Первые Вороны
Но мертвяки не спали. В середине ноября, подходя к общежитию, я
почувствовал опасность. Опасность шла издалека. Определив направление, и
сопоставив географически, понял, что опасность идёт из Москвы. Спустя
примерно неделю, провожая Алесю до общежития, я увидел белую «Волгу» около
крыльца, из которой смотрело четыре пары глаз. Причём они смотрели только
на Алесю. Досконально лиц я рассмотреть не мог, но по очертаниям,
излучениям этих мертвяков, понял, что в машине сидят оперативники ФСБ.
В конце ноября был день рождения у моей сестры. Алеся согласилась пойти
вместе. Я долго провозился на работе, и пришёл за Алесей только в девятом
часу. В комнате шла пьянка. Два офицера, дальний родственник Наташи и его
сослуживец, приехали в гости с водкой, вином, ликёром и пивом. Увидев
меня, Алеся обрадовалась, и мы сразу пошли к моей сестре. Моей семье Алеся
понравилась. Вечером, проводив её до общаги, я сказал:
– Алесенька, сбрось мне на пейджер, ушли ли гости. Я ведь буду
волноваться и переживать.
Она ушла за двери, и через двадцать минут получил сообщение: «Гости ушли,
жду тебя завтра с утра. После прогулки ноги красные, наверно,
отморозились. Целую. Алеся». На следующее утро, ровно в восемь утра я
получил ещё одно сообщение: «Может быть, встретимся? Скинь мне на пейджер,
где. Алеся». Я ответил, что бы она ждала в магазине, и сразу побежал туда.
Выяснилось, что Наташа со своим далёким братом ушла на всю ночь в ночной
клуб, а его друг остался ночевать. Это удалось им благодаря какой–то
махинации с документами. Ночью, в одних трусах, пьяный, он подсел на
кровать к Алесе и начал что–то говорить. Она перепугалась, и стала ему
объяснять, что у него и так есть жена, а у неё, у Алеси, есть любимый
человек, которого она очень любит. Что такого она искала и ждала всю
жизнь, что она им очень дорожит. В итоге утром она сразу убежала из
общаги, что бы не видеть пьяные офицерские рожи, поскольку Наташа и её
брат вернулись к тому времени. Пардон, я оговорился – не пьяные офицерские
рожи, а помятые лица защитников отечества. В этот день у меня была уйма
дел, я возился с компьютером директора своей фирмы уже несколько недель, и
в это воскресенье провозился тоже до вечера. Периодически мы
перезванивались через пейджер. Алеся проспала полдня у подружек на другом
этаже, а потом часа два сидела в Нью–Йорк–Пицце, готовясь к зачёту. Гости
в этот день уже уехали. Но я, на уровне подсознания, почувствовал на себе
пристальный взгляд дьявола, мертвяков ГРУ, которые дышали мне в спину, и
были неуязвимы, но заметны.
Я практически жил в общежитии, уходя из дома утром, где только спал, и,
приходя вечером, когда закрывалось общежитие, тут же падал без сил и сразу
засыпал. Кончились бессонные ночи, вечерние прогулки. Я был простым
счастливым человеком, каких в наше время очень мало. Был, пожалуй, только
один нюанс, который иногда доставлял мне неудобство. Алеся так привыкла ко
мне, что никогда не хотела отпускать от себя вечером. Я объяснял ей, что
лучше не обострять отношения с вахтёршами, что десять минут для нас ничего
не сыграют. В итоге Алеся, обиженная, часто провожала меня с сердитым
выражением на лице. Я это понимал: она очень тосковала, брала мои майки и
спала с ними, что бы чувствовать, ощущать запах моего тела. Поэтому и не
хотела отпускать. Напряжение внутри меня от этого не спадало, тем более,
спускаясь с верхнего этажа высокого здания, я кое–как сгибал ноги. Лифт к
этому времени отключали, а после сладостных мгновений нежности,
переходящей порой в часы, ноги не гнулись, а просто подкашивались подо
мной. Я спускался на руках, скользя ладонями по перилам, а ногами всего
лишь поддерживал равновесие. И вот после ноябрьских событий, связанных с
пьяными офицерами и наглой слежкой оперативников в «Волге», начались
методичные мероприятия. Идя домой каждый вечер в одно и тоже время, на
одном и том же месте я стал чувствовать сильную боль. Такая боль была
раньше, я её хорошо знал. Болели интимные места. Эту боль способны
создавать два человека – благо, что у каждого человека свой неповторимый
почерк воздействия! – моя бывшая жена и майор Глухих, мелочная и гнусная
личность из ФСБ. Но бывшая жена наводила боль только дома, когда
устраивала скандалы, а Глухих – днём, во время работы, когда помогали
оперативники из слежки. А вот поздно вечером, в одно и то же время, в
одном месте – это было что–то новенькое. Потом я сообразил, что в этом
месте я попадал в зону видимости камеры наблюдения, которая так
определяла, когда я шёл к Алесе, и когда уходил обратно. Кстати, я ставил
защиту на майора, и боль сразу прекращалась. Значит, это был действительно
Глухих. Но, похоже, аналогичные боли стали наводится и на Алесю. Но всё
это я пойму позже. Периодически она говорила, что у меня есть болячки, я
убеждал её, что нет. Она шла в женскую консультацию, делала анализы,... и
просила прощения. Иногда, на ровном месте, она устраивала ссору. Я
никогда, повторяю, никогда на неё не повышал голос (что, кстати, не совсем
характерно для меня). В такие минуты я собирался и уходил, что бы избежать
настоящей ссоры. На следующий день Алеся просила прощение, говоря, что
«вчера была дурой». После таких примирений, по биовизору было видно трёх
пожилых мужчин, примерно шестьдесят лет, очень похожих друг на друга:
седые, как снег, с тёмно–голубыми глазами, достаточно стройные и
подтянутые для своего возраста. Без особых примет. Именно такими писатели
любят описывать пенсионеров разведки и спецподразделений. Но это были не
пенсионеры. Они работали каждый день. В такие минуты они смотрели на меня
с ненавистью, словно я у них что–то украл. А мне становилось легко и
радостно, что смог сохранить любовь. Этих троих я называю «голубые
шестидесятилетние мальчики». Видимо, внуков у них нет, как и детей, и все
силы и мысли они тратят на такой вампиризм. Этих «голубых мальчиков» я в
жизни не видел. Я их увижу позже. Но по биовизору этих вампиров показывали
часто, когда у нас были искусственные неприятности.
Но, вода и камень точит. Постоянные лёгкие стрессы, постоянные наведённые
(пусть лёгкие) боли сделали своё дело. Алеся стала отходить от меня. Она
перестала говорить, что любит. А на пейджер я сам просил сбрасывать
информацию как можно реже, поскольку он был от фирмы, и читался целой
толпой генеральных директоров. Плюс непосредственный начальник, дотошный,
часто беспардонный, думающий только о работе, не понимающий многих вещей.
Через час или два сразу после того, как Алеся звала меня, он звонил на
пейджер, независимо от времени суток и наличия работы.
Сам я, посылая ей сообщение, всегда начинал словом «Алесенька». По–другому
не называл. Сначала называл Малышом, но когда понял, что она –
потенциальная жена, стал называть Алесенькой. Иначе не получалось, не мог.
Плюс ещё один факт. Воспринимая Алесю как будущую жену, незаметно,
исподволь, старался помаленьку изменить её мировоззрение на свой лад, что
бы мы лучше понимали друг друга. Как говорится, готовь сани летом. Иногда
это получалось, а иногда Алеся уходила в себя. Но только сейчас я понимаю,
что любил её поверхностно, словно не по–настоящему, как–то играючи.
