Посадить рыцаря за руль скоростного автомобиля было столь же опасно, как и глупо. Но Василий обожал риск, граничащий с безумием и, подвергая опасности себя и других, не испытывал при этом угрызений совести. Цион не раз был свидетелем неоправданной лихости приятеля и расценивал его поступки, как безрассудство эгоистичного человека, который не ценит не только свою, но и жизнь близких ему людей. Но, странное дело, именно эта безоглядная, бездумная смелость более всего нравилась в нем женщинам, и они прощали ему все – даже коварные и подлые измены.

Герцог, почти приспособившийся к сюрпризам шумного города, все еще боялся автомобилей и Вася, забавы ради, заставил его вести «Бьюик» задушенного Чомбе.

– Садись, Балкруа, – сказал он встревоженному рыцарю, – отныне ты мой возница!

Страдая от боли в простреленной руке, герцог стиснул зубы, сожалея, что не может на месте удавить врага.

– Только ты не увлекайся, сэр, – строго предупредил Вася, – не дрова везешь – маркиза.

Сообразив, что от него хочет этот низкий самозванец, Балкруа бешено завращал глазами, отказываясь влезать в водительский салон. Василий больно ткнул ему в затылок холодное дуло пистолета.

– Поверни ключ, приятель! – властно потребовал он, и, втолкнув герцога в кабину, сам удобно устроился за его широкой спиной. Герцог осторожно повернул ключ зажигания, и машина сходу завелась. Испуганный рыцарь отпрянул назад, вдавливая могучее тело в спинку изящного сидения.

Бархатная обшивка кресла глухо затрещала.

– Не боись, – Балкруа, – сказал Вася, играя пушкой, – я Дубровский.

– Я давно знал, что ты не тот за кого себя выдаешь, – глухо прохрипел герцог.

– А теперь надави на эту педаль, ну же, не бойся! Держись крепче за руль, не то врежешься в столб.

Автомобиль был надежен и прост в управлении, а автоматическое переключение скоростей освобождало водителя от излишних умственных напряжений. Балкруа оставалось лишь вовремя реагировать на быстрые перемены в дороге столь же быстрой работой тормозов на перекрестках, к счастью, оказавшимися в этот час свободными от пешеходов. После второго или третьего столкновения с рекламными тумбами, мусорным баком и маршрутным такси, свалившимся (благодаря неудачному маневру рыцаря) в кювет, он наловчился вполне сносно управлять автомобилем, и даже испытал азарт, свойственный всем начинающим гонщикам.

– Молодец! – сказал Василий, удивляясь редким способностям рыцаря, – я тебя научу жить, герцог, ты только не злись понапрасну, не люблю, знаешь, излишних телодвижений.

Вскоре, освоившись с вождением, отважный рыцарь лихо тормознул у ворот заброшенной русской церкви в Яффо. Выйдя из машины, Василий оставил саквояж с «зеленью» в багажнике и направился вслед за герцогом к часовне.

Балкруа вошел в приоткрытую железную калитку и по витой чугунной лестнице быстро поднялся наверх. Следовавший за ним де Хаимов увидел жуткую картину: на верхней площадке часовни, загаженной вороньем, лежала связанная бельевой веревкой герцогиня. Платье на ней было порвано, на лице и руках виднелись кровоподтеки от побоев или отчаянной борьбы с похитителем.

– Алиса! – безумно вскричал маркиз и с места ринулся к любимой, оставив герцога за спиной. Это было неосмотрительно и непохоже на Васю; он умел выбирать правильную позицию даже при самой невыгодной ситуации – например, яркий свет, бьющий в глаза. Однажды он дрался с такой подсветкой (это были прожектора в дискотеке) против трех неудачливых донжуанов, пожелавших свести с ним счеты за уведенных подруг, и в какие–то секунды отправил соперников в нокаут, за что был удостоен позже почетного звания «Маэстро».

Воспользовавшись минутным порывом врага, герцог нанес ему короткий точный удар по затылку. Оглушенный маркиз сделал слабую попытку отразить стремительную атаку крестоносца, но перевес был явно на стороне противника. Два последующих удара нанесенных рыцарем по голове и вовсе отключили маэстро. Несомненно, профессиональный ринг нашел бы в герцоге достойную замену Майку Тайсону.

Василий упал на колени, позорно ткнулся носом в пол, словно склонившийся в вечернем намазе мусульманин. Точно также он «молился» на ринге после великолепного крюка, которым угостил его американский «тяж» в Медисон сквер гарден. Герцог поднял с земли тяжелую длинную палку, чтобы добить врага, но в эту минуту в часовню колобком вкатился комиссар.

Кадишман, приняв сообщение транспортной полиции о подозрительном «Бьюике», несущегося на всех парусах, оперативно навел шефа на вооруженных грабителей.

– Всем лечь на пол! – отрывисто пролаял комиссар и приготовился стрелять в злоумышленников. Но кроме герцога все давно уже лежали на полу, и комиссару ничего не оставалось, как решиться на рукопашный бой с этим гадом, что ему, естественно, не хотелось, потому что этого бугая не брали даже пули, а кулаком его тем более не прошибешь. Так он и стоял в нерешительности, пока герцог не взял инициативу в свои руки; в силу своего аристократического происхождения Балкруа, не привыкший подчиняться безродной черни, быстро изменил соотношение сил, в результате чего комиссар полиции безоговорочно присоединился к лежащему на земле маркизу, а сам рыцарь, не оставивший своего прежнего намерения покончить с маэстро, снова взялся за палку, но неожиданное подкрепление, ворвавшееся в часовню, вынудило его отступить. Успешно пробивая себе дорогу железными кулаками, он мигом сбежал по витой чугунной лестнице и наткнулся в дверях на Кадишмана, открывшего беспорядочную пальбу в воздух. Сбив с ног испуганного инспектора, герцог направился к патрульной машине, но ему живо преградили дорогу дюжие полицейские. Перебив позвоночник одному, и сломав нос другому копу, он тяжело втиснул грузное тело в кабину полицейской тачки, резко крутанул ключ зажигания и, дернувшийся в его неумелых руках мощный «Форд» с визгом рванул с места, и растаял вскоре в полумраке забывшегося в тревожном сне города.

Очнувшись от жесткого нокаута, Василий подобрал с пола тяжелую пушку и лишь, затем освободил герцогиню от пут.

– Все уже позади, милая, не волнуйся! – нежно сказал он, поднимая девушку на руки. Несколько полицейских (счастливо избежавших рыцарских тумаков) вяло возились над подозрительно затихшим на полу комиссаром, пытаясь привести его в чувство.

На Васю никто не смотрел и он, боясь оступиться, бережно понес драгоценную ношу вниз, думая о том, что с его стороны было просто свинством оставить «бабки» в машине.

На воздухе Алис пришла в себя и, поняв, что опасность позади, крепко прижалась к груди отважного спасителя.

– Я люблю вас, маркиз, – сказала она, – вы один из самых храбрых людей Англии!

– Согласен! – одобрительно кивнул Вася, принимая как должное комплимент нежной герцогини.

С недавних пор маэстро считал, что истинная храбрость настоящего мужчины заключается в том, чтобы мудро и без проблем нажить как можно больше капитала. Он не стал приобщать возлюбленную к своей новой философии, и она, совсем ожив на ветру, тихо прошептала ему на ухо.

– Я хочу, милый, чтобы ты всегда был со мной!

– Конечно, дорогая! – бодро откликнулся Василий, удобнее устраивая подругу в «Бьюике».

На машину покойного Чомбе никто не позарился, и саквояж с «капустой», слава Богу, был на месте; неслыханно богатый у себя на родине герцог посчитал за падло воспользоваться подобной мелочью.

– Ты не понял, милый, – более настойчивым тоном сказала герцогиня, – я хочу, чтобы мы поженились...

«Вот те раз, – удивился Василий, – женщина всегда остается женщиной, даже если она герцогиня де Блюм» На всякий случай де Хаимов еще раз проверил содержимое багажника. Герцог не заглядывал сюда, это было, очевидно, хотя ведь видел, собака, как он прятал саквояж с бабками. В глубине души Василий оценил великодушие врага.

Хотя, с другой стороны, зачем этому уроду деньги, если он и так может иметь все, что пожелает?

Голова у Маркиза побаливала, еще бы, после такой–то убойной пачки (неплохо все–таки у этого гада поставлен удар), но на его настроении это маленькое неудобство почти не отразилось: в багажнике он вез кучу американских долларов, а рядом сидела первая красавица Англии. Что еще нужно настоящему мужчине.

– Алиса, – весело спросил он, возлюбленную, – а почему у тебя такая еврейская фамилия, твой папа, случаем, не купил приставку де?

– А твой? – не растерялась герцогиня.