Черный Человек - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 7

Президент Совета безопасности, он же заместитель председателя Высшего координационного совета Земли Савва Баренц славился ровным сдержанным характером, жесткой волей и умением находить верные решения в самых безвыходных ситуациях. Он был интрасенсом, и возраст его не поддавался оценке – на вид лет сорок, не больше, хотя поговаривали, что ему за девяносто.

Широкоплечий, стройный, с копной русых волос, он являл собой идеал мужской красоты в понимании Бояновой, и особенно впечатляющей деталью этого идеала были прозрачно–голубые глаза, буквально сияющие на коричневом от загара, гладком и твердом лице с прямыми, не тонкими, но и не слишком выдающимися губами.

– Никогда бы не подумал, – сказал он звучным баритоном, в котором иногда проскальзывали хрипловато–басовые нотки. – Ландсберг – и генерал Ордена? На меня он всегда производил впечатление целеустремленной волевой натуры, пекущейся о благе человечества.

– Факты – упрямая вещь. Последней каплей был звонок отца Клима Мальгина. Мы разговорились, и он вспомнил одну любопытную вещь: оказывается, он как–то встретил Ландсберга в компании Гзаронваля и юных функционеров из среднеевропейского «эскадрона жизни». Факт дополнил нашу картотеку, и дальнейшее было делом техники.

Баренц вздохнул.

– Не рано вы начинаете?

– Один мой знакомый, – комиссар сухо улыбнулась, – говаривал: кто не успел, тот опоздал. Нет, не рано. Мы проверили все кибзаводы сложной техники и выявили еще три, выпускающие секретную для непосвященных продукцию. Связи однозначно указывают на существование единого координационного центра, в функции которого входят накопление, систематизация, обработка информации, выдача заданий и рекомендаций, обучение «групп террора» и тому подобное.

– Орден?!

– О нет, конечно, он – лишь исполнительный центр, один из многих. Орден существует уже более трех столетий, и выйти на его руководителей не удалось еще никому, в том числе и моим предшественникам. Были частые победы, выигранные «шахматные партии», но и только. Орден жив и хочет «странного». Иногда мне кажется, что его руководители нарочно шевелят массы, общество, чтобы оно не выродилось окончательно, чтобы начинало бороться с агрессией, ибо жизнь человека – борьба. Это закон.

Помолчали. Потом Баренц вспомнил о предмете разговора.

– И где же находится этот ваш исполнительный центр?

– Где–то в Чернобыльской глуши.

– То есть в зоне площадью в тридцать тысяч квадратных километров. Как же вы начинаете операцию, не зная точных координат центра?

– У нас появились неожиданные помощники. – Боянова сдвинула брови. – На Меркурианском заводе был захвачен математик Аристарх Железовский, а моя сестра... она интрасенс...

– Я знаю.

– Она влюбилась в него, хотя я совершенно не понимаю... впрочем, не о том речь.

Баренц прикусил губу, скрывая усмешку.

– Короче, она каким–то образом установила, где он находится, не пожелав сообщить об этом мне, и сейчас она и двое ее добровольных помощников, – голос комиссара стал еще более мрачным, – Ромашин и Хан, ищут Железовского. Думаю, он содержится на базе центра. Динамическая информационная модель ситуации уже разработана, и Умник ведет дело к финалу. А исполнители у нас такие, что.... – Лицо Бояновой просветлело, потому что она имела в виду Столбова.

– Пограничники тоже участвуют в операции?

– Налицо трагическая пограничная ситуация, и погранслужба обязана работать. А что? – Глаза Бояновой сузились.– У вас есть какие–то сомнения? – Комиссар имела в виду личные отношения с Тороповым, и Баренц ее отлично понял.

– Нет–нет, насчет участия пограничников сомнений нет. Однако речь о другом: аргумент силы всегда был внелогичным и вненаучным аргументом в спорах любого ранга, а мне кажется, ваши отношения складываются именно таким образом. Милослав был у меня и потребовал справедливости.

Боянова вздохнула.

– Я понимаю, потребность в справедливости все острее в нашем обществе неумеренности и невоздержанности, но это не тот случай, Савва. Безопасность никоим образом не подменяет погранслужбу, просто ваш сектор кризисных ситуаций плохо определил границы наших зон ответственности, вот Милослав и срывается. Кстати, подводят его к этому специально, хитро и не без помощи Ландсберга, который хочет превратить тревожные службы в толпу. А толпа, как вы знаете, не имеет ни сознания, ни ответственности, и самое страшное – она агрессивна.

– К сожалению, знаю. – Баренц помрачнел. – Идеология агрессивности ведет к извращению нравственных ценностей, фанатизму, нетерпимости и озлобленности. Зло безнравственно и бесплодно. Кто этого не понимает, того надо лечить.

– Лечение бывает разное, а безопасность – не профилактическое учреждение. Да и не к каждому социально больному применимы гуманные принципы нашей медицины.

– Не врачу определять, имеет ли жизнь больного ценность или нет. Безопасники тоже врачи, и ответственность их тем выше, чем более неповторимы человек и ситуация. Я не спорю с вами, Власта, я просто размышляю. В истории человечества уже были периоды, когда, как сейчас, намечалось смыкание правительственных структур, правоохранительных органов, органов правосудия с преступным миром, когда вырождалось искусство, разменивалась духовность, опошлялось культурное наследие и умирала этика. И что же? Какие режимы помогли человечеству преодолеть эпохи мракобесия, инквизиции, фашизма, псевдосоциализма? Только не тоталитарные, не охлократические, не режимы «всеобщего равенства» и жестокого командования всем и вся. Не надо заигрывать с неформалами, но не стоит и предавать их анафеме, призывая на помощь Чернобога.

Боянова подняла голову.

– Чернобог? Не слышала о таком боге.

– Бог, обитающий в аду, из мифологии язычества. Древние славяне приносили ему кровавую жертву, справляли печальное моление и делали страшные заклятья, чтобы отвратить от себя его ярость.

Помолчали. Потом комиссар взглянула на часы – разговор шел по видео, с разверткой КПР – и сказала:

– Я никого не призываю на помощь, я просто делаю свое дело. Савва, бунт группы истероидов страшен, я уже научена горьким опытом и знаю, какая нужна подстраховка. Ни в одной из социально тревожных групп молодежи не действует закон сохранения духовной энергии, и эта тенденция заведет человечество в тупик, если мы не сможем справиться сами с собой. Позвольте уж мне использовать весь арсенал средств, имеющихся в распоряжении службы. Скупой платит дважды.

Баренц знал гораздо больше, чем было положено ему как президенту Совета безопасности, и больше, чем думала Боянова, он знал все, что знали интрасенсы вместе, в том числе и Железовский, и Лондон, побывавшие в Запределье, но оперировал знанием в разговоре очень редко. К тому же он обладал видением будущего, вот только влиять на него не мог. Так, как хотел бы.

– Ландсберг имеет мнение, что молодежи необходима стальная закалка, свободный творческий поиск, конкуренция, возможность самовыражения, чем обладают только неформальные объединения, и если лишить общество подобных объединений, оно выродится.

Боянова упрямо сжала губы.

– Сталь нельзя закалять на крови, а необузданная погоня за удовольствиями не есть свободный творческий поиск.

– Здесь я с вами согласен. «Сын сумерек» ушел от вас?

То, что разговор переключился на другое, не сразу дошло до Бояновой, она готовилась защищать необходимость своих требований и практических шагов, а смена темы означала согласие Варенца.

– Он на Меркурии и никуда не денется. По всей видимости, его чем–то привлекает «сфера Сабатини», а это означает, что рано или поздно он появится возле нее.

– Чем ученые объясняют вылет из сферы увеличенных земных предметов?

– Связью сферы с орилоунским метро. Последние три предмета были копиями вещей, принадлежавших Климу Мальгину, а он, как нам известно, нашел выход в метро и где–то путешествует. Час назад из сферы выбросило светокопию его перстня... величиной со спейсер! И еще нас очень беспокоит богоид, этот «многоглазый» орилоунский автомат. Складывается впечатление, что он дежурит у сферы и чего–то ждет. До сих пор нет достоверных данных о его назначении, только предположения и вероятностные прогнозы.

И Баренц, и Боянова были включены в информационные сети своих зон ответственности и ежеминутно получали порции данных, часто пересекающиеся или одни и те же, но у Баренца был еще один канал связи, независимый от официальных коммуникаций, и он первым получил сообщение о событиях в тридцатикилометровой зоне Чернобыльского «черного социума». Он сказал: «До связи, Власта», – и выключил канал. Боянова осталась одна в обманчиво тихом кабинете, заполненном пульсирующим радиошумом постоянных переговоров инков отдела и работающих бюро. Сообщение Умника об освобождении Железовского поступило к ней только через три минуты.

Над старым контрольным постом, установленным в зоне Чернобыльской катастрофы недалеко от здания АЭС, Забава остановила галион и некоторое время вслушивалась во что–то, полузакрыв глаза. Ромашин и Джума Хан ей не мешали, разглядывая с двухсотметровой высоты серое здание древней электростанции с демонтированным оборудованием и черный купол Саркофага третьего поколения, в котором были надежно похоронены четвертый и третий разрушенные блоки.

Дискуссия о том, что делать с ними, утихла, и, хотя мнения о транспортировке Саркофага с Земли к Солнцу преобладали, купол так и остался на своем месте, как памятник человеческой некомпетентности, дилетантству, разгильдяйству и преступной секретности.

Здания остальных блоков и купол были обнесены прозрачной стеной полуметровой толщины, непробиваемой и непроницаемой для радиации, хотя такая перестраховка была уже не нужна. Стену приказал установить начальник местного отделения экологического надзора, воспользовавшись отсутствием здравого смысла у исполнительного комитета.

В двухстах метрах от мрачного здания админкорпуса образовалось глубокое озеро, вода в котором, ярко–желтого цвета, вечно дрожала мелкой тошнотворной дрожью. Берег озера густо зарос травой в рост человека – красного, оранжевого и ядовито–желтого цвета и всевозможных форм, а из этой поросли торчали высокие черно–зеленые растения с гигантскими колючими шарами и пучками шипов по стволу: это был мутировавший чертополох.

– Ценофобы, – кивнул на них Джума, заметив остановившийся взгляд Ромашина. – По закону преимущественного выживания вредоносных форм здесь выжили только сорняки.

– Юдоль скорби и печали, – пробормотал Ромашин, не в силах отвести глаз от угрюмого пейзажа. – И ведь до чего все просто: следуй законам экологии, их всего четыре, и не придется разгребать последствия катастроф. И все равно находится кретин, стоящий у власти, кому глубоко наплевать на законы.

– Что за законы? – оглянулся Джума.

– А? – Ромашин очнулся. – Да в общем–то... разве ты не помнишь школьного курса? Все связано со всем – раз. Все должно куда–то деваться – два. Ничто не дается даром – три, и природа знает лучше – четыре. За дословность не ручаюсь, но смысл верен.

Джума кивнул, заметил в траве спину какого–то животного, схватился за бинокль.

Животное длиной в метр напоминало полосатую кошку с головой летучей мыши с громадными розовыми ушами, а хвост тянулся метра на два, чешуйчатый, узкий, длинный, как хлыст.

Ромашин тоже заметил животное, проводил его окулярами своего бинокля. Тихо сказал:

– Крысокроль. Попадаются экземпляры в два метра ростом. Мутантов в здешнем лесу до сотни видов, а самое жуткое – мутагенез продолжается, как среди животного мира, так и среди растительного. Я видел участки леса, создающие впечатление скопищ живых существ, но страшнее всего гигантские паучники – это нечто вроде муравейников, но строят их пауки–гиганты. Близко к паучникам подойти невозможно.

– Приходилось заниматься?

– Некоторое время я работал в здешних краях инспектором лесонадзора. Эта должность у нас называлась «надсмотрщик Чернобыльского средневековья».

– А птиц что–то не видать.

– Практически все покинули район бедствия в радиусе трехсот километров. Встречаются редкие экземпляры, случайно залетевшие, но, как правило, птицы здесь не селятся.

– Мутантов среди них нет? Говаривают, что видели гигантских воробьев с размахом крыльев до метра.

– Насколько мне известно, все их мутации нежизнеспособны, так что не верьте в сказки.

– А люди?

– Что люди? Ты спрашиваешь, есть ли среди местных жителей мутанты?

– Нет, ушли отсюда или продолжают жить?

– Живут, – неохотно проговорил Ромашин и замолчал, заметив жест Бояновой.

– Он здесь, – прошептала девушка. – Под озером – лабиринт, пустоты, бетонный каркас, машины... и мощный компьютерный комплекс. Аристарх здесь, и он жив.

– Центр? – поднял вопросительный взгляд Джума. – И никакой защиты? Мало верится.

– За нами наблюдают, я чувствую. – Боянова закрыла глаза, лицо ее побледнело, на лбу засветилась сеточка жилок, похожая на розовую паутинку. – Кругом люди... много зла... опасность.

– Так, может быть, вызвать безопасников? – спросил Ромашин.

– Боитесь? – Забава в упор взглянула на эксперта. – Если наш вызов перехватят, безопасность опоздает. Цена задержки – жизнь Аристарха.

– Тогда почему мы медлим? – Джума взвесил в руке «универсал», проверил счетчик зарядов. – Как пойдем и куда?

– Вход в подземелье – под избушкой поста, кодовый запросчик, электронная защита, энергобарьер. Запросчик я обойду, но вход откроется всего на несколько секунд, нужно успеть проскочить внутрь.

– Я продублирую «Джорджа». – Джума имел в виду кибпилота машины. – Итак, вперед, рисконавты?

– Только прошу вас... – Забава посмотрела на оружие в руках мужчин. – Обойдитесь без стрельбы. Стрелять в самом крайнем случае, если не справлюсь я. Хорошо?

Мужчины переглянулись.

– Кроме этого, – Боянова кивнула на «универсал», – у вас ничего нет? Спрячьте, я захватила гипно. – Она достала два пистолета необычной формы.

Ромашин взял один, кивнул.

– Красивая игрушка. «Василиск–2». Насколько мне известно, гипноиндукторы этого типа хранятся лишь на оружейных базах погранслужбы, да и то не на всех. Но доступ к ним имеют только «эполеты». – Ромашин имел в виду начальников высокого ранга. – Вы случайно не кобра безопасности?

– Пора, – вместо ответа произнесла Боянова. – Отведите машину на пару километров отсюда, потом разгоните и по моей команде спикируйте на башню поста. Вход увидите сами.

– Готов, – коротко сказал Джума Хан.

Столбов держал «пакмак» с десант–обоймой над Припятью на десятикилометровой высоте и прислушивался к тихим переговорам Умника и наблюдателей. По желанию он мог вмешаться в действие системы в любой момент или переключить каналы видения на любой участок подконтрольной зоны. Умник выдавал ему синтезированное изображение всей зоны в логарифмическом масштабе, то есть движущиеся объекты выделял укрупненно да изредка выхватывал подозрительные квадраты с излучающими источниками.

Десант – тридцать пять человек в пяти коггах с полной экипировкой – ждал команды, зная и видя все, что знал и видел командир. Поскольку операция была по–настоящему опасной, с возможным переходом «тихого захвата» в открытый бой, все оперативники были одеты в ЗСК с трансформацией формы, обладающие многодиапазонной аппаратурой анализа внешней обстановки, способные поддерживать гомеостатическое равновесие внутри почти при любых изменениях внешней среды.

Галион с тремя пассажирами, Бояновой, Ромашиным и Джумой, наблюдатели вели со времени его старта, и Столбов все внимание переключил на его маневры, понимая, что обязан вмешаться в действия не раньше и не позже момента, когда троица начнет осуществлять свой план.

Зона была блокирована надежно, и едва ли кто–нибудь мог помешать операции, просчитанной на десять ходов вперед, хотя Дмитрий и понимал, что те, кто организовал Центр, обладали и силой, и умом, и необходимым вычислительно–информационным потенциалом, чтобы не допускать ошибок. Но допускали. В этой технобиологической системе, как всегда, самым слабым звеном был человек, не свободный от эмоций, эгоизма, глупости и спеси.

– Сужение КГР [КГР – квадрат гарантированного риска.] – два на два, – доложил Умник, что в переводе на обычный человеческий язык означало: наблюдатели и разведка вычислили местонахождение управляющего инка противника с точностью до двух километров. Однако этого было недостаточно.

– Веер вариантов? – спросил Столбов.

– Всего два вектора с небольшим отклонением от оптимала. Оба реализуемы. – Умник высветил ему схемы предполагаемых действий десанта. – К атаке почти готов.

Столбов не ответил. Кроме докладов главного оперативного инка отдела, к нему поступали сведения и от других информаторов и компьютерных сетей, работавших в данный момент на операцию. Над громадным пространством суши двигались десятки аппаратов разного класса, и стоило появиться новому, как тут же Столбову поступали сведения: тип машины, скорость, трасса, количество пассажиров, имя пилота. Оценку возможного участия в дальнейших событиях компьютеры производили в течение долей секунды, и оператору поступала уже обработанная информация с рекомендациями возможных ответов.

Еще одна скоростная машина – десятиместный неф класса «стрепет» – вошла в контролируемое пространство над Чернобыльским лесом, и в это время галион самодеятельных освободителей Железовского, казалось бесцельно плывущий над Припятью, вдруг сорвался в вираж и начал стремительный разгон. За ней хищно метнулся «стрепет», а следом рванулся «пакмак» десанта, распадаясь на шесть единиц – пять кастов и управляющий драккар Столбова, – имеющих каждый собственную цель.

Один из десантных шлюпов перехватил неф, два других заблокировали замаскированные под урочища взлетные площадки в одичавшем лесу, а драккар и оставшиеся машины с интервалом в полсекунды выбросили десант – тридцать косматых белых чудищ. Комплекты аппаратуры смотрелись на их шкуре драгоценными камнями и металлическими бляхами и усами.

Столбов ворвался в открывшийся проход в подземную базу вслед за Ромашиным, покинувшим свой галион последним. Забава Боянова и Джума Хан уже скрылись в трехметровом зеве колодца, на сдвинутой крышке которого стояла башенка древнего контрольного поста. Ромашин услышал предупреждающий крик Столбова, но не остановился, чем сразу резко осложнил работу обоймы: профессионалы захвата не могли теперь свободно оперировать арсеналом защитных и парализующих средств, зная, что впереди где–то идут не предупрежденные товарищи.

Столбов дал сигнал «комар», и в силу вступил третий вариант развития событий – свободная охота. Обработку поступающих данных в этом случае вел не Умник, а инк–посредник, вмонтированный в «заскок» Столбова.

Их встретили киберы с электроразрядниками, которых пришлось уничтожить, а затем те самые «шмели»–убийцы, которые создавались на энергозаводе на Меркурии, и тут уж счет пошел на доли секунды. Столбов дал отбой варианту «комар» и ввел в бой киберов отдела, подготовленных к поиску и уничтожению «шмелей». Оперативники перегруппировались и, хотя потеряли темп, человеческих потерь не было. Лишь один из них попал под выстрел «шмеля» и оказался в нокдауне. Киберы общей помощи тут же вытащили его из лабиринта к пинассу реанимации.

Древняя система подземных ходов и пустот оказалась заброшенной лабораторией по изучению процессов в блоке поврежденного и спекшегося в единый слиток реактора. Строили ее лет двести назад, с тройным запасом прочности и радиационной защиты, поэтому четырехметровый бетонно–свинцовый каркас коридоров и помещений не позволял сверхчувствительной аппаратуре спутников разглядеть, что творится в толще земли Чернобыльской зоны. Почему лаборатория оказалась заброшенной. Столбов не знал, но факт оставался фактом: в сердце «черного социума», покинутого людьми, насекомыми и птицами, где изредка появлялись лишь экологи да биологи, исследователи искусственного ареала, расположился современный компьютерный комплекс, независимый от общей земной сети, а также химический центр по разработке ядов для зарядки «шмелей».

Киберы и спецустройства центра, первыми начавшие бой с проникшими десантниками, были нейтрализованы в течение нескольких минут, а потом в схватку вступили люди, защитники подземной «крепости», способной выдержать ядерный удар. Некоторые из них были одеты в «заскоки», большинство же – в кокосы фиолетового цвета с вызывающе красочными и аляповатыми эмблемами «клубов любителей риска». Рослые, хорошо развитые физически, в основном не моложе восемнадцати–двадцати лет, действовали они быстро, но против десантников безопасности выстоять не могли, и вскоре бой, если этот стремительный маневр «белых зверей» можно было назвать боем, закончился. Отряд охраны, вооруженный парализаторами и автоматическим оружием, бесполезным против скафандров, был усыплен, после чего «сверхлюдей» мирно погрузили в галионы и отправили в управление.

Боянову с двумя помощниками Столбову догнать не удалось, и нашел он их только через полчаса, когда они выносили на антиграв–носилках Железовского, неподвижного, бледного, но в сознании.

– Я вас недооценил, – сказал Столбов Забаве, откинув капюшон ЗСК, не обращая внимания на Джуму и Ромашина, хотя про себя отметил царапины на лице первого и кровоподтек за ухом у второго.

Боянова поняла инспектора, слабо улыбнулась и проследовала дальше, толкая впереди себя носилки. Железовский успел подмигнуть Столбову, на лице его было написано умиротворение.

– А вас попрошу задержаться, – негромко предупредил Столбов двух мужчин, направившихся было следом. – Один вопрос: кто предложил эту идею – вызволение Железовского собственными силами?

– Она не знала, что вы держите район под контролем, – помолчав, произнес Ромашин. – Как и я. Иначе мы не пошли бы на этот риск.

Джума Хан быстро взглянул на него, но промолчал.

– Но и вы, как я понял, использовали Боянову как интрасенса в качестве проводника, – хладнокровно продолжал Ромашин. – Не так ли? Нельзя было попросить ее помочь еще до операции?

– А вы разве не знаете, что просить помощи у интрасенса бесполезно? – так же спокойно сказал Столбов. – Если он сам не предложил помочь, значит, и не поможет. Забава – не исключение, хотя с ней говорила сестра. Как все происходило? Я имею в виду вызволение Железовского. Жертвы есть?

– Среди нас нет, – засмеялся Джума.

– Среди них тоже. – Ромашин достал из–под куртки «строевик». – Возьмите, не пригодился.

У Столбова расширились зрачки, хотя лицо не дрогнуло. Он подержал «строевик» на весу и сунул в захват на поясе. Джума Хан улыбнулся, протягивая ему свой «универсал».

– Есть еще «василиск», сдать?

Столбов невольно покачал головой, прищурился.

– Арсенал у вас приличный. Однако вряд ли вам удастся избежать вопросов комиссара.

– Мы можем идти? – вежливо спросил Ромашин, дотрагиваясь до синяка за ухом. – Черт, кто это меня так?

– Можете, – не менее вежливо ответил Столбов.

Эксперт откланялся, за ним прошагал прямой, уверенный в себе Джума, скрывавший хромоту: во время схватки в помещении, где содержался Железовский, ему досталось по коленной чашечке.

Столбов проводил их взглядом и вошел в помещение, дверь которого так и застыла валиком, не закрываясь.

Анфилада комнат, разделенных толстыми полупрозрачными перегородками. В первой какие–то металлические баки, мешанина труб и ажурных конструкций, стол и стулья; у перегородки – два тела в белых комбинезонах, мужчина и женщина, спят. Во второй комнате стационарный инк типа «Знаток», аппаратура видеосвязи, кокон–кресла персональных вычислительных плит с системой излучателей, антенн и специальных устройств. Видимо, здесь и содержали Железовского, проводя над ним какие–то эксперименты. Бокс был пробит в двух местах, входной его люк с тамбуром валялся в углу, смятый страшным ударом. В комнате никого не было, и вся ее электронная аппаратура была превращена в крошево.

Столбов покачал головой, вслушиваясь в рапорты подчиненных. Умник уже включился в работу, и постепенно вырисовывалась общая картина построения скрытого центра, который явно не тянул на роль общего Центра заговорщиков–«хирургов», а тем более на роль резиденции Ордена. Из сорока трех его работников и охранников семь человек были известны безопасникам, а двое из них принадлежали кругу, в котором вращался Казимир Ландсберг, председатель СЭКОНа.

Его заметили сразу, как только когг выполз из какой–то норы на краю тессеры [Тессера – черепица (греч.) – рельеф из пересекающихся хребтов и долин.] Брига – алая искра на сером фоне с коричневым узором, напоминающим рябь на воде.

Наблюдатель дал в эфир «три девятки», и началась отработка императива «сеть», рассчитанного на данную конкретную ситуацию. Инку контроля понадобилось всего две десятых секунды, чтобы оценить поступившие данные и выдать рекомендации инкам погранфлота, после чего операция началась в полном соответствии с планом до участия в ней человека. Люди включились в работу лишь спустя минуту, когда спейсер «Шевалье» и «пакмаки» планетарного контроля уже мчались по траекториям, рассчитанным для каждого в соответствии с его ролью.

Шевчук с обоймой поддержки дежурил в это время в отсеке десанта спейсера «Ирокез», контролирующего пространство над «сферой Сабатини» в двух тысячах километрах от поверхности Меркурия. Получив сигнал о выходе «из подполья» когга Шаламова, он тут же связался с командором погранслужбы, зная, что пограничники могут затеять самостоятельную операцию захвата, и предупредил Умника о возможных контринтересах. Боянова уже получила вызов и через несколько минут должна была появиться на «Ирокезе», но и она не могла предугадать, чем закончится очередная попытка «сына сумерек» прорваться к «сфере Сабатини».

Сама «сфера» продолжала плавать над поверхностью Меркурия и превратила в озеро пыли, жидкой, как вода, и текучей, довольно приличный участок окраинной горной страны Моря Жары.

Когг Шаламова шел на большой скорости, прижимаясь ко всем неровностям рельефа, с волны на волну «стиральной доски» тессеры. Расчетные трассы перехвата надежно уложили его в окружность прицельного поля, Шевчук приготовился дать команду десанту, как вдруг из очередного трога – долины корытообразной формы – вырвался чей–то аппарат, судя по высвету локаторов – драккар типа «Великая стена». Он настиг когг Шаламова в два прыжка и... открыл огонь из лазерной каронады; такие «пушки» применялись для уничтожения астероидов массой до пяти тонн.

Дальнейшее действие уложилось в пять секунд: очередь импульсов драккара – зеленый световой пунктир – мгновенный пируэт шаламовской машины – бросок спейсера «Ирокез» – залп бортового гравиразрядника, сбившего неизвестный драккар вниз в момент его нового выхода на цель. Судя по всему, драккар вел инк, которому было выдано задание уничтожить когг с такими–то параметрами в таком–то квадрате.

Шаламов вырвался из сумеречной зоны, потонул на фоне косматого края Солнца, видимого сквозь светофильтры как огромный алый купол из расплавленного стекла с медленно шевелящимися «водорослями» протуберанцев. Инк спейсера переключил диапазоны видения, и когг Шаламова высветился пронзительным голубым огоньком на фоне ставшей темно–малиновой, почти черной, горы Солнца.

Игру с захватом и выходом на цель вели, конечно, не люди – инки, потому что счет шел на сотые доли секунды, и человек не успевал реагировать на изменения ситуации, но оператор тревоги, в данном случае Калина Лютый, специально тренированный для таких игросхем, мог вмешаться в любой момент, особенно в том случае, если инконика сталкивалась с непредвиденными обстоятельствами. До сих пор Лютый не вмешивался, с неизвестным драккаром инк «Ирокеза» справился сам, и к месту его падения уже мчался патрульный «пакмак» с обоймой поддержки.

Машина Шаламова продолжала наращивать скорость убийственным темпом, и уже ясно прочерчивалась ее траектория, выводящая шлюп прямо в середину «сферы Сабатини». «Пакмаки» заграждения начали сближаться, готовые выбросить вперед зонтик силового трала, способного остановить любой объект массой до сотни тонн, идущий на скорости до двух тысяч километров в секунду.

До встречи оставалось две–три минуты, когда в зале спейсера появилась Власта Боянова в сопровождении бородатого, флегматичного с виду Шевчука. Одета комиссар была в синий комби официала со знаками отличия, словно собиралась на совещание ВКС. Сухо кивнула, молча заняла кокон–кресло квалитета ответственности. Сердце Лютого екнуло, обычно во время стандартных операций создавать квалитет не было нужды. Неужто дело принимало столь серьезный оборот?

– Работайте, – обронила Боянова, словно прочитав мысли оператора.

Шаламов заметил движение отрядов захвата, когда поднялся над диким хаосом меркурианской поверхности и до встречи оставались каких–нибудь три сотни километров, но предпринять ничего не успел. Все–таки против него работали профессионалы и мощная вычислительная техника, справлявшаяся «в одиночку» и с более сложными задачами. Ни на один вызов и сигнал «сын сумерек» не ответил, будто не слышал, хотя передачи шли на всех диапазонах вплоть до светового, и не услышать их мог только глухой и слепой. Или псинеур, подумал Лютый.

Объемное изображение зонтика силового поля, выросшего на пути шаламовского когга, больше походило на кочан цветной капусты. «Кочан» сдавил шлюп, и коог, пройдя всего десять–двенадцать километров, резко потерял скорость, засветился – обшивка набрала несколько тысяч градусов – и застрял в невидимом невооруженным глазом ничто. Один из коггов заграждения, ведомый пограничниками, направился к машине Шаламова, собираясь пристыковаться, и в это время в операцию вмешалась Боянова.

– Всем стоп! Шлюп держать визуально, поле снять, машинам захвата сдать назад.

В эфире поднялась легкая паника, и все стихло. Из этой изумленной тишины выплыл напряженный голос командора погранслужбы, контролирующего обстановку:

– Комиссар?! Что это значит?

– Отбой операции, – ответила Боянова. – Я пойду к нему сама, подготовьте коридор и сопровождение. И никаких действий, пока я не поговорю с ним и не вернусь. Даниил, вы слышите меня? Я комиссар безопасности Боянова и хочу поговорить с вами. Не предпринимайте ничего, я приду одна.

Инк передал последние слова Власты на всех волнах, но ответа не последовало. Шаламов молчал. Правда, и когг его не двигался, хотя и был уже свободен.

– Это беспрецедентно!.. Необходим квалитет, разрешенный Советом... в конце концов я отвечаю за исход операции!

– За исход операции отвечаем мы оба, но у меня еще есть право вето и нет времени на совещания. Ждите.

Боянова выпорхнула из кресла и скрылась в коридоре. Через минуту «Ирокез», идущий к точке остановки шлюпа, выстрелил карандаш драккара. Тишина в эфире установилась почти полная. Немой от изумления Лютый никак не мог прийти в себя после такого поворота событий, хотя эмоционально был на стороне комиссара. Он восхищался Бояновой и сочувствовал ей, имея точку зрения, что комиссар безопасности – не женская работа. И еще он был уверен, что она права.

Драккар приблизился к проштрафившемуся коггу, нашел кормовой люк, выплюнул стыковочный узел. Корабли замерли.

Внезапно по сети «спрута» скользнул сигнал внимания и следом сообщение Умника:

– Что–то происходит со «сферой Сабатини». Всем судам в тревожном районе покинуть район!

Лютый послал запрос, инк мгновенно развернул КПР–изображение «сферы», передаваемое камерами ближайших исследователей: одно – каким ее видел глаз, второе – через спецоптику. На первом «сферы Сабатини» почти не было видно: на обычный пустынно–лунный ландшафт сумеречной зоны Меркурия – кратеры, трещины, плато, тессеры – накладывалось «пятно дрожания», будто в этом месте струился нагретый до высоких температур воздух. Правда, площадь «пятна дрожания» увеличилась, и колебания пейзажа стали заметней. А на втором изображении, на котором «сфера» выглядела шаром из кипящего, белого, с сияющими пенными хлопьями тумана, было видно, как шар пульсирует – то раздувается до размеров в пять–шесть раз больше прежнего, то сжимается в километровый мячик, вспыхивая кипенно–белым облаком. Затем в какой–то миг он стал абсолютно прозрачным, и Лютому показалось, что он заглянул в бездонный колодец, наполненный таинственной жизнью. Из недр колодца выметнулся тонкий белый луч, уколол зрителей в глаза, проник глубоко в мозг, а следом что–то огромное вынеслось из «сферы» и врезалось в камеры... во всяком случае, так показалось Лютому, он даже отшатнулся!

Умник педантично отметил выброс из «сферы» неопознанного объекта, добавить он больше ничего не мог, потому что объект вылетел во все стороны сразу и исчез.

«Сфера» успокоилась.

Волна «спрута» донесла вскрики, говор, возгласы, команды и шепот автоматов. Тысячи исследователей были поражены событием и теперь приходили в себя, делясь впечатлениями.

Лютый опомнился, переключил внимание на соединенные пуповиной перехода шлюпы Бояновой и Шаламова. Анализ происшествия со «сферой Сабатини» не входил в его обязанности оператора, но неопознанный объект и луч из центра «сферы», пронзивший голову, запомнились надолго.

– Ничего не слышно? – спросил Лютый, имея в виду Боянову.

– Ничего, – ответил инк.

– А внутрь заглянуть нельзя?

– Больно велико расстояние. Разрешите подойти поближе?

– Нет.

– Что там происходит? – раздался вдруг в голове Лютого тихий голос, просочившийся сквозь фильтры пси–связи «спрута». Кто–то смотрел в спину оператора, большой, сдержанно ждущий, уверенный и невероятно сильный.

Лютый развернул кресло, чтобы глянуть за спину: сзади стоял объект поиска Столбова и его криминальной дружины Клим Мальгин и разглядывал Лютого черными бездонными глазами, в которых сквозь немоту всепонимания проглядывала мудрая печаль.