длиннейшие рассуждения по поводу количества комнат, размеров окон,
размещения кладовок в строящихся домах.
Старик, лукаво щуря глаза, поддразнивал:
- Ишь ты! Три комнаты, говоришь? И кладовку?.. - Он сокрушенно качал
головой. - Зачем тебе столько комнат? И одной хватит! Ведь до войны жила в
одной?
Женщина - счастливая и немного смущенная - оправдывалась, хорошо зная,
что Митрич шутит:
- Э, то до войны! А теперь у меня - бригада! - она показывала на
детишек, любопытно выглядывавших из-за материнской юбки. - Скажи спасибо,
что водопровода от вас еще не требую! Вон в "Новом пути" уже проводят.
Каждый день Степан убеждался, что люди изменились. Дымка ложилась на
выжженные поля, а колхозники говорили о будущих двухсотпудовых урожаях; жили
еще в землянке, но подумывали о том, чтобы в новом доме был водопровод; если
заходил разговор об атомной бомбе, то обязательно какой-нибудь фантазер
предлагал использовать ее для создания озер, в безводной степи.
Планов, предложений, разных проектов выдвигалось множество, -
строительная площадка постепенно превратилась в своего рода центр колхоза.
Старый Митрич блаженствовал. Он любил человеческое внимание, любил
побалагурить.
- Скоро на небе машину такую поставят: хочешь дождя дерни за ручку - и
польет! Як из ведра! Хочешь жары - нажми на газок - аж зашипит все на земле!
Только день и ночь не будут трогать, а то, чего доброго, столкновение может
произойти: вон Катя со своим звеном от зари до зари в поле, ей день мал, а
Филипп - тот никак не выспится. Допусти их к рычагам - дернут оба за разные
ручки - и поломалась небесная машина!.. И несть тогда ни дня, ни ночи, як
поп говорил. Да и влюбленных нельзя будет допускать к управлению, а то
устроят ночь на весь день...
Митрич балагурил, но внимательно прислушивался ко всяким предложениям и
если находил что-либо подходящее, горячо вставал на защиту.
- Вот-вот! Правильно!.. Степан Иванович, а ты как думаешь?
Втайне Митрич восхищался Степаном. Пареньку ничего не стоило
рассчитать, сколько штук черепицы надо, чтобы покрыть крышу, или как
вырезать лист железа, чтобы получился конус водосточной трубы.
Степан поселился в землянке Митрича. Он полюбил старика за юношеский
задор. Обуреваемый внезапно возникающими мыслями, Митрич среди ночи мог
разбудить его, чтобы поделиться новым проектом.
Вдвоем с Митричем они конструировали ветродвигатель. Роторный ветряк
был заветной мечтой Митрича: давным-давно на сельскохозяйственной выставке
его пленила решетчатая башня с высоким цилиндром Он тщательно выспросил об
ее устройстве, но утерял расчеты. Убедившись, что Степан смыслит в
математике, Митрич изложил ему свой план. Пришлось Степану перерыть школьную
библиотеку, расспросить учителей.
Тускло мигала коптилка. На лист бумаги ложились беспокойные тени.
Карандаш в неуверенных руках постоянно заезжал не туда, куда нужно. Но
Степан уже видел тот день, когда двигатель будет создан, когда в этой
землянке зажжется электрическая лампочка.
А Митрич, упершись седой бородой в шершавый стол, возбужденно
покрикивал:
- Да не туды ж, не туды, Степан Иванович! Я ж тебе говорил, что там вот
такая ковылюшка... - Он чертил крючковатым пальцем по столу замысловатую
"ковылюшку", и Степан удивлялся: действительно, деталь должна быть именно
такой.
А когда проект был составлен, и бригада монтажников, установив
ветродвигатель, присоединила к нему динамо-машину, когда огромный ротор
взвыл, набирая обороты, старик прослезился от радости.
Степан Рогов получил уважительное прозвище "наш профессор". Так
аттестовал его бригадир Митрич на торжественном открытии, приписывая
Степану, несмотря на протесты юноши, всю славу и умолчав о том, что их общий
первоначальный проект был заново переделан инженерами "Сельэлектро".
Старик давно уже решил: Степан должен выучиться на профессора. Митрич
мечтал о том, чтобы из Алексеевки вышел хотя бы один ученый. Малограмотный
старик дал образование своим сыновьям: один стал бухгалтером, второй -
учителем, но оба погибли в войну.
Когда Митрич ближе узнал Степана, он пришел к выводу, что именно Степан
Рогов может стать ученым и прославить Алексеевку. Дело шло к осени, и Митрич
в правлении колхоза все чаще заводил дипломатические беседы на тему
"Учение - свет, а неучение - тьма".
Глава VII
КАТАСТРОФА
С утра стояла невыносимая жара. Вдоль городских улиц мчался
стремительный ветер. Облака пыли закручивались в воронки. Мгновенно высыхал
непрерывно поливаемый асфальт.
К полудню ветер утих, но жара стала еще нестерпимее. Влажный
раскаленный воздух казался густым - не продохнуть. По всем приметам
приближался дождь.
И впрямь: солнце село в густые тучи; оно еще несколько минут боролось,
пробиваясь в каждое отверстие, окрашивая иссиня-черную пелену в тревожные
багровые цвета, но затем погасло, и наступила темнота. На горизонта уже
вспыхивали зарницы.
Петренко, опершись на перила балкона, задумчиво смотрел на запад. Его с
детства привлекали предгрозья, когда все в природе замирает. Вот почти в
такую же ночь много лет назад он впервые осмелился сказать Маше:
"Люблю".
Доцент улыбнулся своим мыслям и заглянул в комнату. Жена хлопотала у
стола, расставляя бутылки с вином, закуски, посуду. Поймав его взгляд, она
улыбнулась в ответ.
В ту далекую ночь он прикрыл Машу от дождя полой шинели. И вот прожили
вместе двадцать пять лет. Был сын... Убит...
Ему стало грустно и он позвал:
- Маша!
Они долго стояли рядом, глядя на яркие вспышки зарниц и думая о том,
что молодость ушла, но все же как хорошо, что они встретились и пронесли, не
растратив, хорошее, искреннее чувство любви. Двадцать пять лет - серебряная
свадьба... А вот обыкновенной свадьбы-то у них и не было.
Она погладила мужа по седеющим волосам:
- Десять часов. Придут ли наши гости? Может быть, позвонишь им?
Звонить не пришлось. У поворота показался друг детства Саня Липецкий.
Он вечно опаздывает, но сегодня успел, - молодец! Вот чета Гринфельдов, а
вот и Великопольский с Еленой Петровной.
Раздались первые раскаты грома. Рванулся и мгновенно утих ветер.
Крупные капли дождя упали на мостовую.
С балкона шестого этажа было хорошо видно, как Елена Петровна прильнула
к Великопольскому, как он прикрыл ее плащом и склонился над ней.
Петренко, закрыв плотнее двери на балкон, пошел встречать гостей, - в
передней уже слышались веселые голоса.
Так начался небольшой семейный праздник. Жена смущенно улыбалась, но
Семен Игнатьевич видел, что ей приятны поздравления и внимание гостей.
Но вот вино распито, Маша хлопочет о десерте, Великопольский, оживленно
жестикулируя, что-то рассказывает профессору Липецкому.
Петренко прислушался: разговор шел о новых вакцинах.
- Я подумал... Я нашел... Я открыл... Я объяснил, - без конца повторял
Великопольский.
Петренко стало неприятно, он снова вышел на балкон.
Дождя так и не было. Капли изредка падали на землю, но раскаты гремели
все тише и глуше. Дождь прошел стороной.
На балкон вышла Елена Петровна. Она выпила совсем мало, однако была
возбуждена и взволнована.
- Семен Игнатьевич, не уходите, - женщина закрыла за собой дверь и
прислонилась к ней спиной. - Скажите, трудно дожить до серебряной свадьбы?
Ведь я со своим мужем прожила всего месяц, а потом война и...
Петренко почувствовал, что она хочет спросить совсем о другом. Что он
мог ответить?
- Лена... Я знаю вас много лет. Я помню вас вот такой. А сколько лет вы
знаете его?
Он не назвал Великопольского по имени, но она ответила дрогнувшим
голосом:
- Полгода.
- Любите?
- Да.
- Мужествен, энергичен, талантлив... красив, наконец. Да?
- Да.
Петренко потер обеими руками виски и вздохнул:
- А мне он не нравится. Не знаю почему, хотя чувствую: есть в нем
что-то холодное, чужое... Вот он рассказывает сейчас о своих вакцинах, но вы
прислушайтесь: "Я... я... я...". Мне не хочется, я не имею права
отговаривать вас, но советую - подумайте очень серьезно.
Она печально склонила голову, но тут же быстро вскинула ее:
- Нет, Семен Игнатьевич! Он не так плох, как вы думаете. У него есть
отрицательные черты, но я помогу ему избавиться от них... Я верю в него!
Елена Петровна подошла к перилам и засмотрелась вдаль, строгая, совсем
иная, чем была минутой раньше. И Петренко, понял: она решила окончательно.
Осторожно открыв дверь, он вошел в гостиную. Антон Владимирович
настраивал приемник, жена беседовала с друзьями, и никто не слышал, что в
кабинете надрывался телефон.
- Да... Да... Что? - тревожно переспросил Петренко. Не дослушав, он
бросил трубку и закричал:
- Антон Владимирович! У собаки вновь появились симптомы бешенства!
Произошла катастрофа. Рухнуло все красивое многоэтажное здание,
возведенное на фальшивом фундаменте, на антивирусе профессора Брауна.
Антивирус Брауна оказался всего лишь сильнодействующим тормозящим средством:
после одного-двух месяцев болезнь, заглушенная препаратом, вспыхивала с
новой силой, и животных вылечить было уже невозможно. Обычные прививки не
помогали, вакцины доцента Великопольского не приносили им облегчения, даже
наоборот, оказалось, что животные, которым вакцины вводились в кровь,
неизбежно погибали.
Первой издохла собака © 11-18. Доцент Великопольский в бессильной
ярости наблюдал ее агонию.
Вслед за собакой © 11-18 пали все собаки, кролики, крысы, птицы,
которым был влит антивирус или вакцины Великопольского. И невозможно было
даже исследовать антивирус - Антон Владимирович непредусмотрительно выбросил
пустую ампулку. Остались только разрозненные формулы профессора Брауна,
доцент переписал их на всякий случай, - но в этих формулах никто не смог бы
разобраться.
Рухнуло все. Тоскливо и пусто было на душе у Великопольского: ведь он
так ждал случая быстро выдвинуться. Теперь, когда этот шанс оказался
проигрышным, Великопольский окончательно потерял веру в себя, в свои
способности.
Обрюзгший, постаревший, он приходил в лабораторию и подолгу сидел,
подперев голову руками. Он боялся встречи с Петренко: ему казалось, что тем
или иным путем парторг все равно узнает правду.
Но постепенно Великопольский начал успокаиваться. Доцент Петренко был
по-прежнему приветлив и внимателен. Казалось, что у него не возникло и тени
подозрения: он говорил о вакцинах, ни разу не упомянув об антивирусе Брауна.
Никто не догадывался, что Великопольский влил препарат Брауна собаке ©
11-18. Все знали, что Антон Владимирович долгое время работал над созданием
антирабической - против бешенства - вакцины; что ему не удалось в первый раз
ее создать. Пусть же думают, что и теперь случилась крупная неудача.
Через месяц он успокоился совершенно, хотя все еще ходил подавленный, с
печалью на лице. Ему нравилось сочувствие окружающих, нравилось, что Елена
Петровна относится к нему с нежностью и трогательной заботливостью.
Но доцент Петренко не забыл о брауновском препарате. Неудача с
вакцинами Великопольского поневоле связывалась с антивирусом. Совпадало
время событий. Совпадали результаты. Однако допустить, что Великопольский
присвоил чужое открытие, Петренко не мог. Это не укладывалось в голове. И
все же чувство неприязни к Великопольскому росло, - еще неоформленное,
подсознательное.
Думая об антивирусе, доцент Петренко всегда вспоминал о Степане Рогове.
Он чувствовал к нему глубокую симпатию. Уже одно то, что Рогов, - как
рассказал Антон Владимирович, совершенно спокойно встретил сообщение о
неудаче исследования препарата и, не задумываясь, порвал брауновские
формулы, говорило доценту о большой решимости и выдержке Степана.
Приближалась осень. Петренко не сомневался, что Степан Рогов поступит в
школу. Но он знал, что Степану трудно будет учиться без материальной
поддержки. И он написал письмо правлению артели "Красная звезда" с просьбой
помочь Рогову.
Глава VIII
СЫН КОЛХОЗА
"Дорогой товарищ майор!" - Степан задумался, не зная, с чего начать.
Слишком много было пережито за последние месяцы, слишком круто изменилась
жизнь.
Он не стал распространяться о неудаче в Микробиологическом институте, -
он лишь написал, что доцент Великопольский, исследовав антивирус, заявил,
что все эго "бред сумасшедшего профессора". Затем он описал свою работу в
строительной бригаде, постройку ветродвигателя и, наконец, подошел к самому
главному, что его волновало. Он писал:
"...Товарищ майор! Я пишу вам потому, что у меня большая радость и я
еще сам не знаю, что мне сейчас делать. Вчера мы закончили составление
пятилетнего плана колхоза, и я тоже помогал составлять, потому что Митрич
сказал, что я хорошо знаю математику. Товарищ майор, вы не узнаете нашей
Алексеевки через пять лет! Мы и сами составили очень хороший план, а из
района приехал представитель и предложил такое, что мы все ахнули. У
нас...".
Степан писал правду: он действительно был привлечен к составлению
пятилетнего плана колхоза и действительно знал математику неплохо. Но
грамматики он не знал. Вот и сейчас он задумался над тем, как писать:
"будет" или "будит".
Расставаясь с майором Кривцовым, он обещал настойчиво изучать русский
язык, но где уж тут!
Подумав немного, он решительно написал "будит".
"...У нас будит проведено объединение пяти маленьких колхозов в один
большой. А речку Зеленую, о которой я вам рассказывал, перегородим и
построим гидростанцию...".
Степан писал, что стоит сейчас на распутье: ведь он поклялся бороться
за человеческую жизнь, а в то же время ему очень хочется стать
инженером-строителем.
Степан спрашивал совета и делился с майором Кривцовым своей радостью:
он вновь обрел семью - большую и дружную. Вчера на собрании колхозников
партийная организация поставила вопрос о том, чтобы Степана Рогова послать
учиться в город. Выступил учитель и сказал, что Степан знает математику,
физику, химию за девять классов и что в алексеевской семилетке ему уже
делать нечего; выступил секретарь комсомольской организации и говорил о том,
что хотя он ничего не понимает в медицине, но если Степану Рогову удастся
изготовить лекарство от всех болезней, - это будет огромным достижением;
выступил Митрич и сетовал на то, что из Алексеевки "всякие специальности
вышли - и счетоводы, и агрономы, и учителя, даже один генерал имеется, а вот
профессоров нет".
Наконец слово взял секретарь парторганизации колхоза Николай Иванович.
- У Степана Рогова, - сказал он, - нет ни отца, ни матери, так пусть же
колхоз будет ему семьей. Пусть Степан Рогов будет сыном нашего колхоза!
При этих словах Степан не смог выдержать и, закрыв лицо руками, убежал.
Час спустя друзья отыскали его и рассказали, что Митрич тщетно добивался
включения в резолюцию формулировки: "послать учиться на профессора, и без
того, чтоб не возвращался".
Степан написал коротко:
"Правление колхоза решило послать меня учиться и выделило стипендию. Но
я, товарищ майор, не знаю, имею ли право брать эту стипендию, и не знаю,
куда поступить учиться, о чем и прошу вашей помощи советами".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг