ионосферу.
- Как говорится, прямо с ходу. Не приземляясь.
Борис Захарович понял, чем это вызвано. Нельзя терять такую редкую
возможность, - в конце концов, подобные явления бывают и неповторимыми. Он
мало что понимал в этом деле, но если бы ему довелось встретиться с
чем-нибудь похожим в своей специальности, то разве стал бы он раздумывать?
- С точки зрения технической я не вижу препятствий, - сказал он, все
еще с удивлением глядя на пылающие экраны. - Поярков даже настаивал, чтобы
перегонять "Унион" на большой высоте. Но меня интересовала проверка новых
метеоприборов, и Серафим согласился. Во всяком случае, с ним можно
переговорить.
Охваченный нетерпением, Набатников потянул Бориса Захаровича за собой:
- Так пойдем скорей, вызовем Серафима по радио. А Медоварову скажем,
чтобы он распорядился передать управление тебе. Понимаешь, что мне важно?
Именно сейчас, останавливая диск через каждые десять километров, поднять
его в ионосферу, ну хотя бы километров до ста пятидесяти. И если вспышка
не угаснет...
- Это я все понимаю, - перебил его Дерябин и досадливо поморщился. - Но
ведь есть подозрения...
- Опять ты насчет ребят? Но за Багрецова я головой ручаюсь. Ни за что
он такую штуку не выкинет.
- А Бабкин тем более. Человек семейный, осторожный, - протирая очки,
как бы с самим собой говорил Дерябин, потом быстро надел их и зло
усмехнулся. - Черт его знает, чему тут верить? Медоваров клялся, божился,
что все печати осмотрел... А для него печать самое главное. Тут он не
ошибется.
Набатников взял его под руку и настойчиво потащил вниз по лестнице.
- Пустая мнительность. Но я все же попрошу Медоварова разыскать ребят.
Пусть поручит узнать домашний адрес Багрецова, позвонит матери. Наверное,
она скажет, у каких киевских знакомых мог бы он остановиться. Чего-чего, а
такие дела Медоваров проворачивать умеет.
- Хорошо, - неохотно согласился Дерябин. - Только пока мы не будем
абсолютно уверены, что в "Унионе" никого нет, поднимать его выше нельзя.
Для Набатникова вся эта история казалась нелепостью, по, не желая
сердить старика, он не стал возражать. Спустившись этажом ниже в
переговорную будку, Афанасий Гаврилович приказал радисту вызвать НИИАП и
тут же заручился согласием Пояркова на подъем "Униона".
Однако когда уже все было решено и Набатников попросил к микрофону
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг