- пару часов назад он добрел до ванной и опасливо посмотрел в зеркало.
После чего зарекся это делать на месяц вперед. - Слушай, дружище... Ты
же выяснил, чего они от меня хотели?
- Да... Кажется, выяснил. Странная история, Пэ. Только учти - что
бы я такого ни узнал, мое отношение к тебе не изменилось. И никогда не
изменится. Усек?
- Этот "язык" сказал тебе, что я по утрам пью кровь христианских
младенцев?
- Приблизительно.
- То есть? - насторожился Гусев.
- Понимаешь... Так странно... У них было две задачи. Первая - как
следует тебя помучить. Наверное, хотели потом отослать пленку туда,
куда она в конечном итоге и попала. Чтобы твой старик был
посговорчивее.
- Это-то очень хорошо, - сообщил Гусев.
Данилов покачал головой и что-то неразборчиво промычал.
- Чего еще? - спросил Гусев. - Всякие малявки будут учить меня,
как устраивать семейные дела?
- Ни в коем случае. Прости. Я только подумал - не было бы
инфаркта...
- Этот старый хрыч сделан из железобетона. Скорее у тебя инфаркт
будет. Ну, и что дальше?
- А дальше... А дальше им было приказано узнать, кто настоящий
автор "Меморандума Птицына".
- А я-то тут при чем? - автоматически спросил Гусев.
- Ну... Не знаю, - замялся Данилов.
- Нет, ты скажи, при чем тут я?
Данилов поднял на Гусева честные-пречестные глаза и очень тихо
сказал:
- Вот и я думаю - при чем здесь ты, Гусев?
- Что это значит - "настоящий автор"? Я же тебе рассказывал...
- Заткнись, Пэ, - ласково попросил Данилов. - Думаешь, я тебе не
верю?
- Подозреваю.
- А вот я хочу тебе верить, - произнес Данилов с нажимом. -
Раньше верил, и дальше хочу. И что бы ты мне ни сказал теперь - я буду
верить.
- А тебе очень хочется знать правду? - спросил Гусев агрессивно.
- Наверное. Может быть. Все-таки интересно, кто это придумал. Это
ведь не была коллективная идея, что бы там ни говорили. Такое мог
придумать именно один человек.
Гусев почувствовал, что охватившая его внезапно злоба прошла.
- А какой это был человек, как по-твоему? - спросил он мягко.
- Очень несчастный, - сказал Данилов уверенно. - И обозленный на
весь мир.
- Совершенно не способный принимать действительность такой, какая
она есть... - подхватил Гусев.
- Да-да. Вот именно. Он хотел все изменить.
- Хотел сделать мир чистым и справедливым. Хотя бы в одной
стране. Хотел создать единое общество, не разорванное, как обычно, на
бандитов и людей, а цельное. Уничтожить основу преступности - ее
воспроизводство. Дело ведь не в экономике, Данила, не в уровне жизни.
- Понятное дело, не только в ней...
- Да, не только, и не столько. Воровать начинают с голодухи. Но
это не значит, что когда жизнь выправится, человек, который таскал с
поля в карманах пшеничные колосья, обязательно начнет подламывать
хлебные ларьки. Многие готовы стянуть то, что плохо лежит, когда жизнь
берет за глотку. Но они не становятся от этого закоренелыми
преступниками. А вот если тебя с детства научили, что работать глупо,
потому что можно отнять, украсть... Кто научил?
- Тот, кто всю жизнь только это и делал, - подсказал Данилов.
- Вот именно. Знаешь, меня всегда ужасала история так называемых
ссученных воров, которые пошли воевать в штрафные батальоны.
Оказалось, многие из них потом стали даже офицерами, вернулись домой в
орденах. Но на гражданке высянилось, что они как до войны ничего не
умели делать, так и теперь не могут. Предмета тяжелее чужого
"лопатника" в руки не брали никогда. Разве что оружие. И все они очень
скоро опять занялись прежним ремеслом.
- Естественно. А мы с тобой чем всю жизнь занимаемся?
Гусев оторопело умолк.
- Ты не сбивай меня, - попросил он. - Хотя конечно да... Это-то и
есть самое жуткое. Но мальчишки, которые видят нас с тобой на улице,
вряд ли станут выбраковщиками. И никогда не станут ворами. А тогда
пацаны смотрели на гадов и думали - почему я в дерьме живу, а урка по
ресторанам гуляет? Так и родилось новое воровское поколение. Даже
политические... Впрочем, неважно. Теперь вспомни, что здесь творилось
в девяностые годы. То же самое. Нищая страна, толпы безработных - и
мимо едут бандиты на "Мерседесах". Процесс нужно было остановить,
понимаешь? Обрубить, пресечь, обрезать, переломить ситуацию в корне. И
не только один Птицын думал - как? Многие думали. Но именно он
построил и обосновал схему. Очень жестокую, но и очень справедливую.
Далеко не идеальную. Но ведь она сработала?
- Конечно, - закивал Данилов. - Конечно сработала.
- Мы это сделали?
- Ну разумеется.
- Так в чем проблема?
- Да ни в чем. Не заводись, Пэ.
- А я и не завожусь, - Гусев взял стакан и отхлебнул. - Просто
обидно бывает иногда. Такие интонации звучат - как будто мы впустую
работали.
- И вовсе даже не впустую! - обиделся за выбраковку Данилов.
- И на фига этим уродам знать, кто автор птицынских заметок?
- Это ведь контрразведка, Пэ. Мало ли, чего они задумали. Может,
хотели все на ЦРУ свалить. Найти разработчика и представить его как
агента мирового империализма... Хотел бы я познакомиться с этим
Птицыным. Хотя бы посмотреть, какой он был, - пробормотал Данилов,
глядя под ноги. - Жалко, уже не получится.
- Его звали Лебедев, - сказал Гусев. - Лебедев Павел Леонидович.
И ты прав, Данила. Этого человека больше нет.
Он перевернулся на спину и закрыл глаза.
- Бывает... - сообщил Данилов философски.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В некоторых хрониках говорится, что
он умер сам, без видимой причины, умер,
сидя в седле. В других кровавую эпопею
князя обрывают копье или меч. Они
сходятся лишь в описании последующих
событий. Найдя тело Дракулы, бояре
изрубили его на куски и разбросали
вокруг. Позднее монахи из Снаговского
монастыря, не забывшие щедрости
покойного, собрали останки и предали их
земле.
С утра Ирина как обычно писала заключения по результатам
обследований, которые провела вчера. За дверью кабинета стояла
глубокая ватная тишина, изредка нарушаемая шорохом чьих-то
обутых в тапочки ног и поскрипыванием кресел. Нормальная рабочая
обстановка, всеобщий покой и заторможенность. Только непривычный к
этой атмосфере человек мог бы отметить легкое напряжение, разлитое в
воздухе. Ничего удивительного - в отделении функциональной неврологии
не от грыжи лечат, здесь особый контингент, и от него исходят не
всегда приятные флюиды. А может, все дело в едва различимом запахе
лекарств, совсем не таких, какими обычно пахнет в больнице.
Ирина строчила заключения, иногда отвлекаясь, чтобы поразмыслить.
Во время одной из таких отключек она вдруг поняла - ей что-то мешает.
Оказалось, в коридоре, буквально под дверью кабинета, появился
источник загадочного низкого гула. Ирина прислушалась. Гул разложился
на два женских голоса, что-то назойливо бубнящих. И чем больше она
прислушивалась, тем больше эти голоса мешали писать.
Помучившись еще минут десять, Ирина поняла, что работать так
невозможно, и выглянула за дверь.
Ну, разумеется! По обе стороны от входа в ее кабинет стояли два
глубоких кресла, и в каждом из них расположилась слабоумная бабушка.
Судя по всему, старухи были еще и полуглухие, так как разговаривали на
повышенных тонах, постоянно друг друга переспрашивая. Удобный диван
неподалеку их не привлекал, они просто не соображали, что туда можно
пересесть, а вот эти кресла, между которыми метра три...
Ирина вернулась на место, покачала головой и попробовала снова
заняться делом. Но оказалось, что не слышать разговор за дверью она
больше не может. Речь обеих старушек была наполнена многозначительными
интонациями, и привлекла бы внимание любого нормального человека -
казалось, что бабульки обсуждают проблемы войны и мира. Да к тому же и
в полный голос.
Ирина через силу продолжала стучать по клавишам, но в какой-то
момент не выдержала и прислушалась - о чем же за дверью идет речь. Тут
как раз к беседе присоединилась третья бабка. Конечно же, усевшаяся на
приличной дистанции от первых двух, поближе к тихо бормочущему
телевизору.
- А как вас зовут?
- Лидия Ивановна.
- Какое имя красивое - Лидия... А у меня внучка Лидочка...
Представляете, маленькая совсем.
- Да, а у моего мужа, он, правда, уже покойный... Жалко, так
тяжело умирал человек... А такой человек был хороший... Как его моя
дочка любила! А дочка замечательная. Когда она бывало звонит мне в
больницу и спрашивает - а как папа, - я говорю вот папа так-то и
так-то, ты не волнуйся... Она говорит - ничего, я сама ему позвоню.
Вот как отца любила! Боялась, вдруг я чего ей недоскажу, как с ним
плохо. Беспокоилась.
- А у меня ведь тоже внучка есть, только уже большая. Наверное,
почти как ваша дочка.
- А вам сколько лет?
- Да мне... Семьдесят восемь.
- Ну! Это вы еще молодая. Когда вам будет восемьдесят пять, как
мне, вот тогда вы поймете, как это - быть старой.
"Чистой воды "салонное слабоумие", - подумала Ирина. - Ну, это
надолго. Они могут поддерживать такой разговор до бесконечности, пока
родственников и знакомых хватит".
И действительно, беседа плавно разворачивалась именно по такому
сценарию. В кабинете Ирина тупо глядела в монитор и отчаянно боролась
с желанием то ли побиться головой об стол, то ли выйти и поубивать
бабушек.
Примерно через полтора часа старушки все-таки умолкли, потому что
забыли, о чем дальше положено разговаривать. Или не могли вспомнить, у
кого еще какие родственники есть. Споткнулись на ровном месте. Ирина
слегка приободрилась. И тут...
- А вот этот-то, посмотрите! Он второй раз за утро идет курить.
Надо же, как люди курят! Вредно! Нет, вы не знаете, Елизавета
Марковна, как это вредно! Я была в санатории, где нам рассказывали о
том, как именно влияет курение на здоровье человека. Нет, вы не
представляете! Да-да-да, и легкие, и печень даже страдает!
- Надо же, и печень?!
- Да-да-да!
И бабки с упоением погрузились в благодатную тему - перемывание
косточек молодежи, которая злоупотребляет курением, пьянством и другими
формами разврата. Ирина со стоном уронила голову на руки. "Господи! Ну
за что?! Ладно, какое-то время я не обращала на них внимания. Потом
оказалось, что мешает гул. Потом ты начинаешь понимать, что слышишь
этот дурацкий разговор во всех подробностях. А когда начинается
обсуждение того, насколько плохо себя ведет нынешняя молодежь... В том
числе и тот, кто второй раз за утро идет в курилку... И это - безумные
дуры, у которых даже компьютерная томография наличия мозгов не
обнаружит! Да, очень хочется выйти с большой дубиной и сказать - если
вы сейчас не заткнете свои языки в свою поганую задницу... Но сделать
этого никак нельзя.
А хорошо бы!!!".
Неплохо бы принять такой закон, чтобы некоторые категории
стариков тоже списывали в брак. Только не получится - власть имущие
чересчур пекутся о старых людях. Почему-то считается, что именно такие
бабки - главная опора правительства. Ирина решила взять себя в руки и
как-то справиться с эмоциями. "Они же старые, они маразматички, у них
"салонное слабоумие". Заняться им нечем совершенно. Дрыхнуть круглые
сутки они не могут, им еще не выдали достаточное количество таблеток.
Бедные старухи. И все-таки... Сдохли бы они поскорее!!!".
"Вот если бы они все передохли! - мечтала Ирина, позабыв, что
минуту назад пыталась вызвать в себе понимание и сочувствие к чужим
проблемам. - Тогда никакая сволочь не могла бы мне лично сообщить о
том, что я обязана делать, и как мне вредно что-либо делать вообще в
этой жизни. Например, моя проклятая бабуля, мать ее за ногу... Они,
суки, ведь тоже занимались черт знает чем в свое время, а теперь не
могут! Реализовать свои потуги на то, как должен быть устроен мир с их
точки зрения, они тоже не в состоянии. И поэтому сидят и брюзжат. Все,
на что способны. Безмозглые старые коровы!
И почему меня это так заводит в конце концов?! Да потому что они
дуры! Какого черта они в таком идиотском состоянии живут на белом
свете?!
И мне же еще, не приведи Господь, с ними работать, и быть
внимательной, ласковой, понимающей!
Да я и сейчас это делаю, потому что не выскочила и не заорала".
Старушки бубнили, Ирина злилась. Потом наступил обеденный
перерыв, но уже в полвторого бабки вернулись и принялись талдычить
дальше.
"Чем бы еще себя успокоить? - думала Ирина. - Ну, допустим, раз
они такие живут, значит Господь решил. Может, им положено так
страдать. Может, они действительно страдают, находясь в таком
состоянии".
Тут явился на психотерапию сумасшедший Петя. Он долго рассказывал
Ирине, как его мучает деспот-отец, достает целенаправленно, пытается
извести. Все шло хорошо. Но посреди своего монолога Петя вдруг
подскочил в кресле и взвыл:
- Ну а вот эти, вот эти старые тетки! Они третий день мне спать
не дают своими дурацкими слабоумными разговорами!
"Боже, как я тебя понимаю, бедный мальчик!".
- Почему их никто еще не убил?!!! - возмущался Петя. - Куда
выбраковка смотрит?! Так и хочется выйти и дать им всем трубой по
башке, чтоб заткнулись и больше никогда не возникали!!!
- Ну, Петя, - сказала Ирина через силу, - не только вам хочется
многим людям дать по голове. Но мы же этого не делаем.
- И я не делаю, но очень хочется! Убивать надо таких сволочей.
Ведь они же сядут друг от друга подальше, ни хрена не слышат...
Выслушав эту тираду от больного парня, Ирина подумала, что
наверное, она все-таки умнее, да и здоровее в том числе. "Да и
постарше буду. Так что все-таки надо решить эту проблему".
Внутренне настроив себя на спокойный и конструктивный разговор,
она вышла из кабинета, прервав разговор бабушек, которые появлению
доктора очень удивились.
- Извините, - сказала Ирина спокойно, - дело в том, что я очень
прошу вас пересесть вон в тот угол поближе друг к другу. И вам будет
легче разговаривать между собой, и все-таки будет тише, сейчас ведь
тихий час.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг