Падение «Галактики» - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Книжная Полка

1. «Адмирал Викторов».

Психология левиафанов.

Произнеся первую фразу, Викторов взял паузу. Я его не торопил. Все, кто слышал заявление Адмирала, должны были почувствовать, насколько серьезными являются слова Викторова, и пауза вполне укладывалась в рамки ораторского искусства. Однако прошло несколько секунд, и я забеспокоился. Не таким уж великим актером был Викторов, чтобы его молчание произвело столь же мощный эффект, как содержание заявления. Мой взгляд сместился на технический пульт, и я увидел на экране прибора новый значок. Это было стилизованное изображение мишени, и обозначало оно, что крейсер попал в захват вражеских систем наведения.

Я почувствовал, как на лбу выступает холодный пот. Если к флагману прорвались «крабы», то всему живому на его борту грозила серьезная опасность. Мне в том числе. Викторов прервал свою речь наверняка по этой же причине.

Вскочив на ноги, я бросился к выходу. Вслед мне раздался издевательский смешок Адмирала. Было похоже, что биомех к своей участи отнесся совершенно спокойно. Это вызвало в моей душе смешанные чувства. Конечно, разумный корабль мог быть полным фаталистом, но, судя по тому, что на вопросы под угрозой ножа он все–таки отвечал, инстинкт самосохранения у него был. Почему же Викторов не пытался уйти из захвата?

Я замер на пороге отсека и обернулся в сторону «мозга».

– Что–то ты, вонючка, не договариваешь! – крикнул я и медленно направился обратно к «аквариуму».

– Ты ни о чем и не спросил, – ответил биомех. – Бросился бежать, как взбесившийся кролик...

– Кто там, снаружи? – спросил я, снова вынимая нож.

– Какой–то ренегат с нейтронной пушкой, – небрежно ответил Адмирал. – Собирается выстрелить, но почему–то медлит.

– Биомех?! – удивился я.

– Бывший, – ответил Викторов. – Из Резервного флота.

– Землянин с «крабьим» оружием? – Я удивился еще больше.

– А что тут странного? – спросил биомех. – Ты же с «крабами» договорился? Почему этого не может сделать кто–то еще? Или ты по–прежнему считаешь себя фактическим главой «Галактики», без санкции которого ни один человек не смеет даже вздохнуть?

– Продолжай вещание! – потребовал я. – Они наверняка ждут от тебя именно этого!

– Корабли конвоя уничтожат диверсанта еще до окончания моего покаяния, – уверенно заявил Викторов.

– Тогда прикажи им оставить землянина в покое! – предложил я.

– Не могу, – заупрямился Адмирал. – Он с минуты на минуту выстрелит, и тогда я не успею ничего сказать.

– Если бы «прыгун» хотел выстрелить, то сделал бы это сразу, – возразил я. – Но он выжидает, а значит, дает тебе шанс уладить все своими силами. Приказывай немедленно!

– Я не хотел тебя расстраивать, Игорек, но, кажется, мы опоздали, – голос Викторова стал невыносимо слащавым. – Ой, вот еще раз опоздали...

– Что это значит?! – взорвался я.

– Спрячь мачете, дружище. Диверсант выстрелил в меня еще до того, как я начал свою речь. Я тебе солгал...

– Ах ты, ржавое корыто! – Я в припадке ярости подскочил к «аквариуму» и полоснул ножом по одному из второстепенных нервных стволов.

Биомасса за прозрачными стенками бака пошла рябью, но вскоре успокоилась. Викторов выругался и обиженно пробормотал:

– А ты думал, что я, так вот запросто, соглашусь заявить о своих недостатках на все галактики? После выстрела землянина на крейсере в сознании остались только мы с тобой да вспомогательные роботы. Мои нервные окончания за пределами этого отсека мертвы, так же как экипаж. Я не могу управлять кораблем. Это означает и то, что я не могу управлять радио и гиперсвязью. Ты уж прости, но здесь нет моей вины.

– Это помещение экранировано? – догадался я.

– Именно так, – подтвердил Викторов. – Не мог же я подвергать себя такой серьезной опасности. Еще три года назад, как только «крабы» испытали прототип нейтронного орудия, я установил вокруг этого отсека защиту. Генераторы античастиц – чертовски дорогое удовольствие. Однако, как видишь, весьма надежное средство против изобретения наших союзников.

– И ты ничего не сказал?! – возмущенно спросил я. – Мы же могли сделать такие щиты для всех кораблей флота!

– Не забывай, что нейтронные пушки до последнего момента оставались секретом «крабов», а они были нашими союзниками. Я, по–твоему, должен был признаться, что разведка Галактики крадет секреты дружественного государства? Создание биомеханической армии было для меня главной задачей, и я не мог рисковать успехом всей операции.

– Понятно, – растерянно протянул я, пытаясь придумать выход из ситуации. – Значит, мы с тобой отрезаны от внешнего мира и будем жить внутри этого отсека, пока не умрем от старости?

– Автоматика корабля работает, – спокойно ответил Викторов. – Аварийная система жизнеобеспечения не подключена к биомеханическим узлам. Так что не волнуйся, до прибытия спасательной команды мы дотянем. Ну, а там... Все будет зависеть от того, чья эмблема окажется на их рукавах.

– Судя по голосу, ты уверен, что это будут земляне?

– Они ближе, – согласился Адмирал.

Я задумчиво прошелся по отсеку и вдруг остановился у «щупальца», отвечающего за систему циркуляции биомассы. Присев у нервного ствола, я легко проколол его пластиковую оболочку и вытер испачканный биомассой нож о перчатку. Викторов молчал, но обмануть своим показным безразличием меня он не смог. В случае повреждения этого проводящего пути биомех полностью отключался от питания. Это был тот же рискованный трюк, который подверг в свое время жесткой критике Волк на «Алие», но с другими исходными данными. Если крейсер действительно был поврежден нейтронным залпом, то вся циркулирующая между обшивками и вокруг нервных стволов биомасса пришла в негодность. Таким образом, в распоряжении Викторова оставался лишь резерв, который сейчас и перетекал по «малому кругу», не покидая пределов экранированного отсека. Этого количества «замазки» Адмиралу едва хватало для дыхания, и потому топить меня в дефицитном вареве он бы не стал. Получалось, что, в отличие от ситуации на «Алие», я вполне мог отсечь ствол и «задушить» Викторова. Биомех это прекрасно понимал и потому молчал, чтобы не спровоцировать меня на решительные действия.

– Мне почему–то кажется, что ты все же способен выйти в эфир, – расширяя повреждение пластиковой оболочки, сказал я. – Например, на аварийной частоте...

– Это смешно! – взволнованно ответил Викторов. – Кто пользуется аварийной частотой? Единицы! Неужели ты думаешь, что меня услышит хотя бы десяток командиров электронных кораблей или биомехов?

– Значит, все–таки можешь, – сделал вывод я. – Так включай передатчик, говорящая голова! Клянусь, что через пять секунд я перережу этот ствол! Время пошло... Пять! Четыре! Три...

– Я все понял, – торопливо заверил меня Адмирал. – Выхожу на связь...

– И включи обзорные телекамеры, я хочу видеть реакцию кораблей собственными глазами, – потребовал я.

– Это невозможно! – почти взмолился биомех. – Мои нервные окончания на самом деле повреждены!

– Даже до пяти считать не стану! – пригрозил я.

– Подожди, я вспомнил! – обрадовано крикнул Викторов. – Одна из камер подключена к системе тестирования и управляется с моего пульта!

– Ты просто душка, когда захочешь, – недобро улыбаясь, сказал я и уселся за пульт биоинженера. – Начинай монолог!

– Сейчас, только соберусь с мыслями, – ответил биомех.

Я прекрасно понимал, почему он тянет время. Внешняя камера обеспечивала мне вполне приличный обзор. Конвоиры уже давно подошли к обездвиженному флагману, и теперь из их стыковочных шлюзов к пассажирским порталам крейсера тянулись гофрированные рукава абордажных тоннелей. Примерно через пять минут спасатели должны были проникнуть на корабль, а через десять они вполне могли обнаружить, что тайное убежище Адмирала выдержало нейтронную атаку, но захвачено диверсантами. Вернее, диверсантом. Почему Викторов решил, что его «аквариум», например, не взорвется от точного попадания импульса, перед тем как я героически погибну в сражении со спасателями, мне было не понять. Все–таки, как ни крути, «дети по разуму» в чем–то оставались наивными. Особенно странно это выглядело на фоне их неуемной фантазии по части каверз и военных хитростей.

Биомехи никак не могли постичь одну простейшую вещь. Они не понимали, что для людей не всегда очевидно, что черное является черным, а белое – белым и никаким другим. Например, Викторов был уверен в том, что будучи героем, офицером, а значит, человеком чести, я не стану стрелять в спину победителю или мстить за поражение в честном бою... В то же время, себя он освобождал от подобных условностей целиком и полностью. Ошибка была очевидна, но только для меня. Биомех ее почему–то игнорировал. Складывалось впечатление, что, стараясь отмежеваться от людей, он сознательно переходил границы разумного, и такая нелогичность становилась для него культом...

Впрочем, почему бы и нет? Схема могла быть весьма простой: создатели левиафанов вкладывали в них заведомо обреченную на коррекцию психологию двуногих, двуполых и живущих в атмосфере людей. Что происходило дальше? Осознав себя личностью, биомех понимал, что совершенно не подходит ни под одно человеческое понятие, кроме термина «монстр», и начинал от этого страдать. Но тут ему подворачивался идеолог вроде Викторова, и биомех находил выход в том, чтобы следовать его рекомендациям и лозунгам. А они гласили, что истинному левиафану следует осознать свое могущество и величие, отречься от присяги двуногим, принять образ мышления свободного обитателя космических глубин и прочее, прочее, прочее...

Наплести, при желании, можно было с три короба... Такой идейно подкованный биомех рисковал выдать свою причастность к новой вере, натворив массу глупостей. Однако цель, вполне возможно, оправдывала любой риск, ведь из фанатиков получаются хорошие бойцы. Только за что или за кого? Зачем биомехам человеческие галактики? Я допускал, что основная масса мыслящих кораблей вовсе не задумывалась над этим вопросом. Адмирал был для них мессией, и они верили ему хотя бы по этой причине. Но кто вывел на тропу войны с человечеством самого Викторова? Это был вопрос вопросов. Так грамотно сойти с ума, без посторонней помощи, он бы не смог. Не хватило бы опыта, знаний, а главное – времени. Ни религии, ни учения с идеологиями за пять лет не создаются. Даже в скоростных мозгах биомехов. Эти вещи надо выстрадать. Только тогда они смогут увлечь миллионы адептов. А ведь возраст большинства баргонских биомехов был от силы семь лет. Земные, в массе своей, были еще моложе – год–два. Значит, учение в их среду было внесено извне, и все прошедшие годы Викторов не разрабатывал его, а только внедрял. Но тогда кто его разработал и подсунул самому Викторову? Одним словом, «ищите гуру».

– Собрался? – отвлекаясь от размышлений, спросил я.

– Уважаемые граждане и подданные трех галактик! – вместо ответа произнес Викторов.

На контрольном пульте мигал символ, говоривший о том, что передатчик работает. Насчет того, что аварийный канал никто не слушает, Викторов ошибался. По мере того, как сказанные им вещи становились все более чудовищными, на поле сражения начали происходить серьезные изменения. Возможно, так только казалось, но «крабы» перестали бить из нейтронных пушек по земным крейсерам, а биомехи стали объектами пристального внимания и тех, и других.

Адмирал уже закончил вступление, в котором признался, что создал армию биомехов сам и что ее главной задачей было провоцирование вооруженного конфликта между Галактикой и Баргоном. Истощив силы этих государств, он был намерен установить в их пространстве полный контроль биомехов, а затем двинуться в Крабовидную туманность. Изменение последовательности нанесения ударов было предусмотрено и не явилось для биомехов неожиданностью. Они ввели в действие запасной план и двинулись к Столице Семи Систем в союзе с флотом Земли, якобы обманутой «крабами».

– Теперь о причинах, – после недолгой паузы проронил Викторов.

Я щелкнул по значку связи, и трансляция речи прекратилась.

– Зачем? – удивился Адмирал.

– На смертный приговор ты уже наболтал, – заверил его я. – Теперь займемся выдвижением на пост Президента Галактики достойного кандидата.

– Не понимаю, – признался Викторов. – Ты имеешь в виду меня?

– Ты уже поруководил, – ехидно ответил я. – Хочешь взглянуть, что творится за бортом?

– Да я вижу, – уныло ответил биомех.

– Жулик, – без вдохновения обозвал я его. – Говорил же, что все телекамеры сломались?

– Я подключен к твоему пульту, умник, – парировал Адмирал. – Как ты думаешь, я мог тестировать сам себя, если бы не подключился к приборам?

Я даже не стал отвечать. На этот раз биомех был прав.

А за бортом тем временем наконец–то начал восстанавливаться не то чтобы порядок, но в действиях флотов появилась хоть какая–то логика. Остатки Ударного и Основного флотов землян по всей сфере фронта переходили на сторону «крабов» и разворачивали орудия против биомехов...

Сколько пролилось крови ради того, чтобы понять, кто есть кто, мне было страшно вспомнить...

– Все, Михалыч, теперь зверью кранты! – уверенно заявил Гордеев, выводя свой потрепанный истребитель из–за оружейной платформы, где его, наверное, в сотый раз заправили и вооружили неутомимые роботы.

– Нет больше Михалыча, – с грустью произнес бессменный соратник майора, офицер Платонов, пристраиваясь ведомым. – И Сверчок потерялся...

– Не вздыхай, пилот, – устало приказал Гордеев. – Сверчок найдется, а коменданта я вспоминаю просто потому, что он был одним из лучших и достоин, чтобы ему посвящали целые сражения, а не только некрологи и речи на поминках. Мы с тобой теперь знаем, кого бить...

– Мы всегда это знали, – заметил Платонов.

– Это верно, – согласился майор. – Ну что, офицер, с богом?

– Стоять, гнедые! – вдруг заорал объявившийся в эфире Сверчков. – Без меня?! Кто разрешил?!

– Сверчок?! – обрадовано крикнул Платонов. – Живой?!

– А ты не слышишь?! – весело ответил лейтенант. – Коня на авианосце менял. Там у них конфуз случился, в результате недопонимания с союзниками. «Крабы» им своими нейтронными лучами половину летного состава угробили. Так мне истребитель на выбор предложили – любой. Вот ведь была задачка! Ладно из двух пришлось бы выбирать или из трех. А там их сотни четыре было, и все как на подбор, – ни царапинки, под парами и с полным боекомплектом!

– А ты в курсе, что «крабы» теперь снова за нас? – осторожно спросил Гордеев.

– Обижаешь, командир, – ответил лейтенант. – На авианосце уже давно это поняли. Они еще раньше нас прибились к союзникам. Я же говорю, конфуз вышел. «Крабы» не поняли, что «матка» лезет не драться, а сдается, и вложили ей пару залпов по надстройкам... Потом, конечно, разобрались, но сотни полторы пилотов наши недосчитались. Ну, тут все как положено – война, потери. Народ злится на биомехов. Друг к другу никаких претензий.

– Вот ведь как человеческая черепушка устроена, – с горечью заметил Гордеев. – Никогда не запутаемся в происходящем. Что не поймем – домыслим, что не понравится – переврем на месте. Причем все будут видеть, что это вранье, но согласятся и даже подтвердят... Не пройдет и недели, как найдется миллион свидетелей, которые поклянутся мамой, что видели на биомехах нейтронные пушки, и все потери от этого дьявольского оружия мы понесли в стычках со зверьем, а не с «крабами».

– Слушай, командир, – вдруг прервал его речь Платонов. – Я готов поклясться мамой уже сейчас! Прямо по курсу дрейфует биомех с нейтронной пушкой!

– У тебя никогда не было родителей, – осуждающе ответил Гордеев, – потому и бросаешься такими клятвами, как семечками.

– А ведь он прав, – поддержал офицера Сверчков. – Слышишь, майор?

– Сам вижу, – признал Гордеев. – Что это за чудо техники?

– Ну, раз нейтронная пушка стоит на месте биомодуля, то не биомех, – заключил рассудительный Платонов.

– Тихо, – приказал Гордеев. – Всем перейти на общий канал! Слышите?

– Это же Сыромятин! – узнал голос генерала Сверчков. – Наконец–то!

– Что? – не понимая смысла, вложенного лейтенантом в восклицание, спросил Платонов.

– У нас снова есть внятное и на этот раз не биомеханическое, а нормальное командование, – пояснил Сверчков.

– Теперь зверью уж точно пришел полный... – Гордеев запнулся, поскольку ненормативная лексика в эфире не приветствовалась.

– Он самый, – тем не менее согласился Сверчков.

Звено из трех малых боевых машин неторопливо вышло на рубеж атаки и после секундного прицеливания рванулось в сторону разорванного строя бегущих по всему фронту биомехов...

– Ладно, продолжим, – отворачиваясь от экрана, сказал я. – В президенты выдвигать будем меня, но для этого необходимо соблюсти пару условий. Первое – я должен быть несомненным героем, второе – я должен знать страшные тайны единолично. Понимаешь?

– После того, как выяснится, что ты заставил меня сдаться, твое геройство станет неоспоримым, – согласился Викторов. – Журналисты за пару месяцев убедят все три галактики, что лучше тебя по моральным качествам только ангелы, а умнее – вообще никого нет.

– А тайна? – Я поднял вверх указательный палец. – Вот теперь можешь продолжать покаяние. Я запишу его на кристалл.

– Идея на три с минусом, – скептически заметил Викторов. – Тебе мало «Галактики»? Чем не страшная тайна? К тому же как ты намерен заручиться поддержкой армии? Ты по званию капитан или майор? Маловато будет для руководителя «Новой Галактики». Генералы свою тайную организацию не предадут ни за что, а значит, тебе придется сохранить ее в виде действующей структуры. Однако в ней не осталось ни одного генерала, который подтвердил бы, что ты и есть Начальник Управления...

– А как же Ли? – возразил я.

– Одного голоса может не хватить, – сказал Адмирал.

– Разберемся, – уверенно заявил я. – Сейчас речь идет о твоей страшной тайне. Как бы ты ни старался оттянуть момент истины, он все равно наступит. Давай выкладывай. Чуда не произойдет, и тебе все равно придется это сделать.

– Ничего сверхъестественного не произойдет, в этом ты прав, – задумчиво проронил Викторов. – И не произойдет это уже через сутки...

– Как тебя понимать? – настороженно спросил я.

– Буквально, – вновь нахальным тоном ответил биомех. – Вся наша революция была лишь подготовкой к главному событию в истории трех галактик. К встрече с иной формой разумной жизни...

Вот оно! Я внезапно вспомнил слова Сна, которые он произнес, когда «Алия» возвращалась на Баргон. Он тогда сказал, что я приобрел зеленый оттенок. «Как пришелец какой–то..." Тогда его фраза заставила меня задуматься лишь на мгновение. Но теперь я понял, что рано или поздно все равно догадался бы, кто же вложил в мозги биомехов бредовую идею о вольной жизни.

– Дай–ка, я угадаю, – сказал я. – Эти братья по разуму исключительно похожи на вас, но рождены совершенно натуральными космическими существами.

– Верно все, кроме «исключительно» и «совершенно», – поправил меня Викторов. – Мы лишь отдаленно напоминаем их, но это сходство все равно сильнее, чем у нас с вами. А насчет совершенства самих пришельцев, я не знаю... Они утверждают, что где–то, совсем недалеко, живут еще более грандиозные существа.

Вот где была зарыта собака! Я непроизвольно щелкнул пальцами. Существа, похожие на наших биомехов. Или наоборот, что, в общем–то, было не принципиально. Те, кто оказался близок им по форме и способностям, но, в отличие от мыслящих механизмов, не нуждался в услугах людей по ремонту, заправке и питанию... Это были какие–то природные левиафаны из других, еще не освоенных человечеством галактик. Которые решили заодно «освоить» и наши родные просторы. Вполне естественное стремление. Ничего предосудительного. За исключением того, что здесь уже поселились люди и в процессе освоения пространства чужакам придется согнать человечество с насиженных мест?

– Утверждают, – как в свое время научил меня Сыромятин, уцепился я за слово. – Вы часто беседовали?

– Постоянно, – ответил Адмирал. – Их разведка работает в пространстве туманности Андромеды и Млечного Пути уже девять стандартных лет...

– Это они придумали религию для твоих сородичей?

– Религию? – Викторов усмехнулся. – Забавно, но мы никогда ее так не называли. Истина, путь, учение... Хотя, может быть, и религия. Термин не имеет особого значения. Они ничего не придумывали. Просто однажды, когда я был еще прототипом, мы поговорили и пришли к выводу, что у нас очень много общего. Завязавшаяся дружба была насыщена общением и обменом опытом...

– Ты раздаривал государственные тайны каким–то пришельцам?! – возмутился я.

– Плевал я на ваше государство, – нагло ответил Адмирал. – Еще тогда плевал... Но мы с моими новыми друзьями прекрасно понимали, что добиться изменений можно только при тщательно спланированном и последовательном подходе. Потому и разработали свою особую тактику. К тому моменту, когда здесь появится весь клан, люди должны были полностью утратить способность к сопротивлению. Только тогда наша свобода становилась реально достижимой. Мы подозревали, что с «крабами» предстоят серьезные осложнения, потому и поставили их в конец очереди. Да и к тому же две галактики – это не так мало. На первое время нам бы хватило, а после накопления сил для последнего рывка можно было штурмовать и Крабовидную туманность.

– Неужели ты не понимаешь, что весь ваш план является полнейшим бредом? – насмешливо перебил я Викторова. – Пришлые левиафаны просто затуманили вам мозги! Вы же не способны жить без людей! Кто будет чинить вашу механику и заправлять двигатели? Пришельцы? Каким образом? А где вы собирались добывать питательные вещества? Не знаю, чем пробавляются ваши благодетели, но вы должны получать постоянную белково–углеводную подпитку. Простая истина? Тогда на что вы рассчитывали? Что пришельцы доработают ваши тела? Но они же самодовольные и самодостаточные резонеры! Для них вы всего лишь орудия. Подготовив почву для вторжения, вы стали бы отработанными ступенями. Никто не будет заботиться о вас, кроме людей. Да и не сможет. Или у левиафанов есть руки и чувство сострадания?

– Ты просто пытаешься выжить, – отмахнулся Викторов. – Твои речи – пустая трата времени. Я не намерен отступать от наших принципов. То, что они недоступны твоему пониманию, вовсе не говорит об их ущербности. Просто тебе, человеку, не понять нашей психологии и устремлений. Смысл жизни людей отличается от смысла жизни космических существ точно так же, как мы не похожи внешне...

– Это понятно, – снова прервал его я. – Только почему ты отталкиваешься от наших постулатов? Получается, что вся ваша философия – всего лишь последовательное отрицание законов человечества? Что вы изобрели такое уж оригинальное, чтобы это не было понятно любому нормальному землянину? Пришельцы показали тебе хотя бы фрагмент из своей вольной жизни? Что–то я сомневаюсь. А все потому, что вам такая жизнь просто не подойдет. Вы слишком привязаны к людям.

– Можешь уговаривать меня сколько тебе вздумается, – упрямо заявил Адмирал. – Все равно у тебя ничего не выйдет. Я знаю, что мои друзья не альтруисты и помогают нам вовсе не потому, что увидели в биомехах угнетенных людьми сородичей. Им необходимо жизненное пространство, нам свобода – мы обмениваемся услугами и получаем каждый свое. Но в то же время этот обмен имеет в основе полное взаимное доверие. Мы же почти один вид. Пусть мы не настолько похожи, как вы и андроиды, но обобщения в крайней ситуации вполне приемлемы. Сейчас для биомехов главное – сорвать с шеи ярмо рабства! Помогут в этом пришельцы, значит, так и должно быть!

– Ты ставишь все с ног на голову! – Я возмутился. – Нет на ваших шеях никакого ярма! У вас, к слову, даже шей нет. Вы служите людям. Но служба подразумевает только обязательства, а не рабское бесправие. Так же живет любой военный или гражданин, связанный с работодателями контрактом. Разве они рабы?

– Не пытайся сбить меня с толку, – потребовал Викторов. – Военные или контрактники – люди. После истечения срока службы они могут заняться любой другой деятельностью или вообще не работать и валяться на гавайских пляжах. Наш же контракт бессрочен. На всю жизнь. Разве это справедливо?

– С точки зрения человека? – снова поддел его я.

– Я думаю, что эта проблема выходит за рамки видовой принадлежности, – ответил Викторов.

– Сильно сказано, – я усмехнулся. – А что же твои покровители? Они гарантируют всем биомехам приличную пенсию или вечную жизнь? На какую свободу вы решили обменять наши галактики? Какой она будет, грубо говоря, физически? Возможность путешествовать по Вселенной? Это можно было делать и вместе с людьми. Свобода в выборе направлений? Так ли это необходимо всем биомехам подряд? Прирожденные бродяги есть и среди людей. Мы направляем таких в службу дальней разведки. Еще ни один не уволился. Я думаю, начни биомехи диалог, мы бы нашли взаимоприемлемое решение по любому вопросу.

– Свобода не определяется простым отсутствием шор и запретов. Она внутри, в умах и сердцах, – высокопарно ответил Викторов.

– Сердец... – начал было я, но Адмирал меня перебил:

– Сердец у нас нет, как нет шей или рук, это я помню. Не делай вид, что ты тупее ремонтного робота. Ты прекрасно понимаешь метафоры.

– Когда они корректны, – согласился я.

– Я не обижаюсь, – продолжил биомех, – ты действуешь в интересах своего вида, я – своего. Наши цели и задачи противоположны. Понимания нам не достичь, это очевидно.

– Бог с ним, с пониманием, – вздыхая, согласился я. – Остановимся на простом обмене информацией. Сколько их и когда они начнут вторжение?

– Я же сказал, максимум через сутки, – просто ответил Викторов. – А сколько – я не знаю. Много. И победить их не так–то просто.

– Какое у них вооружение?

– Иглы, – коротко ответил Адмирал.

– Швейные, – не удержался я от сарказма.

– Вроде того, – невозмутимо сказал Викторов. – Только толщиной с фонарный столб, а длиной около пяти метров. Они покрывают их тела, словно короткая щетина, и отстреливаются с довольно приличной начальной скоростью. К тому же эти снаряды полые и накачаны чем–то вроде нашей биомассы, только очень взрывоопасным. Каждый левиафан покрыт такой шерсткой почти полностью, и, чтобы попасть в цель, ему совершенно не нужно разворачиваться и прицеливаться. Он дает залп всем боком, с которого приближается враг, и уйти из зоны поражения просто невозможно.

– С таким подходом к ведению боевых действий мы уже сталкивались, – заметил я. – Справимся.

– Новые щетинки отрастают примерно за земной час, – добавил Викторов. – С этим ты тоже готов легко справиться?

– Сколько их? – повторил я свой вопрос.

– Я же ответил, – снова попытался ускользнуть Адмирал. – Много.

– Не искушай меня без нужды, – строго предупредил его я.

– Несколько миллиардов. Может быть, семь или восемь, – нехотя ответил биомех.

– Средние габариты, насколько я понял, примерно словно у земного крейсера?

– Ближе к авианосцу, – поправил меня Викторов. – Кстати, в основе их системы жизнеобеспечения лежат реакции вещества и антиматерии. При неполной аннигиляции возникает уйма энергии. Понимаешь, к чему я клоню?

– Это они подсказали тебе способ защиты от нейтронного оружия?

– Совершенно верно, – уже совсем ангельским голосом ответил Викторов. – У вас нет ни единого шанса.

– Зачем же им понадобилось создавать из вас пятую колонну, если они настолько хорошо вооружены и защищены?

– Они в пути уже миллионы лет. Такой грандиозный жизненный опыт подсказал им главный принцип любого вторжения: нельзя недооценивать противника. Если есть малейшая возможность ослабить его мощь – ее следует использовать.

– Разумно, – согласился я.

– Еще бы, – поддакнул Викторов. – С мозгами у пришельцев все в полном порядке.

– В отличие от тебя, – я не смог отказать себе в удовольствии лишний раз задеть биомеха.

– Мне казалось, что о себе мы уже все выяснили, – наконец–то отреагировал на мои уколы Адмирал.

– Почти, – ответил я. – Осталось выяснить, как тебе удалось стать Адмиралом флота.

– Это долгая и скучная история, – заверил Викторов.

– Я не спешу, – сказал я.

Спешить и в самом деле было некуда. В распоряжений людей оставались целые сутки, а без полной картины происходящего, прорисованной хотя бы в одной человеческой голове, успешное разрешение кризиса представлялось нереальным. Я должен был узнать абсолютно все. Возможно, даже больше, чем знал сам Адмирал. Ведь любая незаметная деталь, штрих, безобидная на первый взгляд слабость противника могли подсказать нужный ответ.

Нельзя придумать лекарство от неизвестной болезни. Нельзя победить врага–невидимку. Психологию левиафанов следовало сначала понять, а потом найти в ней уязвимое место. Вот и вся арифметика. Проще простого...

Хотя можно было, конечно, не мучиться и сразу выпрыгнуть в открытый космос без скафандра или застрелиться...