Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Василий Головачев
Черный Человек
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава 8
Вокруг разливался странный, мерцающий, ощутимо жидкий свет, прозрачный и легкий и в то же время текучий, вызывающий ощущение шершавого прикосновения к коже. Он лился отовсюду, но не мешал ориентироваться в пространстве, и Мальгин видел сразу все предметы обстановки, знакомые и странно незнакомые одновременно, причем видел не только то, что было впереди, но и по бокам, и сзади, будто у него было по крайней мере десять глаз. А еще у него не было ни ног, ни рук... и тем не менее он знал, что они появятся, стоит только пожелать.
Он находился внутри большого бесформенного помещения, напоминающего пещеру. Стены помещения сплошь заросли колониями оранжевых грибов, с потолка свисали необычного вида «сталактиты», такие же наросты всевозможных форм были разбросаны группами по всему помещению. Некоторые из них дышали, меняя свечение, внутри других мигали алые и фиолетово–малиновые звезды. Мальгин знал, что это такое, но выразить словами едва ли смог бы.
Что–то было не так во всем этом, какое–то беспокойство грызло душу, давнее сожаление, расплывчатые воспоминания и желание проснуться. И еще где–то глубоко в желудке – или в груди? – в общем, где–то в недрах кристаллического тела лежало сверхтяжелое ядро, которое изредка пошевеливалось и вздрагивало, словно пытаясь избавиться от оков, и тогда Мальгин начинал терять сознание, «плыть», будто после нокдауна или хорошей дозы наркотика.
Не поворачивая головы, он поглядел вниз и увидел черные складки, переходящие в золотую пластинчатую броню. Еще ниже располагалась куча хвороста, сплетенного в замысловатую корзину с торчащими во все стороны прутьями, вернее, не корзину, а в гнездо наподобие журавлиного, разве что узор «гнезда» был более геометричен, отвечая каким–то сложным математическим законам.
– Трансдаль, – родилось в огромной голове Мальгина слово.
Вообще–то мыслил он сразу в нескольких плоскостях, словно у него было по крайней мере пять голов, но все они умещались одна в одной, не мешая друг другу и тому «главному», кто считал себя Общим–Единым–Мальгиным. Одна из голов изредка вспухала, перегревалась, превращалась в жгучий шар огня, и тогда Мальгин испытывал волну геометрической боли, искажающей форму тела, а главное – цель сознания. «Я» хирурга начинало расщепляться на десятки независимых психик, ущербных и злобных, враждующих друг с другом, влияющих на «ядро» в желудке, которое грозило всплыть через горло и превратиться во вселенную сумасшедшего огня. Геометрия горя и боли была непереносима, но избавиться от нее без помощи Харитона Мальгин не мог. Он вслушивался в себя в полузабытьи и ждал, терпеливый, как и любой «черный человек», ждал, когда придет проникатель и заберет его в Путь.
Изредка в головах Мальгина возникал странный образ парящей над туманной бездной птицы – это ворочался в нем человек, задавленный объемом маатанского «я», но пробиться в мир сложнейших чувств «черного человека», наслаждавшегося собственными переживаниями и разговором с самим собой, этот слабый пси–писк не мог. И человек продолжал корчиться от бессилия и жуткого иссушающего чувства одиночества.
Где–то вне поля сознания Мальгина родился дивный поющий звук – не то голос женщины, не то плач ребенка, вонзился в голову, во все головы, заполнил гулкое безмерное тело, всколыхнул древнюю память–тоску–печаль–жалость – ностальгию, отозвался болью в сердце... болью в сердце... Болью!
– Параформ, – загорелось в сознании четкое слово и следом еще одно: – Фазахозяинаинтро да.
Каркас тела не выдержал искажения геометрий, и боль затопила все головы Мальгина, раздробилась на отдельные очаги, разлилась по распавшемуся на отдельные блоки–кристаллы телу, жизнь вытекла из них тонкими горячими струйками...
Тишина, покой, желтые круги под веками от солнечных лучей, ласковый ветерок на лице, запахи трав, плеск воды – река рядом и далеко–далеко тихий колокольный звон... исчез. Ни рук, ни ног, ни тела – только голова, пустая и звонкая, прогретая солнцем, облизанная ветром, и ни одной связной мысли, только удивление и бесформенное чувство тревоги.
– Жив, постреленок, – раздался вдруг над ним густой мужской голос, – едва не утонул! Дарья, рушник давай...
И тотчас же словно его включили в сеть: появились руки–ноги и тело, и все ныло и болело, будто он попал под копыта лошади, и грудь не хотела подниматься, легкие – дышать, сердце – биться, голова – думать, руки – повиноваться. Кто–то надавил на грудь, изо рта хлынула вода, Мальгин закашлялся, закричал от боли тонким мальчишеским голосом, заплакал... свет в глазах померк...
Ощущение было, что он долго, очень долго всплывает из–под толщи воды, со дна океанской впадины, и воздуху в легких все меньше и меньше, вот–вот они разорвутся от напряжения, и вода хлынет в горло, в глаза, уши, легкие... но – выплыл!
Мальгин открыл глаза, переживая острое чувство блаженства от уходящей боли.
Он лежал на полу, уткнувшись лицом в толстый ворсистый ковер, источающий сотни запахов. Тело казалось насыщенным водой до предела и скользким, как рыбья чешуя. Ноги и руки не слушались, будто их и в самом деле не было. В голове струнно гудели провода, скакали всадники, слышалась пальба и гулкие вздохи морского прибоя. Через некоторое время Мальгину удалось понять, что он слышит ток крови, биение сердца и мышечные сокращения, а гул в голове был шумом пси–фона, излучаемого человеческим муравейником, в котором он жил.
– Советчик! – прохрипел Мальгин, пытаясь сесть.
Харитон ответил мгновенно.
– Здесь я.
– Все запомнил? Что со мной было?
– Похоже на парамнезию [Парамнезия – обман памяти, ложные воспоминания.], но со спецификой внушенной суггестии. У тебя начинает превалировать субсенсорное восприятие, а причина в том, что преобразование сенсорной информации у «черных людей» течет по–иному и приводит не к построению образа, адекватного миру, в котором он живет, а к коррекции существующих стереотипов. В результате субъективное семантическое пространство...
– Не умничай, я еще не соображаю.
– ...превышает порог смысловой нагрузки, что тебя и спасает, – закончил инк скороговоркой. – Срабатывает чувственный переключатель, память проваливается в глубокое прошлое родовой линии... Хотя как такое вообще возможно, я не знаю. Или у тебя в роду пращур был колдун и чародей, заложивший в генный фундамент камень спящей генной комбинации психодемпфера лично для тебя, или ты самородок с двумя психиками.
– Химера, одним словом, – сипло ответствовал Мальгин и с усилием сел. – Сколько времени я отсутствовал... в смысле... ну ты понял.
– Шесть минут!
– Всего–то? – поразился Мальгин. – А мне показалось, часа два.
Закрыл глаза, сосредоточился, вспоминая формулы аутотренинга.
Голова еще кружилась, но силы прибывали с каждой минутой, и наступил момент, когда он смог встать и дойти до кухни. Выпив два стакана настоя из куманики и листьев толокнянки, он вернулся в гостиную, сел в кресло, расслабился и попытался вспомнить, с чего все началось. Взгляд наткнулся на «магическую сферу»... и тут же молнией сверкнула догадка: непосредственно перед приступом он рассматривал «сферу», увидев в ее глубине какую–то картинку, и мгновенно наступила «фаза хозяина», вернее, «фаза черного», переключившая сознание. Но что именно он увидел в «сфере»? Почему такой острой была реакция?
Мальгин выцедил третий стакан, отозвавшийся в голове волной легкой эйфории, и вспомнил, что увидел в глубине «сферы» чье–то лицо.
– Точно, это было лицо, – вслух сказал хирург. – Но чье?..
– Может быть, твое собственное? – предложил версию Харитон.
Ответить хирург не успел: в прихожей проиграл мелодию дверной замок. Опасностью не пахло, и Клим открыл дверь. В дом вошел инспектор Столбов из кримведомства Бояновой, подал руку, вглядываясь в лицо хозяина цепкими желтыми глазами.
– У вас неприятности? Не очень хорошо выглядите.
– Да не так чтобы очень. – Клим кивнул гостю на кресло. – Располагайтесь. – Распахнул дверцу бара. – Что будете пить?
В диапазоне биоизлучений Столбов распался на четыре «призрака» преимущественно голубовато–зеленых тонов, тонов ровного, сдержанного характера и высокого интеллекта.
Инспектор бросил взгляд на содержимое бара, улыбнулся.
– Ол, если не возражаете.
Мальгин молча достал красивую бутылку с древнерусским хмельным напитком, разлил по неощутимым «стаканам», принесенным из квартиры Купавы, киб приволок поднос с тостами и сладкими пастилками, «домовой» включил тихую музыку, и атмосфера в гостиной приобрела запах праздничности.
Столбов отхлебнул глоток напитка, с интересом повертел в пальцах невесомый и почти невидимый «стакан». Впечатление было такое, будто рубиновая жидкость лишь на мгновение приобрела форму цилиндра и сейчас прольется на пол, золотистая паутинка стенками стакана не воспринималась.
– Красивая вещь, необычная. Подарок?
Столбова занимали другие мысли – Мальгин уже знал, с чем пришел криминспектор, но не стал пугать его осведомленностью и ясновидением.
– Подарок, но не мне.
Столбов кивнул, лобастый, умный, терпеливый, обладающий хорошей интуицией и упорством в решении поставленной задачи.
– Купаве, да? Я думаю, что вы уже вычислили, с чем я пришел, но повторюсь, если не возражаете. Как и вас, безопасность беспокоит компания, в которую попала ваша... э–э... жена Шаламова, а также ее психологическое состояние. Может быть, объединим усилия?
– Ее компания – ее забота, хотя и мне она не нравится, а что касается ее состояния... оставьте эту проблему мне. Я справлюсь.
– Не сомневаюсь. – Столбов остался невозмутим, он вообще никогда и ни на кого не обижался. – То есть вы – за разделение функций, да? Может быть, это не лучшее решение вопроса, однако я не вправе осуждать вас, а в советах вы не нуждаетесь, так?
– В принципе – да.
Инспектор кивнул, снова чуть заметно улыбнулся.
– Уважаю уверенных в себе людей. Вы говорите «да» так, словно в этом слове по крайней мере в три раза больше букв. Вторая проблема касается вас лично. Нас, то есть опять же службу общественной безопасности, беспокоит ваше здоровье, а точнее, участившиеся приступы синдрома «черного человека», во время которых вы себя практически не контролируете.
Мальгин по достоинству оценил прямоту и откровенность визитера, недомолвки и «фигуры умолчания» он не любил так же, как и явную ложь, хотя приятного в словах Столбова было мало.
– До сих пор я справлялся, – угрюмо проговорил хирург.
Инспектор помолчал, потом сказал непривычно мягко:
– Но вы не можете дать стопроцентную гарантию на будущее. Беда в том, что вы сами не знаете, как будет реагировать ваше «альтер эго», то есть информационный след «черного человека», на жизненные коллизии в момент, когда... м–м... он управляет сознанием.
– Пока что все происходило в пределах этических норм.
– Мы располагаем доказательствами обратного.
– Что вы сказали?! – В голосе Мальгина прозвучал гнев.
Столбов не дрогнул, но зрачки его расширились.
– Вот видите, – тихо сказал он. – Вы понемногу начинаете терять власть над собой, а, по моим данным, раньше эмоции у вас не брали верх над рассудком. К сожалению, вашей способностью к пси–атаке без всяких усилителей пользуется и второе ваше «я». Вы думаете, почему во время последней схватки с... э–э... любителями острых ощущений в квартире Купавы вам удалось уйти?
– «Тигрозавр», – сказал Мальгин, с трудом разжав челюсти. – На волю вырвался «тигрозавр»...
Столбов обозначил свою обычную улыбку.
– Весьма образный эпитет и весьма точный. Драчуны, если можно их так называть, с минуту находились в шоке, несмотря на защитные устройства. Представляете, какой у вас потенциал?
Собеседники помолчали. Малыгину стало жарко, и он приказал окну открыться. В комнату влетел холодный ветер, полный запахов дождя, земли и сырого дерева. Инспектор допил напиток, сунул в рот пастилку и встал.
– Всего доброго, мастер. Желаю, чтобы ваш дар был non solum armis [Не только оружием (лат.).]. Кажется, у герба графов Румянцевых был такой девиз. Попробуйте оценить все то, что я сказал, и не сочтите за труд поделиться со мной выводами, хорошо?
Мальгин хотел выдавить из себя привычное «да», но его спасло от этого видео. Из вспыхнувшего виома в гостиную заглянул Майкл Лондон.
– Салют, третий. Ты один?
– Нет, – помедлив, ответил Мальгин, покосился на Столбова, пристально разглядывающего Лондона. – В каком смысле «третий»?
– В самом что ни на есть прямом: первый – Шаламов, второй я.
– Понятно.
– Звоню в последний раз, мастер, и то потому, что уважаю. За тобой начали охоту, поберегись.
– Кто? И зачем?
– «Эскадроны жизни» как исполнители воли некоего Ордена. А кто конкретно – скоро сообщит Аристарх. Зачем? По–моему, на этот вопрос может ответить даже твой гость. Будь здоров.
Виом опустел и погас.
Столбов и Мальгин посмотрели друг на друга.
– Есть гипотеза, согласно которой сообщения–предупреждения Лондона закодированы, вернее, запрограммированы в компьютерной сети «спрута». Хотя – убей меня Бог! – я не знаю, как такое можно сделать. Во всяком случае, предсказать мое появление у вас практически невозможно даже эфаналитику высшего класса, слишком велик прогностический шум.
– Может быть, он просто знает будущее? – простодушно сказал Мальгин.
Инспектор исподлобья взглянул в угрюмые глаза хирурга, кивнул, отвечая скорее своим мыслям, а не словам собеседника.
– Идея настолько сумасшедшая, что требует разработки. Майкл прав, за вами начали охотиться, точнее, за вашими «черными кладами», и это достаточно серьезно. Надеюсь, вы примете информацию к сведению. И вот еще момент: мы выявили многих участников нападения на вас и принимаем меры к розыску остальных, так вот просьба – не вмешивайтесь, пожалуйста, в расследование. Я знаю, вы сильный и решительный человек, способный постоять за себя в любых обстоятельствах, но... не берите на себя функции сыщика, а тем более правосудия. Договорились?
– Постараюсь, – буркнул Мальгин.
– Вот и славно. Всего доброго.
Столбов откланялся.
Клим кругами походил по комнате, убрал «стаканы» на место, полюбовался звездным провалом в глубине «магической сферы» и вдруг почувствовал специфический толчок в голову: кто–то издалека позвал его в пси–диапазоне. Мальгин сосредоточился, голова его как бы превратилась в поток света, пронзила громадную черную бездну – разъединяющее его и реципиента пространство – и встретила другой луч света, в результате чего образовалось переливчатое облако; взаимопроникновение было мгновенным и создало уже другой ряд иллюзий и эмоций, вылепивших узнаваемый пси–образ Аристарха Железовского. А главное, что контакт на сей раз был почти безболезненным, лишь заложило уши, как при выстреле.
В мерцающем облаке двух соединившихся сфер сознания вспыхнула связь слов:
– Ты хорошо меня слышишь, мастер?
– Слышу, – отозвался Мальгин, наблюдая, как его слова–мысли повисают в облаке желтыми угольками и растворяются в нем. – Кажется, я научился держать парасвязь.
– Тебе случайно не звонил только что Лондон?
– Звонил. А ты откуда знаешь?
Облако заколыхалось, и Клим ощутил–воспринял довольный смех Аристарха.
– Я разгадал его мудреный способ кодировки «спрута». Если свободен, дуй в Нижний Новгород, седьмой бункер метро, я встречу. Ромашин будет тоже, поговорим, и я кое–что покажу.
Облако рассыпалось фонтаном искр, голова Мальгина втянулась лучом обратно и встала на место. Весь пси–контакт длился две секунды.
– Растешь, – поздравил Харитон.
– Весь вопрос – куда, – рассеянно сказал Мальгин в ответ.
Перед уходом из дома он не удержался и еще раз поел: это был уже третий завтрак за сегодняшнее утро. Единственное, что продолжало волновать хирурга после всех разговоров и встреч, – чье лицо он увидел в «магической сфере», после чего взбунтовался сидящий внутри «черный человек»? Не свое, конечно, как не без остроумия предположил советчик, но и никого из друзей и близких, в том числе не Шаламова, не Купавы, не отца.
– Отец! – пробормотал Мальгин со стыдом. Он забыл о нем! И о дочери. Не слишком ли ранний склероз, мастер? Или что похуже? Он набрал номер. Отец подошел к видео почти сразу.
– А–а, это ты...
Выглядел Мальгин–старший как всегда, но по едва уловимым признакам Клим определил, что тот не в настроении.
– Извини, па, замотался совсем, появились кое–какие проблемы. Как ты?
– А что со мной сделается? Нормально.
– К тебе никто не заходил, не звонил?
– Федор звонил, Ксения, соседи, больше никто.
«Ну, «потомок» великого композитора! – подумал Мальгин о Шумане, найду – уши надеру!»
– Как Дарья?
– А никак, – отрезал старик. – Купава забрала ее... вчера вечером. Примчалась с отрядом молодых клевретов, совершенно не умеющих себя вести, надерзила и забрала.
– Так. – Мальгин сел. – Вчера, говоришь? А дома не появлялась. Куда она ее хотела поместить, не сообщила? Не у матери Дана?
– Не знаю, разбирайся сам. Жалко мне вас, недотеп, да своего ума не вложишь.
Виом опустел. Оторопевший Мальгин молча смотрел на световую вуаль, все еще видя перед собой хмурое лицо отца. И вдруг вспомнил, что сегодня двенадцатое ноября – день поминовения матери. Отец ждал его, а он не сказал ему ни слова!
В душе зашевелились досада и беспокойство, но индикатор тревоги не сработал, голова была занята другими мыслями, а еще Клим не знал, пока не догадывался, что многие черты «черного человека» просочились в сферу сознания и тихо, исподволь, начали влиять на поступки, ценностные ориентировки, размывая моральные стандарты и характер.
– Не сердись, батя, – проговорил Мальгин, заканчивая разговор с самим собой. – Ничего страшного не произошло, я еще приеду, и мы посидим за столом, помянем маму.
С Купавой хирург решил разобраться позже, после встречи с друзьями, хотя и не знал, где ее искать. Но снова сработал некий странный переключатель, перебросивший поток размышлений в иное русло и отвлекший внимание от Купавы. И от тех, кто был с ней рядом, втягивая ее в свои дела.
В Нижнем Новгороде шел снег. Он успел устлать землю довольно толстым пушистым слоем, укрыл кусты и деревья, замаскировал ручьи и озера, превратил пейзажи в старинный черно–белый фотоснимок. Дома центральной части города вырастали из белой пелены как призраки, миражи далекого, неизвестного мира.
Железовский ждал Мальгина у выхода из метро, одетый в белую меховую куртку и мохнатые серые брюки, кокосы почему–то он носил редко. Встретившись, они молча сжали друг другу руки, привычно проверив силу и выдержку. От усилий руки нагрелись так, что снежинки таяли, не коснувшись кожи.
Затем Аристарх устроил хирургу пси–экзамен, пытаясь раскачать мысленный блок и внушить безусловное подчинение, потом эмоции печали и радости, наслаждения и боли. Мальгин успешно отразил атаки, в свою очередь пытаясь сломать пси–защиту математика, ощущая его удивление, заставив работать в полную силу. Закончилась разминка тем, что оба высветили ладони и лица и соединенными усилиями заставили Ромашина, прятавшегося в кабине такси, почувствовать желание помочиться. К чести эксперта, он сразу сообразил, в чем дело, и вылез из такси, показывая кулак: подтянутый, деловитый, внимательный, улыбающийся.
– Ну вас к лешему, экстрасенсы, – сказал он, пожимая друзьям руки. – На мне экспериментировать не стоит. Во–первых, я ношу «защитника», во–вторых, мне помогает советчик, и справиться со мной непросто даже вам двоим, а в–третьих, в туалет я уже ходил.
Железовский и Мальгин переглянулись, уперлись в Ромашина взглядами. Тот прислушался к себе, поднял бровь, быстро провел рукой по волосам, глянул на руку и с уважением посмотрел на обоих.
– Черти! Мне и в самом деле показалось, что на голову... м–м... капнула птичка.
Мальгин засмеялся, ему вторил довольный Железовский, чей смех больше напоминал уханье простуженного филина.
Угомонившись, они заняли свободный куттер на стоянке у метро, и Аристарх задал киб–пилоту одному ему ведомый курс. Летели, правда, недолго, минут пятнадцать, разглядывая ландшафт под аппаратом. Полоса снегопада кончилась, и горизонт отодвинулся, отвердел, а воздух внизу как бы протаял в глубину, превратив размытые на белом фоне пятна в четкие детали: деревья, шпалеры кустарника, какие–то древние с виду строения. Куттер замедлил ход и остановился над одним таким строением на высоте километра.
Все молчали, ожидая, что последует дальше. Железовский, превратившийся в статую, покосился на сидящих товарищей.
– Сорок километров от центра города. Как вы думаете, что это такое под нами?
Ромашин долго смотрел вниз.. чуть заметно пожал плечами.
– По–моему, какой–то старый завод... нет?
– Мы над древней промышленной зоной Новгорода. Вы правы, Игнат, под нами завод, одно из химических предприятий, уцелевшее со времен конверсии–2. Я имею в виду корпуса, конечно, начинки в них давно нет. Но не это главное. Бывшие промзоны, такие, как Екатеринбургская, Запорожская, Днепровская, Брянская, Новосибирская и другие, давно признаны экологически чистыми районами, они ничем не отличаются от зон отдыха, и тем не менее заселяют их неохотно. Видите? Ни комплексов отдыха, ни охотничьих домиков, ни личных коттеджей, ничего. И так везде, я проверял, в том числе и на родине твоих, Клим, предков по материнской линии, в Чернобыльской лесной квазипустыне.
– Зона Чернобыля – особая зона, – возразил Ромашин, – радиация – не простое загрязнение среды и даже не химическое.
– Комитет эконадзора ВКС еще два года назад дал разрешение на заселение территории в стомильной зоне вокруг Чернобыля, и все же никто туда не стремится переезжать, никто не живет... кроме тех, кто жил постоянно, несмотря на запреты. Но, может быть, Чернобыль – действительно не показатель, как и Челябинск, и Новая Земля, и Невада, и Семипалатинск, обстановка там посложней. Кстати, вы знаете, что исследователи этих рукотворных полигонов недавно обнаружили у некоторых видов животных зачатки разума? Если говорить точнее – у самых обычных... коров!
Ромашин покачал головой.
– Я слышал где–то. Ничего удивительного – мутация, отсутствие ухода, специфика одичания и прочие факторы. Зачем ты нам все это говоришь? С какой целью вывез на природу, вернее, в промзону?
Железовский не ответил.
– Ну и почему же их не заселяют, по–твоему? – спросил Мальгин, не найдя пси–контакта с Аристархом; пси–блок математика был слишком тверд для него.
Железовский молчал еще с минуту, вздохнул так, что по кабине прошла волна ветра.
– У Германа Мелвилла есть такие строки:
Где ни дороги, ни следа, Там не ступаем никогда.
Математик снова вздохнул. Если бы Мальгин не знал его, он бы подумал, что Аристарх чего–то боится.
– Эти зоны не мертвы! – Последнее слово Железовский произнес по слогам. – Они не принадлежат этому миру, они чужие, психологически и даже физически, и жизнь их, однажды оттолкнувшись от жизни остальных пространств планеты, пошла в другую сторону.
– Допустим. Ну и что? – Ромашин посмотрел на Мальгина вопросительно, не понимая, что хочет сказать Аристарх. Впрочем, Клим тоже не понимал.
Щеки Железовского порозовели от усилий сдержать усмешку, он наслаждался достигнутым эффектом. Большой ребенок, подумал Мальгин с ответной понимающей усмешкой. Ему нравилась задиристая самостоятельность и целеустремленность Аристарха, как и его почти юношеская уверенность в своей исключительности.
– Я назвал бывшие промзоны «черными социумами», – продолжал математик, – и они самым непосредственным образом связаны с той проблемой, над которой я сейчас работаю... а Клим испытал на своей шкуре.
Железовский любовался физиономиями товарищей, пытаясь выдержать паузу, но не выдержал, фыркнул и тут же посерьезнел.
– Не сердитесь, мужики, каюсь, люблю порисоваться. Последние три дня я работал по заданию комиссара безопасности над проблемой асоциальных молодежных групп типа «эскадронов жизни» и пришел к выводу, что большинство членов этих групп – потомки тех, кто жил и живет в «черных социумах».
Несколько минут длилось молчание, потом Ромашин поднял отсутствующий взгляд.
– Вы хотите сказать, Аристарх, что причина психопатологии юнцов, ведущая к групповым асоциальным отклонениям, – в каких–то генных нарушениях, в наследственных болезнях, развивающихся под влиянием мутаций? Допустим. Но тот же вопрос: ну и что?
– Психопатология молодых людей, живущих в бывших промзонах, – это в самом деле результат действий наших предков вчера. Но самое страшное, что эту ущербную молодежь специально натаскивают на разрушение устоев общества. Готовится первая в истории ксенореволюция: попытка уничтожить популяцию интрасенсов, единственную надежду эволюции спасти человечество от деградации. Поднимается черная волна зла и насилия, и первые кандидаты в «утопленники» – Клим Мальгин и я.
Наступившее молчание длилось дольше первого. Мальгин не очень–то доверял выводам Железовского, основанным на эмоциональных предсказаниях, но и ему стало неуютно от чувственно заданной ситуации, рассчитанной математиком.
– Странный термин: «ксенореволюция»... но глубокий, – пробормотал Ромашин, ушедший в свои мысли, покачал головой. – И все же я не вижу особой связи между вашим предположением и нашей встречей над... э–э... «черным социумом».
– Все очень просто. За нами следят, даже пытаются прослушать наши разговоры, а здесь это исключено, это во–первых. Во–вторых, я вычислил человека, который мог бы рассказать, что нас ждет, – это Майкл Лондон. Его пророчества не что иное, как особая компьютерная программа, внедренная не в один определенный комп, а в общую компьютерную сеть тревожных служб. А это означает: он знает, что произойдет в каждый последующий момент времени.
– Ты хочешь сказать, что он... побывал в будущем? – недоверчиво сказал Мальгин.
– Именно это я и сказал. Видимо, он имеет возможность входа в систему реликтового орилоунского метро, которое способно транспортировать пассажиров в будущее... и в прошлое. Нам необходимо выйти на Лондона, чтобы избежать многих трагических последствий... м–м... ксенореволюции. Да и вообще, путешествие по системе орилоунского метро интересно само по себе!
– А разве ты не нашел вход в метро?
Железовский поскучнел.
– К сожалению, формула эфанализа права: глубина предвидения будущего ограничена вероятностными законами, и даже интрасенс здесь бессилен. Клим, надежда на тебя: ты единственный нормальный экзосенс, сумевший вывести знания «черных кладов» в сферу прямого действия на психику без последствий. Конечно, ты далеко не «черный человек» – по объему знаний, но должен знать то, чего не знаю ни я, ни кто–либо другой. Выручай.
Мальгин слабо улыбнулся.
– Смешной ты парень, Аристарх. Умудрился дважды оскорбить меня и извиниться, не думая об этом.
Математик не пошевелился, сохраняя привычную неподвижность, однако уши его вспыхнули.
– Вряд ли я чем–нибудь помогу, – продолжал хирург задумчиво. – Во всяком случае, сведений об орилоунском метро в черепушке у меня нет. Да и остальные маатанские знания – не более чем бесполезная информация, так как едва ли я когда–нибудь смогу применить ее в утилитарном смысле.
– Ну, это ты брось! Смог же не разбиться, свалившись со сто одиннадцатого этажа. Значит, сумел воспользоваться знаниями «черного».
– Не знаю... еще не разобрался. Но то, что у меня хранится в голове, действительно настолько специфично...
– Например? – обронил Железовский.
– Например, поведение «черных людей» управляется, опираясь на прошлое, а не на устремленность в будущее, – что это мне дает, какие преимущества?
Ромашин хмыкнул.
Железовский посмотрел на него озадаченно, задумался.
– Ну хорошо, пока ноль, что еще? Да не улыбайтесь вы, черти! – взмолился он. – Мне же интересно! Выкладывай что знаешь, не то сделаю наркоз.
– Я есть хочу, – проворчал Мальгин, чувствуя состояние и Аристарха, и Ромашина, который был заинтересован в его багаже не менее математика.
– Сначала дело.
Ромашин достал из сумки, лежащей на втором сиденье машины, три душистых необычных плода, похожих на дыню и грушу одновременно. Мальгин принюхался, взял один из них.
– Авокадо – зимой? Однако!
– Угостили, а я приберег. Аристарх, поехали к метро.
Железовский послушно повернул куттер назад. Через несколько минут они высадились у метро, а еще через четверть часа входили в «бунгало» Ромашина, гостиная которого была стилизована изнутри под старинную русскую избу. Техническое обеспечение «избы», правда, не уступало любому залу отдыха, ресторану и даже вычислительному центру, как знал Мальгин.
Ромашин провел их в кабинет, вырастил мебель, сказал: располагайтесь, жены нет, – и принес высокие фарфоровые кружки с каким–то напитком, а Мальгину два сандвича с ветчиной.
– Отведайте, это настой из морошки.
Напиток был прозрачно–желтым, с искрой, горьковато–сладким, с десятком запахов, принадлежащих разным травам. Пить его было одно удовольствие.
– На чем мы остановились? – произнес Железовский.
Он, как и Клим, почуял, что дом Ромашина – его крепость, оберегаемая автоматикой высокого класса, и расслабился.
– Боюсь, вы будете разочарованы, – улыбнулся Мальгин. – Объем знаний, которыми обладаю я, не сравним с информацией, которой обладают Шаламов и Лондон, а тем более со знанием маатан. Их информзапас поразителен! Он вобрал в себя опыт сотен цивилизаций, существовавших со времени Большого Взрыва. «Черные люди» хранят, вернее, хранили в себе великое множество тайн и секретов исчезнувших цивилизаций, но они, обладая довольно высоким интеллектом, и в самом деле не были разумными существами в том смысле, как мы это понимаем, потому что просто хранили информацию – и только, но сами не в состоянии были использовать ее, обработать, проанализировать и применить себе во благо.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, Клим, – мягко сказал Ромашин. – На Маате мы видели, что «черные люди» владеют пусть и необычной, неантропоморфной, но технологией, и довольно высокой.
– Я и не отрицаю, но эта технология, точнее, сумма знаний, необходимых для жизнедеятельности и решения поставленных задач, вложена в генофонд Маата их создателями или, как они называют, Вершителями. «Черные люди» – не только не разумные существа, они еще и не живые – опять же в том смысле, как формулирует эту проблему земная наука. Они занимают промежуточное положение между живыми и неживыми объектами, и выращивались Вершителями с помощью синтетических процессов типа направленного роста кристаллов и роста растительных клеток одновременно. Впрочем, это может волновать только специалистов.
– Меня тоже, – громыхнул Железовский, сменив позу. – Но ты не дал примеров тех знаний, которые маатане не используют.
– Сколько угодно. Вот один из самых эффектных примеров. Лептоны [Лептоны – класс элементарных частиц, в который входят фотоны, электроны, нейтрино и их античастицы.], по данным «черных людей», содержат информацию о том, что было, есть и будет во Вселенной! В памяти «черных» хранится и способ подключения к лептонному полю, но сами они никогда им не воспользовались! Впечатляет?
– Потому что если бы воспользовались – стали бы Вершителями, – подумав, проворчал Железовский. – Или их преемниками. Хороший пример, убедил. А еще?
– Маатане знают... хотя нет, это слово не отражает истины, точнее будет говорить – помнят, маатане помнят способы дальнодействующей связи, не основанной на «суперструнной» физике, способы просачивания сквозь материальные препятствия, методы реального раздвоения, вернее, многомерного умножения. Они помнят рецепты невидимости, приемы передвижения в пространстве – полета, основанного на фазовом согласовании атомных колебаний, и многое другое, и все это богатство почти никогда не было ими использовано.
Ромашин и Железовский переглянулись. В глазах математика скептицизм боролся с жадным интересом, во взгляде эксперта недоверия было больше, но на обоих слова Мальгина произвели одинаково сильное впечатление.
– А ты?.. Ты сможешь воспользоваться этими методами? – Бас Железовского стал чуть хрипловатым.
Мальгин покачал головой, с понимающей улыбкой глядя на друзей.
– Я же сказал – вряд ли. Чтобы научиться летать по методу «черных запасов», человеку надо обладать гораздо большим объемом мозга и количеством специфических нервных центров, управляющих телом на атомарно–молекулярном уровне.
– А Шаламов или Лондон?
Мальгин нахмурился, помолчал.
– Не знаю. Может быть... не знаю.
Ромашин залпом допил напиток, дал команду «домовому», и киб принес бутылку виноградной шипучки и горячие тосты.
– Выпьем за освоение вашего драгоценного месторождения, Клим. Я имею в виду информацию. То, что вы рассказали, – поразительно! Желаю удачи!
Бокалы звякнули.
– Вкусно! – похвалил Железовский. – Где вы берете такое вино, Игнат?
– Мой друг с бульвара Славы Толя Новичихин – спец высокого класса по винам. Я подарю вам бутылку.
Математик посмотрел на ушедшего в себя Мальгина.
– Клим, ты сказал, что маатане почти никогда не использовали свои знания. Что это значит – почти?
– Среди них тоже есть и свои гении, интеллект которых звал их к осмыслению внутренних записей, к самопознанию, и свои идиоты, и просто больные. Маатанские города – в принципе гигантские перераспределители энергии и информации, а их «тюрьмы» – вспомните наш поход – тоже распределители, но особые, с функциями «психбольниц», изоляторов и «домов отдыха». – Мальгин очнулся, сбросил рассеянный взгляд, захрустел тостами. – Что касается пожеланий мне удачи, – хирург взглянул на Ромашина, – то, как говорят «черные люди»: бесконечный смысл лежит вне постижения конечного существа, коим является человек.
– Не будь пессимистом, мастер, – прогудел Железовский. – Ты себя еще не знаешь, а я чувствую в тебе глубину, которая не снилась даже интрасенсу. Поработай над собой, а я помогу. Итак, поговорим теперь о поиске Шаламова?
Мальгин не успел ответить: снова откуда–то издалека прилетел жалобный полусон–полузов, воспринимаемый на мысленном уровне, напоминающий плач ветра в ветвях дерева и печальную песню ручья. И тут же встрепенулось внутри чувство тревоги.
– Что с вами? – насторожился проницательный Ромашин.
– В чем дело? – спросил Харитон в унисон с Железовским.
– Не понимаю, – ответил Мальгин, делая усилие, чтобы поймать кончик связывающей его с кем–то нити, пытаясь определить источник пси–передачи, но только перегрузил мозг – по глазным яблокам, по сердцу, под желудком прошлись острые коготки боли. Мальгин посидел немного, успокаивая камертон нервной системы, не отвечая на тревожные взгляды товарищей, потом встал.
– Извините, Игнат, договорим позже. Что–то мне не по себе, хочу побыть один. Не обижайтесь.
– Ради Бога!
– Позвони, если понадоблюсь, – коротко проговорил Железовский, подняв руку в прощальном жесте.
«Кто же зовет меня? – думал хирург, мчась на такси до метро, а потом на метро домой. Что его гнало домой – он не знал и не анализировал. – И почему зов такой тихий? Ведь даже Аристарх ничего не услышал... или я слышу просто эхо пси–работы собственного подсознания?»
– Предположение на уровне бреда, – возразил прямой, как судья, Харитон. – У тебя срабатывает субсенсорное восприятие, результат воздействия на психику маатанской информации.
– Зов очень слабый, но... понимаешь, я чувствую, что он предназначен именно мне. И в то же время я не могу его выделить, идентифицировать.
– Такое бывает между очень близкими людьми, возникает как бы резонанс душ, постоянный контакт пси–сфер.
– Но отец не интрасенс, он не способен дать сигнал в пси–диапазоне, Купава тоже. Карой? Не знаю... скорее всего тоже нет. Кто еще?
Харитон не ответил.

© Василий Головачев

Разрешение на книги получено у писателя
 www.Головачев.ru 
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList