Часть вторая
Светозар
Глава 1
Лан Брэк стоял на окраине поселка, облокотившись на полуразрушенный
забор, и смотрел на заходящее солнце. Он мог стоять здесь год или два –
ничего бы не изменилось.
Красное солнце висело у горизонта. Его нижний край утонул в холодных
далеких песках пустынного пространства, протянувшегося во все стороны от
поселка на многие тысячи километров.
Солнце висело в этом месте всегда, во всяком случае все то время, что
Лан себя помнил. Правда, астроном говорил, что какое–то не видимое глазу
движение все–таки происходит, но Лан ему не верил. Он давно уже не верил
тому, что говорили ученые, обманувшие их во всем. Обманы копились,
наслаивались друг на друга, отравляя саму надежду на изменение их скудной,
тоскливой жизни.
Казалось, ложь пропитала этот мир насквозь. Все здесь выглядело не тем,
чем было на самом деле. Под ровными песками пустыни скрывались
бесчисленные каверны, соединенные в запутанный лабиринт, уходящий в
глубины земли. Скалы, более легкие, чем вода, плавали на поверхности моря.
Озера, манящие путника прохладой, скрывали в своем отражении лишь мертвый
блеск вулканического стекла, а рощи, такие привлекательные издали, чаще
всего оказывались вблизи ржавыми остатками неведомых древних механизмов.
Вздохнув, Лан выпрямился и медленно побрел по дорожке, в сторону от
поселка, туда, где из–за низких холмов выглядывали решетчатые фермы
бывшего космодрома.
Должность смотрителя, которую он занимал вот уже третий год, с тех пор
как умер старый Мотан, считалась в колонии далеко не самой престижной, но
она давала хоть какую–то иллюзию независимости от слишком жестко
регламентированной жизни остальных колонистов. Вместе с двухразовым
ежедневным питанием и отдельным жильем в коттеджах космодрома – этого было
не так уж мало. К тому же в заброшенном и огромном мире старого космодрома
Лан чувствовал себя почти хозяином, почти собственником никому, кроме
него, не нужной свалки металлического хлама.
Сорок лет минуло с тех пор, как у них остановился последний механизм.
Лан часто ломал голову над тем, что же все–таки произошло? Почему чужая
планета терпела их присутствие все эти годы и почему в конце концов ее
недра разверзлись и вытолкнули на поверхность целые орды крейгов...
Откуда они взялись, эти разумные и безжалостные чудовища, под хитоновым
панцирем которых скрывалось все что угодно, кроме страха и сострадания?
Если бы их разум не превосходил человеческий по своей холодной мощи, люди
не уступили бы так просто своих плодородных, освоенных дедами земель. Но
нашествие крейгов сопровождалось остановкой и разрушением всех механизмов
и всего оружия колонистов. Причина этого явления так никогда и не была
установлена.
Крейги не пользовались техникой, во всяком случае люди ничего не знали
об этом. А в рукопашных схватках ни один человек не мог всерьез
противостоять существам, равнодушным к боли и обладающим к тому же
колоссальной силой в сочетании с естественной защитой прочного панциря.
Постепенно немногочисленные остатки колонистов были оттеснены в
пустыню, к заброшенным развалинам старого космодрома. Все попытки людей
вернуть захваченные территории или хотя бы вырваться из крохотного
пятачка, содержащего внутри себя четыре гектара пашни да старый космодром,
окончились неудачей.
Земли, которыми они теперь располагали, сильно смахивали на специально
отведенный загон, окруженный мертвыми песками. Крейги иногда наведывались
в поселок. Правда, прежних побоищ они теперь не устраивали, словно хотели
сохранить остатки человеческой расы. Вполне возможно, ими руководили чисто
гастрономические интересы. Прямых свидетельств о людоедстве крейгов не
было, никто не знал, куда они уводят своих пленников и что происходит в
глубоких подземных обиталищах, откуда не вернулся еще ни один человек.
Коттедж, выбранный Ланом в качестве жилища, стоял на самом краю бывшего
космодрома. Здесь ему удалось отгородить от постоянных ветров, дующих с
запада, небольшой огород, который он возделывал, чтобы разнообразить свой
рацион, а заодно и заполнить бесконечное время дежурств. Сейчас, проходя
мимо, он мельком отметил, что капуста в этом году уродилась особенно
хорошо, несмотря на урезанные поливы.
В своей комнате Лан вскрыл тайник, надежно укрытый в стене, между
листами пласторана, и проверил, все ли на месте. Здесь были странные вещи,
найденные во время его долгих разведывательных прогулок по бесконечным
коридорам административных и технических корпусов космодрома. Эти здания
строили их прадеды. Но космодрому, похоже, так и не удалось послужить
людям. Пески пустыни в конце концов прогрызли стены старых строений.
Зачем их предки возводили все эти гигантские сооружения? Неужели
всерьез надеялись повторить путь небольшого корабля, потерявшего курс и
провалившегося в Другую Вселенную? Или, может быть, они ждали братьев по
разуму с других обитаемых миров? Ждали помощи, все равно откуда, и не
позволяли умереть последней надежде? Как бы там ни было, теперь она
умерла. Никто больше не верил в то, что помощь придет к ним из неведомых
далей космоса, а само путешествие среди звезд воспринималось сверстниками
Лана как красивая легенда, которую в оправдание себе придумали старики.
Лан развернул тряпицы, скрывающие его самую большую драгоценность –
пневматический арбалет, оружие, сделанное в другом мире, из материала, не
подверженного ржавчине...
Лан знал об этом мире лишь из рассказов учителя и не слишком верил в
его реальность. Да и какое ему дело до мест, навсегда закрытых и
недоступных?
С него вполне хватало повседневных забот. Лишь книги иногда пробуждали
идущую из глубин наследственной памяти непонятную острую тоску. В школе их
обучали началам грамматики, и он, конечно, как и все, умел читать. Но это
умение не помогло ему разобраться в научных описаниях, в чертежах, схемах
и формулах, которые он находил на страницах запыленных фолиантов,
хранившихся в его тайнике.
Смысл этих книг, похоже, был утрачен навсегда. Они вызывали в юноше
почтение, смешанное с ощущением собственной беспомощности. Были здесь и
красивые сказки о мире без войн, голода и нищеты. Их он всегда отбрасывал,
не читая, испытывая необъяснимое глухое раздражение.
Шорох за стеной заставил его поспешно закрыть тайник, но звук легких
девичьих шагов успокоил Лана. Вошла Листред, и, как всегда, скрывая
радость от встречи, он начал с упреков:
– Ходить на старый космодром запрещено, ты же знаешь. Если тебя
увидят...
– Да? Всем, кроме тебя! Тоже мне, смотритель! Нужен ты мне очень. Я
собирала отар. Здесь он растет лучше всего. А ты, как Мотан, просидишь тут
до старости.
– Перестань, Лист. Я беспокоюсь о тебе, когда ты одна уходишь из
поселка, вспомни, сколько людей пропало...
– Ночью крейги опять приходили на ферму. Они забрали Лурга...
– Вот видишь!
– Значит, я должна всю жизнь просидеть за забором? Вы стали похожи на
старых коров. Крейги держат нас вместо пищи!
– Возможно, это и так. Что же мы можем сделать? Остается только терпеть
и ждать.
– Чего? Вокруг столько свободного места! Почему пустынники не боятся
крейгов?
Почему они ходят везде, где хотят?
– Это их планета. Они здесь родились. А мы пришельцы, чужаки, нас
загнали в угол, из которого нет выхода... Тише!
Шорох, настороживший Лана, донесся со стороны огорода. Пригнувшись, он
бросился к окну и выглянул из–за занавески.
– Крейги... – прошептал он. – Целых три штуки...
– Бежим, пока они нас не почуяли!
– Слишком поздно. Незаметно уже не выйти. Они увяжутся за нами.
– Что же делать?
– Я возьму оружие и задержу их. А ты беги в поселок за подмогой.
– Их же трое... Я лучше останусь с тобой.
Он понимал, что сейчас это уже не имеет никакого значения. Если они
разделятся, крейги сделают то же самое, в тогда он вообще не сможет
защитить Листред.
Единственная их надежда в скорости. Крейги ползли не слишком быстро. Но
зато они умели летать... На открытом месте от них не спастись. Надо
прорываться к старому космодрому. Если удастся спрятаться в его зданиях...
Лан разворошил – свой тайник и достал арбалет. Короткие толстые стрелы
содержали внутри капсулу с сильным снотворным. Лан не знал об этом, пока
случайно не испытал на себе, какой силой обладает его оружие. Правда,
неизвестно, подействует ли яд на крейгов. Лан совсем недавно разобрался,
как работает арбалет. В поселке для охоты и обороны использовали луки,
принцип которых был один в тот же, и в конце концов он понял, что большой
баллон со сжатым воздухом выполняет здесь роль тугой тетивы.
Сама по себе рана, нанесенная стрелой, для крейгов не страшна, если не
попасть в один–единственный уязвимый нервный центр, находящийся на животе
и хорошо защищенный сверху.
Продумывая план спасения и лихорадочно готовя оружие, Лан ни на минуту
не упускал из виду своих противников. Три отблескивающих металлом
синеватых полушария возвышались над ботвой картошки почти на целый метр.
Крылья, сложенные, как у жуков, под надежным панцирем надкрылков, было
трудно заметить.
Самое страшное состояло в том, что крейги обладали разумом, слишком
отличным от человеческого. Их хитрость и коварство, их неутолимая
злобность и необъяснимая жестокость вызывали ужас у колонистов.
Наиболее отвратительное впечатление производили лица этих жуко–людей.
Маленькие, сморщенные и совершенно черные, они почти не отличались от
человеческих, и от этого казались чудовищно уродливыми.
Крейги подошли настолько близко, что в любую секунду могли
почувствовать их запах. Больше нельзя было ждать ни секунды. Зарядив
арбалет и махнув Листред, Лан крадучись направился к выходу. Подхватив
сумку с продуктами и флягу с водой, Листред не отставала от него ни на шаг.
Крейги заметили их сразу, как только молодые люди выскользнули из
коттеджа.
Возможно, они давно уже чувствовали запах людей и выжидали лишь удобный
момент для нападения. Теперь они устремились в погоню. Крылья крейги
использовали только в крайних случаях, очевидно потому, что полет был для
них достаточно сложным делом и требовал долгих приготовлений.
Приподняв грузные тела, чтобы не цепляться за неровности почвы, на
своих коротких ножках жуко–люди бежали за ними намного медленнее, чем
требовалось.
Издали они походили скорее на бронированные механизмы, а не на живые
существа.
Но Лан хорошо знал, как обманчиво все, что касается крейгов.
Вначале их разделяло метров восемь, потом это расстояние увеличилось до
пятнадцати. Лан прекрасно бегал, но сейчас вынужден был соизмерять свою
скорость с возможностями Листред. Тем не менее казалось, им удастся
беспрепятственно добраться до первых ангаров.
В жвалах крейги держали странные, короткие палки. До сих пор Лан не
слышал, чтобы они использовали какое–нибудь оружие, кроме собственных
зубов и когтей. И этого им было вполне достаточно.
Наконец, решив, что если не изменить тактику, можно упустить добычу,
один из крейгов взлетел.
– Они охотятся на нас как на животных! – задыхаясь, выкрикнула Листред.
Казалось, она не испытывает ни малейшего страха. Только гнев.
– Ложись! – крикнул Лан, сам падая в траву и переворачиваясь на спину.
Из этого положения целиться было гораздо удобнее, только так и мог он
попасть в летящего крейга.
Стрела понеслась навстречу стремительно приближавшемуся черному диску.
Лан не видел, куда она попала, но, судя по тому, что крейг взмыл вверх
и резко изменил направление полета, он не промахнулся. Двое других
жуко–людей тоже взлетели и, сделав в воздухе широкий полукруг, отрезали их
от ангаров. Бежать теперь можно было только в сторону пустыни... Жара и
раскаленный песок очень быстро лишат их сил. На этом, очевидно, и строили
свой расчет их безжалостные преследователи, после выстрела Лана держащиеся
на безопасном расстоянии. Три или четыре раза молодые люди пытались обойти
крейгов и прорваться к поселку. Тогда кто–то из них лениво поднимался в
воздух, и вновь путь оказывался отрезанным. Если Лан со взведенным
арбалетом пытался подойти ближе, крейги почти полностью закапывались в
песок и начинали плеваться ядовитой слюной. Вскоре раненый крейг нагнал
остальных и занял свое место в строю. Капсула с ядом не оказала на него
никакого действия.
Им позволяли беспрепятственно двигаться в одну–единственную сторону – в
сторону пустыни.
За миллионы километров от поверхности планеты, на которой разыгралась
эта трагедия, происходили события не менее значительные.
Космический корабль давно потерял управление. Молчали его разбитые
двигатели, команда, состоявшая всего из трех человек, смирилась с
собственной судьбой.
Пространство в зоне перехода походило на слоеный пирог. Уплотнения
чередовались с разрежениями. Ни о каком направлении вообще невозможно было
говорить. Мы ломились сквозь темную бездну. Мы все поставили на карту и
проиграли, ничто в мире уже не могло нам помочь.
Еще один удар, затем плавное, скользящее падение и снова удар. Мы
продолжали падать или, быть может, все же спускаться? Ни верха, ни низа,
сплошная череда ударов.
В каком пространстве мы теперь находились? Произошел ли выход из
оверсайда и если произошел, то куда именно? Прорвались ли мы в Темную
зону? Ни одного ответа. Только новые удары, грозящие разрушить корпус.
Защита не работала с тех пор, как полетели резервные генераторы. Вокруг
пас со звоном лопались невидимые нити. Мы пронзали слои. Мы одновременно
находились сразу в нескольких местах и в то же самое время не находились
нигде. Может быть, мы уже умерли? Это было самым вероятным, поскольку
законы обычной, прямой логики перестали для нас существовать.
Когда мы плыли вдоль очередного слоя уплотнений, в минуту
относительного затишья мне удалось пробраться к выходу из рубки и
убедиться, что Илен чувствует себя вполне удовлетворительно.
Сейроса нигде не было видно, и я подумал, не привиделась ли мне вся
наша встреча? Теперь Илен сидела рядом со мной, в кресле второго пилота. С
момента, как я помог ей включить кокон индивидуальной защиты, она не
задала ни одного вопроса.
С каждым пробитым слоем пространства груз необратимости за нашей спиной
нарастал. Мы продолжали проваливаться в бездну, и единственное, на что
оставалось надеяться, так это достичь когда–нибудь дна, которого,
возможно, не существовало.
Треск разрываемой стали сообщал о том, что еще один стрингер лопнул, не
выдержала еще одна переборка. Корабль начинал разваливаться. Если верить
безумствующим приборам, мы по–прежнему находились внутри сжатой области
внепространства. Много раз нам пришлось умереть, и много раз мы оживали
вновь!
Тогда из всех ощущении и чувств оставалась только надежда. Наконец, в
последней параксической судороге, эфир вокруг нас словно взорвался, и
измученное сознание восприняло этот завершающий удар почти с удивлением –
мы все еще были живы. В этот момент крайнего отчаяния вокруг нас вспыхнули
миллионы живых огней.
Но мы ничего не знали об этом.
Илен первой заметила, что поверхность экранов покрылась непонятными
точками. Она протянула к ним руку, пытаясь привлечь мое внимание к новому,
неведомому бедствию. Проследив за ее взглядом, я снял защитный шторки со
всех иллюминаторов рубки.
Вокруг ярким голубым огнем полыхали тысячи неизвестных созвездий...
Разваливающийся «Рендболл» выполнил свою последнюю миссию и выбросил
нас и запредельное пространство Темной зоны.
