Путешествие На Восток - Любовь Федорова - Книжная Полка

Глава 5.

Высадка войск, первоначально задуманная в Гекатее, была перенесе на в устье Ияша, на самую границу Агиллеи и савр–Шаддата. Там собра лись уцелевшие части Левого Крыла. Через эти земли бежала обратно не дотопленная Дином армия савров и внутренних обитателей. Там удобно бы ло подвести к берегу тяжелые ходжерские корабли с большой осадкой и разгружать их.

Вода по Шошу пошла ночью, примерно в середине второй стражи. Уро вень в реке поднялся не больше чем на два с половиной локтя, но помог ла внезапность и речная стремнина немного выше лагеря по течению. На воднение захлестнуло уснувший после дневных трудов и разбойных вылазок лагерь, повалило шатры, сорвало с привязи готовые плоты и снесло на три четверти построенный мост. Большинство захлебнувшихся проснулись, когда их уже волокло течением к повороту реки. Они пытались встать – их сбивали с ног и топили плывущие со стройки бревна. В воде погиб весь обоз вражеского войска и бесследно сгинул царевич Галахар вместе с семицветным шатром и бледным знаменем – как и не было его. А спас лись, в основном, савры которые даже ночью не расставались со своими лошадьми; их вынесли из взбесившейся воды степные кони.

Дин мог бы объявить всем автора и исполнителя идеи, но, во–первых, его спросили бы: а как и когда он успел? Признаваться в по летах по небу на заколдованном корыте не хотелось. Хотя на самом деле корыто было никакое не заколдованное. Господин Фай объяснял Дину ус тройство двигателя, только Дин плохо понял. До него дошло одно: что все внутри держится на простых элементах – воздухе, горючем топливе, горении, но не на заклинаниях и не на усилии мысли. Во–вторых, на Дина обиделся бы принц Ша, потому что так, как придумал Дин, – не воюют. Декадой раньше на рассуждения Ша Дин пожал бы плечами и сказал, что бой должен быть не честным, а выигранным. На Дина косо посмотрели бы вояки из Академии, но сам он остался бы собой доволен. Однако, подержав в руках прожигающее камень оружие, собственное мнение о чест ности боя Дин немного изменил. Об авторе и исполнителе идеи пришлось промолчать, и наводнение списали на обильные северные дожди.

С момента, когда нашествие внутренних обитателей было смыто с Агиллеи водами Шоша, прошла декада и еще три дня.

Республиканцы разлетелись из Столицы, как стая галок – неизвестно куда.

Войска под командованием принца Ша и поспешившие из Столицы домой северные владетели навели порядок в разоренной провинции и обратились к границам савр–Шаддата. За Ияшем по–прежнему полыхал бунт и ничего об истинном положении внутри провинции было неизвестно. На агиллейском берегу Ияша ожидали арданских кораблей, чтобы пополнить войско и всеми силами начать наступление на савр–Шаддат.

Дин остался в Столице. Впридачу к той говорящей коробке, которая у него имелась, Фай подарил еще одну – с ее помощью можно было разго варивать с таю. Господин посол перестал докучать Дину пространными по вествованиями о коварстве неведомых врагов с той стороны Неба, а кир Хагиннор не спрашивал больше про государя. Узнав, что Столице опас ность не грозит и война переместилась к северным границам, арданский флот не стал задерживаться, и сразу направились в Агиллею, а кир Ха гиннор отбыл на Ходжер, где его уже лет пять ждали в гости.

Дело с государственным переворотом потихоньку замялось. Почти никто не вспоминал ни пропавшую государыню, ни повод, по которому го сударь покинул Царский Город.

Но Дину–то было известно: государь не забудет, что его хотели убить. А за такие посягательства по таргскому законодательству казнят публично. Отрубают руки, ноги и выматывают кишки.

Дин состоял в деловой переписке с киром Аксагором и они обменива лись любезностями:

«Вы слышали, господин министр, что клеветники на том свете раска ленные сковороды лижут?" – приписывал внизу письма кир Аксагор.

«А вы слышали, господин наместник, что ябедников на том свете ве шают за язык?" – замечал в ответ господин Дин.

Однако спокойствия в жизни Дина от всего этого не прибавлялось.

Первые дни он совсем не боялся того, что сделал. Он был уверен, что вывернется, повесит все беды на других и сумеет выгородить себя. Он был предусмотрительнее вороны, и все в своей жизни рассчитывал. Но когда расчеты сорвались все и сразу, Дин начал жить одним днем и заби вать этот день делами так, чтоб к ночи ни о чем не думать, чтоб сторо ить новые планы не хватало сил. Да и планировать больше не имело смыс ла. Он забросил королевское войско. Какие там арданские бани, какой ресторан «Пять павильонов». Кусок пирога на обед, чашка чаю, и на де серт – выволочка секретарю, который тоже проголодался и, вместо того, чтоб дописывать бумагу, смотрит Дину в рот и считает упавшие крошки. А на официальных приемах два кусочка между разговором о делах и глоток вина – ведь не будешь вести деловую или светскую беседу с набитым ртом. Издевался над собой Дин таким образом потому, что не хотел начи нать бояться. Не хотел, а все равно начал.

Государь пообещал Фаю, что вернется и дал Дину времени – полторы декады.

Государственные печати стали жечь Дину руки. Изо всего, что он натворил, вышла одна гадость. Подсунул булавку Инаю – смерть. Придумал заговор – провал. Женил государя на таю – не на том. Влюбиться хотел – и то не получилось, выбрал неправильно. И вот он, солдатик королевско го войска, несмотря на многочисленные свои ошибки, дошел–таки до дру гого края доски. И заглянул за край. Теперь, по правилам игры ему сле довало повернуться ко краю спиной и вернуться на игровое поле всесиль ным полководцем. Но оказалось, что жизнь отличается от игры. В жизни край не существует. Зато есть порог, который Дин с разгону и по недо мыслию перешагнул. И теперь не знает, что ему делать дальше.

Дину необходимо было поделиться с кем–нибудь. Чтобы человек оце нил его положение со стороны. Но в окружении Дина подходящего человека не оказалось. Дин стал искать вдали от себя, и человек нашелся. Эн ленский первосвященник эргр Скиллар Скей сам вызвал Дина на разговор о совести. По Быстрому Свету исповедоваться было нельзя, потому что го сударь мог подслушать, но, мало–помалу, по слову в стражу, обиняками, двусмысленностями и намеками эргр Скей вытащил из Дина историю с заго вором. Дин признался ему в том, в чем не признавался даже перед самим собой. Что он боится не государя и не заслуженного наказания. Что Дин боится сам себя.

Чего он добился, забравшись на самый верх? Власти? Денег? Всемо гущества?.. Ни то, ни другое, ни третье его самолюбию почему–то не льстило. Он принимал решения, находил выходы из трудных положений, ус траивал чьи–то судьбы и пристраивал капиталы. Ему кланялись во дворцах и на улицах. Его поминали по делу и не по делу. Одни его хвалили, дру гие ругали – но каждый знал его имя. Ему доверили государство, но что толку, если он сам свое право на власть подвергает сомнению?

Дин не страдал болезненной принципиальностью и не перечитывал каждый раз на ночь таргский кодекс «Иктадор» с моральными заповедями по десять штук на страницу. Слово «честь» для него соответствовало по нятию «деловая репутация». Тем не менее, он прекрасно понимал, что со вершил предательство. Даже вдвое хуже – предательство ненужное. Украл власть, которая и без того предназначалась ему. Если на свете сущест вуют оборотни, думалось Дину, то он как раз такой оборотень – мягкий снаружи и ядовитый внутри. Ходить в шкуре оборотня было тяжко. А сбро сить ее – невозможно.

За порогом, который Дин перешагнул, менялся мир. Дин только одного не мог понять: в новом мире жизнь его начинается, или уже за кончилась? У него не было друзей, и не осталось врагов. Единственный сын болен, жена состарилась. Какое–то место в душе, которое он надеял ся заполнить, поменяв систему государственной иерархии и выдвинувшись в первые ряды, осталось пустым, и в месте этом проросла совесть. Дин повис между небом и землей, словно волшебное корыто.

Плохо было жить в том мире, где вдруг переворачиваются все предс тавления о привычном. Где возможным становится разговор с человеком за полторы тысячи лиг от тебя. Где хочешь – стену каменную сожги или по небу летай, сколько тебе нравится. Жил бы себе Дин, как раньше, на знал бы ничего, не верил бы в сказки. Но нет. Мир изменился. А Дину хотелось назад, в прежние времена. Где всемогущее колдовство – сонный морок, а не действительность.

Дин спросил у эргра Скея – как же тот вещий сон, в котором госу дарь вручал Дину награду? Энленский первосвященник объяснил: подлинно вещие сны снятся только святым людям. А сон грешника – обман и заблуж дение чувств. Из одного греха сон бросает пошатнувшегося в нравствен ности человека в бездонную пучину прегрешений, и получается, что в жизни все происходит обратно сну.

Кто знает, не попадись на пути таргского Первого министра эргр Скиллар Скей, когда–то сам прошедший через похожие испытания, может, Дин пережил бы свои сомнения, забыл бы их и перестал задумываться. Все–таки время лечит. Но эргр Скей нажал на больное место и растравил пустячную царапину так, что Дин маялся теперь ею сутки напролет. Од нажды ему приснилось решение всех его проблем, простое и ясное, и Дин подумал: да, так все и должно быть. Он поедет на Белый Север. Он ста нет монахом. И потихоньку начал готовиться сам и подготавливать окру жающих. Чтобы люди не очень удивились принятому господином министром странному решению.