он просто катался. А второй раз без девчонок был. И на меня всё время
подозрительно смотрел. В Сандунах Дудасов прошлый раз сказал: "Ты
что это пятый раз паришься?" Ничего, если они и будут космонавтами,
то самыми обыкновенными... с дублёрами... А я буду, как мне ясно,
сверхкосмонавтом. Лидером я буду. Первым в мире. Первым и самым
подготовленным к сверхкосмическим сверхполётам изо всех людей на всём
земшаре. Размышляя об этом, я завернул за угол и, прыгнув с
терминатора в тень, спрятался в первом попавшемся подъезде. Расчёт
был простой: ничего не подозревающий шпион выскочит из-за угла и тем
самым раскроет свою жалкую личность. Не успел я об этом подумать,
как из-за угла появился Сергей Колесников. Я его сразу узнал по
длинной шее, даже в темноте. Антолог таинственных случаев. У
Колесникова шея была длинная, как у жирафа, и вертючая. Когда
Колесников скрылся из виду, я вышел из своего укрытия и поспешил
домой.
По своему железному расписанию я каждый день в десять часов вечера
уже лежу в постели. Пусть даже в это время по телевизору передают
запуск новой ракеты в космос, всё равно я сплю. Если хочешь стать
сверхкосмонавтом и чедоземпром, приходится себе во многом отказывать.
ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ
Антология самого таинственного случая
Наш дом находится совсем недалеко от школы. Поэтому сегмент
земного шара, залитый асфальтом и именуемый Садовым кольцом и
отделяющий мой дом от школы улицей Воровского, я проскочил пулей.
Я торопился, так как по жизненному расписанию моего сегодняшнего
вечера время несколько уплотнилось. У уже говорил, что каждый день
в десять часов вечера что бы ни случилось, я должен лежать в постели.
А до сна я должен был ещё успеть позаниматься геодезией и
астрофизикой. И самое главное, провести первую тренировку терминатора
планеты Меркурий. Я, конечно, вполне мог уложиться в расписание, если
бы мне не надо было предъявлять дневник моему отцу. Прочитав дневник,
отец обязательно затеет со мной разговор, который совсем не
предусмотрен моим расписанием. Потом в наш разговор вмешается мама.
Мама начнет меня защищать, отец начнет с ней спорить. И на это тоже
можно потратить уйму такого нужного времени.
Когда я влетел в прихожую, ни отца, ни матери дома не было. Я
сделал по расписанию первым делом вот что: налил в металлическую
мензурку простейшее соединение водорода с кислородом. Довёл до точки
кипения. В фарфоровый тигель всыпал шесть граммов синепсиса. Смешал
синепсис с тремя ложками полиозы. Тонкую пластинку, содержащую
элементы фосфора и кальция, соединил с толстой пластинкой аминокислот
и... ну, в общем, короче говоря, это я просто выпил стакан чаю с
сахаром и съел бутерброд с сыром! Потом я положил дневник в папиной
комнате на стол, на самом видном месте. Я уже собирался вернуться
в свою комнату, когда заметил на столе кипу газет. Читая газеты, отец
всегда подчёркивает в них отдельные статьи, фразы и даже слова. Я
пересмотрел, что и где он подчеркнул на этот раз: в "Известиях" и
в "Комсомолке" в основном он подчеркнул статьи о воспитании
подростков. Во вчерашней "Вечёрке" был подчёркнут какой-то фельетон
на финансовую тему (мой отец, дорогие товарищи потомки, работает
фининспектором и часто выезжает делать ревизии. Кроме того, он всегда
занят, потому что работает над диссертацией. Меня он тоже часто
ревизует, так как считает, что я стал "невозможным человеком",
"невозможным" - это слово мы, конечно, оставим на его совести!).
Итак, в "Вечёрке" подчёркнута статья на какую-то финансовую тему
и ещё был обведен красными чернилами какой-то фотоснимок и рядом
поставлен жирный вопросительный знак.
Минуточку, минуточку! На фотоснимке, между прочим, изображены
я и мой тренер по самбо. А вопросительный знак стоял потому, что
физиономия на снимке в газете была моя, а имя и фамилия под снимком
не мои. Я занимался в кружке самбо под чужой, конечно, фамилией. И
главное, я сфотографирован без моего ведома и согласия, Я даже на
этого корреспондента и внимания-то не обратил. Когда же это он успел
меня щёлкнуть? Я ещё раз перечитал надпись под снимком: "Заслуженный
мастер спорта Алексей Рогунов, в прошлом известный самбист. Сегодня
он тренер спортивного комплекса "Самбо" в микрорайоне Чертаново.
Алексей Рогунов подготовил несколько спортсменов-разрядников. На
снимке А.Рогунов с группой новичков перед началом тренировочных
занятий. В правом углу портрет Коли Горлова - одного из самых
способных спортсменов". И ниже: "Фото В.Фёдорова".
Ну, знаете, товарищ Фёдоров, если вы и другие фотокорреспонденты
уже сейчас начнут меня снимать во всех кружках, в которых я занимаюсь
(к примеру, скажем, в планёрном, в парашютном и так далее и тому
подобное), и в каждом, естественно, под другой фамилией, если эти
снимки и другие начнут появляться часто в нашей прессе, то я буду
вынужден со всей категоричностью поставить вопрос перед ТАСС ребром:
или я, или фотокорреспонденты!..
Я и так имею неприятности. В воскресенье шёл с отцом по улице
Горького, вдруг передо мной и моим отцом вырастает один парень из
парашютного кружка и говорит: "Семён Старовойтов, привет! Завтра
прыжки с крыши!" Сказал и как ни в чём не бывало пошёл дальше. У отца,
конечно, очки сразу же на лоб полезли.
- Почему он тебя называет Семёном?.. Да ещё Старовойтовым? Да
какие прыжки? Да с какой крыши?.. И почему с крыши?..
- С какой крыши?.. "С какой, с какой"!.. Ну, вышку мы так
называем! Парашютную вышку! Слэнг это. Жаргон!
- А почему он тебя называет Семёном Старовойтовым?..
- Ну, обознался! Ну, за другого принял! Ну, похож я на какого-то
Семёна Старовойтова!
И почему нужно всё обязательно превращать в трагедию?! Неужели
нельзя из этого сделать хотя бы героический эпос? Ну, чтобы
отреагировать на слова того паренька хотя бы вот такими словами:
"А ты у меня, оказывается, сынок, не только Юрий Иванов, ты у
меня ещё и Семён Старовойтов!" - и добродушно рассмеялся бы при этом.
И я бы тоже ухмыльнулся сурово и сказал: "Да, папа, я у тебя не только
Юрий Иванов, я у тебя ещё и Семён Старовойтов, и Николай Горлов, и
ещё Костя Филимонов, и Сергей Тарасов..."
"Значит, так надо, сынок?"
"Значит, так надо, папа!"
"И обрати внимание, сынок, что я у тебя не спрашиваю, почему ты
у меня и то, и другое, и третье..."
"Так это я в тебе и ценю, папа!"
Теперь вы понимаете, товарищи потомки, мало мне этих случайных
встреч на улицах Москвы, так теперь этот Коля Горлов - лучший самбист
Чертановского района, и ещё портрет в вечерней газете. Рано ещё, рано,
товарищи, помещать мои фотографии. Когда можно будет, я скажу, дам,
как говорится, сигнал. А сейчас - преждевременно!
Нет, снимать меня надо, и снимать меня надо как можно больше,
но вот помещать снимки в газетах и журналах ещё рановато. И эта
встреча на улице Горького, и история с "Вечёркой", и запись в дневнике
о драке в школе - всё было одинаково неприятно для меня. Но неприятнее
всего была для меня запись о том, что я подрался с Масловым. Впрочем,
всё зависит от того, как на эту драку посмотрит мой отец. Вот если
бы он посмотрел вечером мой дневник, а утром зашёл в школу и сказал
нашей классной руководительнице только одну достойную истинного
чедоземпра фразу: "Зинаида Ефимовна! Драки, как и войны, бывают
справедливые и несправедливые!" И всё! Потом бы повернулся и молча
пошёл к двери, а у двери опять бы повернулся и сказал: "И вообще,
о человеке надо судить не по поступкам, а по мотивам его поступков!"
Сказал бы и ушёл!
Зинаида Ефимовна сразу бы занервничала, а в классе все
заволновались. Зинаида Ефимовна побежала бы за папой. Весь класс
побежал бы за Зинаидой Ефимовной.
"Евгений Александрович! - сказала бы Зинаида Ефимовна моему отцу.
- Вы нас, конечно, извините, но мы просто не знаем, как нам быть с
вашим Юрием. Дело в том, что он все мотивы своих поступков от нас
скры-ва-ет..."
"Вероятно, он это делает в интересах нашего государства!" - сказал
бы мой отец и, сухо попрощавшись, вышел из школы.
"Да, ребята, - сказала бы Зинаида Ефимовна. - Придётся нам всем
извиниться перед Юрием... А за тебя, Маслов, мне стыдно, очень
стыдно!"
"Зинаида Ефимовна, - сказал бы Маслов, - да если б я знал, что
Иванов ударил меня в интересах нашего государства, разве я стал бы
ему давать сдачи?!"
Да, но до такого разговора мой отец ещё не дорос. Тяжело вздохнув,
я прошёл в ванную комнату, достал два ведра и стал готовиться к
тренировке терминатора планеты Меркурий. Вообще-то вы запомнили или
нет, что терминатором называется граница света и тени? Терминатор
планеты Меркурий самый контрастный. Сами посудите: Меркурий ближе
всех планет к Солнцу. Атмосферы нет. Суточного вращения нет. На
освещённой стороне температура плюс пятьсот градусов.
Я опустил правую ногу в ведро с горячей водой. На теневой стороне
около минус двести... Левую ногу я опустил в ведро с холодной водой...
Бр-р-р... Ну и ощущение, прямо скажем, не из приятных... Вы, конечно,
догадываетесь, что холодная вода должна была изображать температуру
теневой стороны Меркурия, поэтому я и опустил левую ногу в ведро с
холодной водой, а правую - в ведро с горячей водой: оно должно было
изображать температуру освещённой стороны. Закрыл глаза и стал
представлять, что я нахожусь не в ванной комнате, а на планете
Меркурий, на линии терминатора. Неприятное самочувствие. Впечатление
такое, как будто два разных ощущения разрывают тебя на части...
М-да... Действительно!.. "...Им ветер не сопутствует, земные не зовут
огни... Значит, они чувствуют, значит, что-то чувствуют, только что
же чувствуют они?.." Ой-ой-ой!.. Сейчас бы того, кто эти стихи писал,
голыми ногами в горячую и холодную воду сунуть...
В это время в прихожей затрещал звонок. Судя по трезвону, звонил
кто-то посторонний и звонил так настойчиво, что мне пришлось прервать
на время опыт по своей "терминаторизации", прошлепать босыми ногами
в прихожую и открыть дверь.
На площадке стоял Колесников из нашего класса.
Колесников сразу же вытянул длинную шею и завертел ею. Потом,
смешно изогнув ее, он как-то подозрительно осмотрел моё
раскрасневшееся лицо и особенно мои ноги.
- Вот какая антология каких таинственных каких случаев... - сказал
он. - Ты, конечно, знаешь, что такое "шестиугольник Хаттераса"?
- Колесников, - ответил я холодно, но спокойно, - не задавай
детских вопросов. Много опасности таит в себе океан, но ничто не
наводит такой страх на моряка, как "шестиугольник Хаттераса" (морская
территория у берегов американского штата Северная Каролина, к северу
от так называемого "бермудского треугольника"). На памяти только
нынешнего поколения в этом районе исчезло не менее тысячи судов.
- Или вспоминается случай с "Кэррол Диринг", - оживился
Колесников. - Эта шхуна, построенная на верфях в штате Мэн в 1921
году, пересекая Атлантику, неожиданно исчезла. Её обнаружили в районе
"шестиугольника". Паруса на всех пяти мачтах подняты, но на борту
ни души.
- Да, на борту не было ни души, - подхватил я. - И по сообщению
такого источника, как журнал "Нэйшнл джиогрэфик", катер морской
пограничной службы, наткнувшийся на шхуну, не обнаружил на судне
никого, кроме двух кошек. На камбузе стояла свежеприготовленная пища.
Судьба экипажа и по сей день - загадка.
- И это ты знаешь, - засмеялся Колесников и, хитро прищурившись,
добавил: - Но я знаю, чего ты можешь не знать!..
- Это чего я, например, могу не знать? - надвинулся я на
Колесникова стеной.
- Ты можешь, например, не знать, - стал растягивать слова
Колесников, - ты можешь не только не знать, но даже не иметь никакого
представления...
- Это я-то могу не иметь никакого представления?
- Есть, например, у твоей мамы лавровый лист или нет? - Колесников
рассмеялся, довольный собой.
Я очень спокойно, но совсем незаметно, конечно, разозлился на
самого себя - так ловко поддел меня Колесников.
- Можешь ты, Колесников, иногда сказать что-то путное?
Колесников всматривался в меня, а я не спускал с него глаз и
подумал: "Не он ли уж подбрасывает эти стихи из антологии своих
таинственных случаев?" Так мы уставились друг на друга молча и не
мигая. У Колесникова уже через минуту из глаз полились слезы, а я
нарочно ещё минуты три, после того как он захлопал своими ресницами,
я ещё минуты три, а может, и все пять запросто смотрел на него не
мигаючи. Вообще-то я бы этому Колесникову сейчас с удовольствием дал
вместо лаврового листа и этого "кто кого переглядит", дал бы как
следует. Прервать такой важный опыт из-за какого-то лаврового листа
для супа.
- А может, всё-таки есть лавровый лист? - спросил Колесников,
вытягивая шею и заглядывая через моё плечо в ванную комнату и
принюхиваясь. - А чего это у тебя одна нога такая красная, а другая
- белая-белая? - спросил ещё подозрительней Колесников. - Это из
антологии таинственных случаев, да?
В это время на лестнице с сумками в руках показалась моя мама.
Колесников сразу выхватил из рук мамы обе сумки и потащился за ней
на кухню, бормоча всё те же жалкие слова про лавровый лист. Проклиная
Колесникова, из-за которого я потерял столько времени, я прикрыл дверь
ванной и ждал до тех пор, пока этот шпион, получив лавровый лист,
не убрался из нашей квартиры. "Лавровый лист, лавровый лист, - подумал
я, - когда-нибудь вы из него венок мне на шею наденете. А вообще
лавровый лист - это только предлог. Колесников определенно хочет
что-то выведать. Чудак. Шёл бы с такой шеей а цирк. Вертел бы там
ею на сто восемьдесят градусов".
- Валяй, - сказал я Колесникову, открывая дверь.
Колесников с лавровым листом в руках выходил на лестничную
площадку как краб, боком, но я всё же входную дверь сумел захлопнуть
так ловко, что она успела в самый последний момент дать Колесникову
чуть ниже спины. А я посмотрел ему вслед в дверной глазок и запер
дверь на ключ. Колесников чертыхнулся, а я пошёл в ванную комнату,
с тем чтобы вылить из вёдер остывший, а в другом ведре согревшийся
терминатор планеты Меркурий.
ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЬМОЕ
"А я открыл, что рядом есть девчонки..."
В это время в прихожей появилась моя мама. В дверях ванной я
столкнулся с ней. Она посмотрела на мой синяк под глазом, взялась
двумя руками за мои уши и сказала:
- Юрий, что это у тебя под глазом?
(Видит, что синяк! Знает, что синяк! И всё-таки спрашивает!)
Вместо ответа я принёс в столовую портфель, вытряс из него на стол
учебники, принёс из папиной комнаты дневник, раскрыл и молча показал
его маме. А сам пошёл в ванную.
- Кто тебе поставил этот синяк? - спросила ещё раз мама.
Мама у меня молодец! Ещё не было в жизни случая, чтобы она осудила
хоть один мой поступок. Потому что она не знает, не чувствует, какие
серьёзные и нечеловечески трудные и, можно сказать, героические мотивы
скрыты за моими поступками.
- Этот синяк мне поставил театральный кружок! - сказал я.
- Так! - сказала она за дверью. - Теперь они стали на тебя
нападать целыми кружками. А завтра они начнут нападать целыми школами.
- Мама вошла в ванную. - Это тебе ещё нужно, - кивая головой в сторону
вёдер, спросила меня мама, - или можно вылить?
- Можно! - сказал я, доставая из кармана пижамы пятак и
прикладывая его перед зеркалом к синяку. Через моё плечо в зеркало
заглянула и моя мама и снова впилась глазами в синяк. Так как мой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг