Пересечение
Председатель Комиссии по вопросам помилования Тимур Аркадьевич
Простатов возвращался с литературной тусовки в ЦДЛ в благодушном
настроении. Членом Союза писателей он не был, зато имел друзей – писателей
и поэтов, любил посидеть в их кругу, послушать окололитературные сплетни.
Особенно нравились поэмы и эпиграммы поэтов – Иванова–среднего и
Кафта–старшего. Правда, оба не переносили друг друга, хотя на людях были
подчеркнуто любезны и обходительны, однако в своих компаниях читали такие
злобные пасквили друг на друга, что стали притчей во языцех. Тимур
Аркадьевич называл их «дружбу» клиническим случаем и с удовольствием
посещал эти странные компании, чувствуя моральное удовлетворение от того,
что все заискивают перед ним и готовы по движению бровей сделать любую
пакость соседу.
Доволен Тимур Аркадьевич был еще и по причине сугубо меркантильной:
подельщики спасенного от казни председателем Комиссии авторитета
московской чеченской общины Тукаева принесли обещанный калым – пятьдесят
тысяч «зеленых», что позволяло семье Простатовых в полной мере отдохнуть
зимой на Фарерских островах.
Грузный, седовласый, с барственным дородным лицом, Тимур Аркадьевич
излучал доброту и долготерпение, но тем, кто знал его хорошо, были
известны и такие черты характера председателя Комиссии, как
бесцеремонность в обращении с подчиненными, жадность, наглость и
начальственный апломб, терпеливо сносимые окружающими, которые зависели от
слова и жеста властителя. Лебезил Тимур Аркадьевич только перед своими
покровителями: Генеральным прокурором и первым вице–премьером Сосковым,
которым был обязан своим возвышением и солидным местом в коридорах власти.
Достаточно было Соскову позвонить в Комиссию и сказать: «Тимур Аркадьевич,
там в списках на помилование под номером пять проходит такой–то..,
посмотрите, что можно сделать», – и Простатов брал под козырек и
«смотрел», в результате чего Комиссия выносила вердикт: «Помиловать!»
Конечно, списки на помилование утверждал президент, вернее, его
помощник по вопросам права, но, как правило, предложения Комиссии
проходили этот этап без осложнений.
Были и другие звонки и встречи, как, скажем, с друзьями Тукаева,
пообещавшими «отблагодарить» председателя Комиссии, если вопрос
помилования будет решен. И в таких случаях Простатов всегда пускал в ход
аргументы, позволяющие убедить членов Комиссии в необходимости помилования
преступника, главными из которых были «искреннее раскаяние убийцы в
содеянном», его желание «жить во благо народа», искупить вину «честным
трудом» и гуманность как «высшее проявление духа народа и воли Бога», а
также ходатайства депутатов Думы, также «убежденных» в полезности
смягчения приговора. Надо признаться, последнее обстоятельство было
решающим, но в данном случае Простатов ничем не рисковал.
«Волга», принадлежащая Простатову как депутату Госдумы, ждала его на
улице Воровского со стороны входа в ресторан Центрального дома
литераторов. Попрощавшись с приятелем, которого за глаза все звали
«карманным писателем» главы правительства – за то, что тот написал за него
три книги, – Простатов постоял у машины, вдыхая сырой прохладный воздух с
редкими каплями дождя, и плюхнулся на переднее сиденье «волги», коротко
бросив шоферу:
– Домой.
Волнения водителя, общение с которым ограничивалось лишь подобными
командами, Тимур Аркадьевич не заметил.
На Герцена машина повернула почему–то не налево, как обычно, на
Тверской бульвар, а, проскочив перекресток, свернула в тихий Собиновский
переулок и въехала во дворик старого восьмиэтажного дома еще сталинской
постройки, остановилась, уткнувшись носом в глухую кирпичную стену.
Простатов очнулся, поглядев направо, налево, с удивлением глянул на
водителя.
– Э–э, любезный, куда это вы заехали?
Но тот ничего не успел ответить. Сзади вдруг выросла черная тень
прятавшегося там человека в маске, ткнула шофера пистолетом в спину, и тот
с трясущимися руками молча вылез из кабины. Послышался тупой звук удара,
шофер упал.
– Привет из «Чистилища», – глухо сказал Простатову человек в маске,
поднимая ствол пистолета.
Простатов мгновенно протрезвел, но сказать ничего не успел: убийца
дважды нажал на спуск, целясь в голову. Пистолет имел глушитель, и звуки
выстрелов из кабины закрытой машины слышны не были.
Киллер аккуратно подобрал гильзы и бросил на грудь Тимура Аркадьевича
квадратик белой бумаги с золотым кинжальчиком «ККК».
Дежурный по городу получил сигнал об убийстве Простатова в
одиннадцать вечера. Через две минуты об этом узнал начальник ОРБ МУРа,
через пять – начальник МУРа. Но когда Синельников примчался на машине
Управления в Собиновский переулок, то уже застал там целую толпу
специалистов из разных ведомств. Встретил Александра Викторовича
расстроенный Агапов, кивнул на молчаливых мужчин, копающихся возле «волги»
около тела убитого.
– Они приехали первыми.
Синельников обратил внимание на мающихся в сторонке розыскников МУРа,
потом опытным глазом определил принадлежность оперативников к спецслужбам.
Четверка молодых, уверенных в себе ребят, несомненно, принадлежала к
Федеральной службе безопасности, точнее, к работникам Управления «Т»,
другой четверкой, осматривающей территорию дворика, командовал невысокий
человек в светлом плаще, в котором Синельников узнал заместителя
начальника ГУБО Зинченко. Но работали с убитым еще трое хмурых молодых
людей, широкоплечих, мощных, невозмутимых, не обращающих никако–го
внимания на представителей других контор.
– Кто это? – показал на них Синельников.
– Не знаю, – виновато ответил Агапов.
Александр Викторович подошел к оцеплению, отодвинул милиционера,
пытавшегося остановить его, тронул за локоть Зинченко.
– Привет, Николай Афанасьевич. Что тут происходит? Что за массовое
паломничество?
– Обычная ориентировка на резонансное убийство, Александр Викторович.
Видишь, до кого добралось «Чистилище»?
К ним подошел один из четверки ФСБ, сказал начальственным тоном:
– А вас я попросил бы покинуть оцепленную зону.
– А вас я попросил бы предъявить удостоверение, – угрюмо пробасил
Синельников. – Я начальник МУРа.
Руководитель «федепасов» подтянулся, оглядел громадную фигуру
генерала, не без колебаний показал ему красную книжечку
– Майор безопасности Белоярцев. Полагаю, это дело будет вести наше
Управление, так что извините, господин генерал.
– Баба с возу... – проворчал Синельников. – Управление «Т»?
– Управление спецопераций.
– Ясно. А это что за ребята возле машины? По выправке вроде бы как не
ваши.
– Спецподразделение Министерства обороны.
– А ему–то зачем заниматься расследованием гражданских дел? Ну ГУБО –
я понимаю, или ваши оперы, но Минобороны!..
Майор Белоярцев спрятал удостоверение, которое бегло проглядел
Александр Викторович, пожал плечами.
– У них карт–бланш, подписано министром, с печатью Совета
безопасности... К тому же они приехали раньше всех и уже успели допросить
свидетелей. Разрешите продолжать? – В тоне майора скрывалось явное
нетерпение, но Синельников не обратил на это внимания.
– Продолжайте. – Обернулся к Зинченко. – Ну а ты что думаешь?
– Ребята явно работают по «ККК»... Да и «федепасы», судя по всему,
объявились здесь по той же причине.
– А вы разве нет?
Заместитель начальника ГУБО помолчал, пригладил волосы на макушке.
– И мы, в общем, тоже. Велено «чистильщиков» отстреливать без суда и
следствия, так сказать, ответить «белым» террором на «черный» террор. Вы
заметили – ни одного журналиста!
Только теперь Александр Викторович обратил внимание на отсутствие
людей с фото – и видеокамерами.
– Да, действительно.., зажали–таки прессу. Что ж, до встречи, Николай
Афанасьевич, работайте, удач вам, а мы поехали досыпать.
В этот момент командир спецподразделения Министерства обороны получил
по рации какое–то сообщение, собрал группу, и все трое быстро направились
к «джипу» с военным номером, пряча свою аппаратуру Хлопнули дверцы, джип с
визгом шин рванул с места и исчез.
– Куда это они? – Зинченко не закончил, к ним подбежал Агапов.
– Только что в Сокольниках нашли тело Силакова!
– Какого Силакова? – не сразу дошло до Синельникова. – Президента
фирмы «Грэгори»?
– Начальника ФАПСИ.
Несмотря на пронизывающий холод, Александр Викторович вспотел. Шатнул
прочь, за оцепление.
– Поехали.
Через минуту они мчались через спящий город под вой сирены и свет
мигалки. Однако приехали все–таки позже «федепасов» и парней из
спецподразделения Минобороны.
Директор ФАПСИ был найден сторожем Сокольнического парка возле
металлической решетки северного входа. Силакова задушили металлическим
прутом, лежащим тут же, а к телу прикололи ножом белый лист картона с
выдавленным кинжальчиком «ККК». Зачем директора агентства понесло в
Сокольники в такую погоду, ночью да еще без охраны, осталось невыясненным.
Командовал следственной группой офицер ФСБ из того же Управления
спецопераций, что и майор Белоярцев, поэтому за линию оцепления,
организованную примчавшимися раньше всех омоновцами Сокольнического
муниципалитета, пропустили только Синельникова и Зинченко, которые
приехали следом на машине своего ведомства. Оба глянули на тело Силакова
со свернутой шеей, понаблюдали за профессиональными действиями
«федепасов», но обоих больше интересовали военные.
Командир группы, высокий, сильный, белобрысый, работал больше со
сторожем и омоновцами, остальные возились с какими–то приборами, похожими
на компьютеры в «дипломатах». Работали они недолго, обошли район
происшествия, поговорили и тут же испарились.
– Два убийства высокопоставленных лиц в один вечер – это много даже
для «Чистилища», – проговорил Зинченко.
– Что ты хочешь этим сказать? – покосился на него Синельников
– Какое–то из двух убийств, думаю, не дело рук «чистильщиков». Кто–то
пытается работать под три «К», убирая неугодных конкурентов.
– «СС»?
Зинченко не ответил.
Начальник МУРа потоптался возле ограды, подал руку коллеге и
направился к выходу из парка, махнув рукой Агапову и давая понять, чтобы
тот следовал за ним.
– Начинается война, – сказал он уже в кабине машины. – Война всех
против «Чистилища».
– Я тоже так подумал, – отозвался Агапов, страдающий желудком каждый
раз, как только начинал волноваться. – Стоит ли в таких условиях
включаться в эту войну еще и нам?
– Домой, – коротко бросил водителю Синельников и несколько минут
сидел молча, полузакрыв глаза. – Как там наш художник?
– Шерхов? Пасем, но толку пока никакого: ни с кем подозрительным не
общается, часто закладывает за воротник.., как натура творческая...
Считаю, надо брать его и допрашивать – скорее выйдем на заказчика.
Начальник МУРа молчал до самого дома, а выходя из машины, произнес
одну только фразу:
– Поторопитесь с художником, иначе нам перебегут дорогу прыткие
ребятки из обороны.
Евдоким Матвеевич Бурлаков, заместитель министра обороны по новым
военным технологиям, как обычно, вошел в свой кабинет на третьем этаже
здания министерства ровно в девять утра. Из головы не шел разговор с
начальником Главного управления военно–технического сотрудничества
Госкомоборонпрома Тлеубаевым. Клавдий Иванович был явно напуган вызовом к
руководителю «Смерша» и требовал защитить его аппарат от «посягательств на
свободу, честь и жизнь» какого–то там генерала военной контрразведки.
– Да, Никушина пора «мочить», – вслух пробормотал Бурлаков, садясь за
свой необъятный стол и открывая папку для работы с первоочередными
документами. И сразу же наткнулся на плотный белый конверт с тисненым в
углу золотым кинжальчиком, рукоятку которого образовывали красиво
переплетенные буквы «ККК».
С минуту Бурлаков смотрел на конверт, как на ядовитое насекомое,
потом осторожно взял двумя пальцами и вскрыл. На стол выпал листок бумаги
с таким же кинжальчиком и напечатанным текстом: «Это первое и последнее
предупреждение. Насколько нам известно, вы замешаны по крайней мере в
десятке тайных сделок по незаконной продаже вооружений и военного
имущества наряду с ответственными чиновниками Госкомоборонпрома, фирм
«Росвооружение», «Оборонэкспорт», «Спецвнештехника» и «Воентех». Особенно
«Воентех», потому что компания создана при Министерстве обороны и
подчинена вам через подставных лиц. Виновные будут нами наказаны в
ближайшее время, но вы состоите у нас на контроле по другому уровню –
уровню, определяющему интеллектуальный потенциал армии и государства.
Высокие военные технологии – важная, если не важнейшая, составляющая этого
потенциала. Мы имеем сведения о том, что вы готовите несколько секретных
операций по продаже таких технологий на разработку новейших типов
психосуггестивного оружия, известных как «глушак» и «болевик», то есть
сутгестор «Удав» и генератор боли «Пламя». Мало того, вы уже запланировали
демонстрацию зарубежным покупателям принципиально нового вида оружия,
называемого конструкторами «дыроколом» и зашифрованного буквами НК –
«невидимое копье», аналогов которому не имеют не только ни одна армия на
земле, но даже военные лаборатории мира! Вам осталось сделать последний
шаг в этом направлении.., который действительно может оказаться последним.
Немедленно подавайте в отставку! Уймите коллег. Другого шанса не будет!»
Текст письма расплылся, словно глаза Бурлакова налились слезами. Он
выронил листок, потом снова взял в руки, перечитал. Рассеянно закурил,
сбрасывая пепел прямо на бумаги. Спохватился, вызвал адъютанта.
– Капитан, кто готовил папку с документами?
– Лично я, а что, Евдоким Матвеевич?
– Ко мне в мое отсутствие никто не наведывался?
Адъютант озадаченно помолчал.
– Сегодня никто... Вчера, когда вы ушли, появлялся Федор Иванович со
своим телохраном Юргеном, но к вам в кабинет они не заходили.
У Бурлакова сильно забилось сердце, кровь мгновенно прилила к щекам,
потом отлила, задрожали руки.
– Говоришь, министр заходил? – переспросил он глухо.
– Так точно. Спросил, где вы, еще пошутил насчет...
Не дослушав, Евдоким Матвеевич нажатием клавиши вырубил селектор.
Посидел, унимая сердце, выпил холодного боржоми и, включив аппаратуру
кодового ответа, связался с Лобановым. Через несколько минут, предупредив
адъютанта, что у него назначена важная встреча с военным прокурором,
заместитель министра уже мчался в служебной машине на Мясницкую, где
располагался банк «Северо–Запад».
Сидя в своем великолепно обставленном кабинете для приемов особо
почетных гостей на семнадцатом этаже здания, маршал Сверхсистемы следил по
телемонитору, как Бурлаков несется по лестнице входа, перепрыгивая через
три–четыре ступеньки сразу. Кивнув на экран, сказал своему собеседнику:
– Его надо убрать тихо и незаметно... Пропал человек – и все.., пока
не найдем достойную замену.
– Потеряем рынок военных технологий, Олег Каре–нович, – осторожно
ответил Тень–6, префект южной префектуры столицы Чирейко Яков Иванович.
– Не потеряем. – Лобанов вызвал своего секретаря и телохранителя. –
Замену Летчику я наметил уже давно, и фигура эта будет помощней.., хотя и
поскандальней.
– Кто же, если не секрет?
– Министр обороны.
Поразмыслив, Чирейко покачал плешивой головой.
– Он не захочет делиться таким лакомым куском пирога. У него и без
наших возможностей власти – ешь, не хочу. К тому же он сам лидер и не
станет работать в Системе ни под чьим началом.
– А мы этого и не требуем. Предложим ему не конкуренцию, а
сотрудничество. Пусть остается королем Министерства обороны и всей
армейской кримгруппировки и даже считает свою контору равной нашей, но он
все равно будет работать под нашим контролем.
Чирейко ослабил узел галстука, усмехнулся.
– Минобороны в качестве филиала «СС»? Гениально! А впрочем, почему бы
и не попробовать?
На пороге возник Дзиро Маюмура, мастер кэмпо, имеющий шестой дан в
карате. Год назад Лобанов спас его школу от разорения и взял к себе
наставника в качестве личного телохранителя.
– Передай Вербицкому, есть объект.
Вербицкий был начальником службы ликвидации «СС», непревзойденным
стрелком, но все знали его как начальника частной сыскной фирмы «Пуаро».
– Объект? – бесстрастно осведомился Маюмура.
– Сейчас войдет.
Маюмура поклонился, исчез, и через минуту в кабинет вошел, почти
вбежал запыхавшийся, потный Евдоким Матвеевич Бурлаков.
