Жуковский Район. Крутов и Другие
Никогда прежде Крутов не чувствовал себя таким униженным,
оскорбленным и бессильным. Ему в голову не могло прийти, что с ним
кто–нибудь когда–нибудь будет вести себя как с обыкновенным преступником.
Сон Егора не был крепким, интуиция разбудила его вовремя, еще до
того, как в дом ворвались омоновцы, и он скорее всего мог бы уйти,
просочиться сквозь цепь оперативников, пришедших брать «опасного
рецидивиста». Однако Крутов просто не мог представить себя в роли
преследуемого и на стук в дверь отреагировал мирно: в одних плавках,
босиком, прошлепал к выходу из сеней, спросил: кто там? – получил ответ:
откройте, милиция, – и отодвинул щеколду.
В следующее мгновение удар ногой распахнул дверь, в сени ворвались
вооруженные люди в масках и пятнистых комбинезонах (он даже подумал – не
вернулись ли давешние преследователи археолога?) и, насев на хозяина с
трех сторон, начали выкручивать ему руки. Сопротивляться Крутов стал
инстинктивно, мгновенно переходя в состояние боевого стресса. Ему удалось
вывести из строя двоих нападавших, повредив одному кисть руки, второму
коленную чашечку, но третий ударил его прикладом автомата по затылку, и на
какое–то время Егор потерял сознание. Пришел в себя от того, что кто–то
два раза ударил его ногой по ребрам, пока не раздался зычный сытый голос:
– Хватит, волоките его в «воронок».
Крутова схватили за ноги и поволокли лицом вниз по ступенькам
крыльца, потом по дорожке от дома к калитке. Связанные за спиной руки не
позволяли ему изменить позу, однако ноги действовали, и Егор, чуть
подтянувшись, рывком выбросил их вперед, отбрасывая тащивших его людей.
Вскочив, он встретил их классическим хаппо кэри*, но снова получил удар, –
как показалось – по затылку и позвоночнику одновременно, лишь позже он
понял, что это был разряд полицейского электрошокера, – и упал вперед,
сломав телом низкий штакетник палисадника.
* Хаппо кэри – тройной удар ногой вперед, в бок и назад (не опуская ноги на землю).
– Силен, скотина! – буркнул тот, что бил его сзади. – Свяжите ему
ноги и дайте, как следует, не церемоньтесь. Птица, видать, крупного
полета.
Крутова наградили несколькими умелыми тумаками, от которых он снова
потерял сознание, и как бревно закинули в стоящий на улице «воронок» –
милицейский джип с мигалкой на крыше и зарешеченным задним окном. Вот
тут–то он и взвыл про себя от боли и унижения, от осознания безнадежности
ситуации, которую обязан был просчитать и предупредить. Бандиты после
разборки с ними на складе ГСМ видимо пошли самым простым путем: вызвали
милицию, вычислили, кто участвовал в налете, во всяком случае, его
они–таки нашли, и обвинили в убийстве военнослужащего. В этой ситуации
Крутов на месте омоновцев, вызванных по тревоге, тоже не поверил бы ни
одному его слову. Теперь приходилось только скрежетать зубами от злости на
самого себя, выдерживать хамство и зуботычины чувствующих свою правоту
омоновцев, терпеливо ждать, пока им не начнет заниматься следователь, и
верить, что алиби, которым он обзавелся, сработает.
Дверца кузова, на металлическом полу которого он лежал, открылась.
Крутов с трудом повернул голову и увидел Елизавету: ее под руку вел по
улице громила в камуфляже. Глаза девушки расширились, когда она заметила
лежащего в машине Егора. Вырвавшись из рук конвоира, Елизавета бросилась к
«воронку» и упала от толчка в спину. Крутов дернулся, пытаясь сесть, не
обращая внимания на боль в избитом теле, скрипнул зубами. Но сесть ему не
дали, кто–то наступил ногой ему на голову, придавил к полу.
– Не мечи икру, скотина! – раздался ленивый равнодушный голос. – Еще
раз шевельнешься – сниму скальп!
– Позови командира, – выдохнул Егор, поклявшись в душе выдать по
справедливости всем, кто его задерживал.
– Обойдешься, – отмахнулся страж и больно наступил каблуком ботинка
на ухо пленнику.
Если бы Крутов не прошел огни и воды военных операций, не пережил
десятки боевых схваток, он бы наверное заплакал от оглушающей обиды и
уязвленного самолюбия, но отчаиваться полковник не привык и лишь вывернул
голову, чтобы посмотреть на омоновца, чтобы узнать его, когда придет
время.
Елизавету посадили в другую машину. Со стуком закрылись дверцы джипа.
Знакомый зычный голос скомандовал:
– Разойтись! Всем разойтись по домам! Задержан опасный преступник,
киллер, убивший военнослужащего. Поехали. – Это уже своим подчиненным.
Голоса односельчан, среди которых Егор узнал тенорок дядьки Василия,
слились в неразличимый гул, отдалились. Крутов провалился в полубредовое
состояние и перестал воспринимать действительность. Способность
чувствовать вернулась к нему час спустя,когда отряд Брянского ОМОНа привез
его в Жуковское отделение милиции.
Егора грубо подняли, пинками выгрузили из чрева милицейского
автомобиля, поставили на ноги и на виду у всех повели – почти голого, в
одних плавках! – через двор к небольшому каменному строению со щелевидными
окнами под крышей: это была местная КПЗ. На пороге Крутов остановился,
поворачиваясь лицом к конвоирам.
– В чем меня хоть обвиняют?
– Еще спрашивает, паскуда! – замахнулся автоматом безбровый верзила и
промазал – Егор уклонился от удара. Он мог бы даже в этом состоянии
обезоружить омоновца или «уронить его до нуля» – по терминологии спецназа,
то есть серьезно вывести из строя, но драться в предлагаемых условиях не
имело смысла, его могли просто пристрелить и лишь потом начать
разбираться, виновен он или нет, как это уже случалось.
– Я требую адвоката! – еще раз попытался отстоять свои права и
воззвать к справедливости Крутов. – Я ни в чем не виноват.
– Будет тебе адвокат, бандит! – буркнул лейтенант милиции, возникший
за спинами омоновцев. – В общак его.
– Дайте хотя бы штаны.
Крутова схватили за руки, втолкнули в домик КПЗ и заперли в одной из
общих камер, где уже находилось трое задержанных: коричневолицый мужчина
средних лет, похожий на чеченца, и двое совсем молодых людей
семнадцати–восемнадцати лет, абсолютно лысых, то есть наголо обритых,
щеголявших в кожаных безрукавках со множеством молний и заклепок и грязных
джинсах. Это были вероятно местные скинхэды. Они захихикали, показывая на
голого Крутова пальцами. Небритый чеченец молча подвинулся на нарах, и
Егор, благодарно кивнув, сел, вдруг почувствовав, как болит избитое
исцарапанное тело, не тело – английский пирог с отбитыми почками, как
говаривал по данному поводу Саша Зубко.
– Эй, качок, тебя прямо с бабы сняли? – поинтересовался один из
бритоголовых, с синяком на лбу, в то время как второй покатился со смеху.
Крутов подумал немного и лег, расслабляясь, начиная вспоминать детали
задержания и анализировать свое поведение. Было досадно, что он не смог
предвидеть подобного оборота событий и не учел связей бандитов с милицией.
И еще настораживало, что вычислили его местонахождение слишком быстро.
Вокруг зоны в лесу располагалось по крайней мере шесть деревень, «гаишник»
и он же – часовой зоны не мог знать, из какой именно деревни пришли
грибники, и тем не менее Крутова и Лизу нашли уже через несколько часов
после инцидента на складе ГСМ.
Егор встрепенулся, вспомнив, что не спросил, куда поместили
Елизавету, но снова затих. Ему бы все равно не ответили.
Через полчаса принесли мятые серые брюки, оказавшиеся слишком
широкими и короткими, и фланелевую голубую рубаху с длинными рукавами,
явно из комплекта нижнего белья. Крутов оделся, однако качать права не
стал, дежурный милиционер помочь ему был не в силах. Тогда Егор забрался
на второй этаж нар, не обращая внимания на ехидные подколки юных
скинхэдов, и углубился в самосозерцание, переходящее в медитацию по методу
цигун «железной рубашки», помогавшему залечивать раны и травмы.
