Глава 4
В голубом полумраке лицо сидевшего напротив человека показалось
Ромашину исполненным таинственной силы и мудрости, но стоило
собеседнику шевельнуться, как сразу становилось ясно, что напротив –
женщина. С короткой прической, одетая в белый кокос [Кокос –
компенсационный костюм, удобный, красивый и многофункциональный
комбинезон для работников спасательной службы.], гибкая, похожая на
подростка, манерой поведения смахивающая на мужчину, но женщина.
Комиссар безопасности УАСС Власта Боянова, заменившая на посту
начальника отдела Майкла Лондона.
– Вы просите невозможного, Игнат, – проговорила она мягко, но в
этой мягкости крылась сдержанная властность и непреклонность.
– «Серая дыра» скоро закроется, – пригорюнился Ромашин, – и тогда
мы потеряем последнюю возможность не только найти Шаламова, но и
проникнуть в другую вселенную.
Боянова помолчала.
Голубой отсвет на панелях кабинета, на столе, на лицах
собеседников помутнел; светился объем виома, показывающего одну из
самых загадочных планет Солнечной системы – Нептун. Станция, с которой
велась передача, уходила в тень голубого гиганта.
– Почему вы уверены, что Шаламов ушел в «серую дыру»?
Теперь задумался Ромашин.
– Не знаю, уверен и все, интуиция. Ему больше некуда идти, ведь он
– не человек... благодаря мне. И я обязан его найти.
Женщина покачала головой, погасила виом и переключила плоскость
поляризации стен кабинета. Стены стали прозрачными, однако света в
комнате не прибавилось: снаружи царил поздний вечер, солнце уже зашло.
Теперь Игнат видел лишь профиль хозяйки кабинета, обманчиво бесплотный
и нежный. Но голос ее не стал мягче:
– Ваша вина очевидна, хотя я и не склонна обвинять вас во всех
грехах. И все же разрешить поход в «дыру» не могу. Риск не просто
велик, он не просчитан, и ни у кого нет уверенности...
– Если я не вернусь, то это коснется меня одного, я ведь пойду
добровольно.
– Заявление эгоиста. А родных и друзей у вас нет? Но речь не о
том. В результате похода вполне может случиться нечто непредвиденное –
вроде колоссального взрыва или обращения «серой дыры» в «черную». Я уж
и не говорю, что Горловина может просто захлопнуться, похоронив все
исследовательские базы под мембраной перехода. Вы знаете, чем
закончился посыл в «дыру» драккара без экипажа, с инком, имевшим
жесткое условие «глянуть одним глазом» и вернуться?
Ромашин знал.
Ученые рассчитали оптимальную траекторию полета беспилотного шлюпа
внутрь Горловины и запустили драккар, напичканный «по горло»
всевозможной научной аппаратурой, предусмотрев все необходимые меры
безопасности. Два часа они принимали поступающую с борта драккара
информацию, хотя он исчез из поля зрения уже через сорок минут, а
потом инк шлюпа по имени Арджуна сообщил, что достиг «мембраны закона
компактификации», и замолчал.
Наблюдатели за пространством не зарегистрировали ни вспышки света
или гамма–излучения, ни радиовсплеска, ни магнитного эха, но спустя
минуту стало известно, что площадь торца конуса Горловины скачком
сократилась вдвое, следствием чего был катастрофический выброс
полусотни зондов за пределы конуса – ни один из них не уцелел. Люди, к
счастью, не пострадали.
Драккар вернулся (что уже было удивительно!) через трое с лишним
суток, вернее, его заметили после истечения этого срока, сам он не
подавал признаков жизни. С виду он был цел и невредим, но, когда
автоматы вскрыли корпус шлюпа в изолированном отсеке спейсера,
изумлению ученых не было предела: внутри драккара царил вакуум!
Абсолютный вакуум: ни частиц, ни каких–либо полей, ни излучения. Все,
чем был заполнен шлюп, его оборудование, каркас, реактор, двигатель, а
также инк Арджуна, исчезли...
– А что будет, если туда, в Запределье, пойдете вы? – сказала
Боянова. – Или вы привыкли действовать по старой русской пословице:
смелость города берет?
Ромашин молчал.
– Извините, я не хотела вас обидеть.
– Ничего, поделом мне. Когда вы начинаете эвакуацию
исследовательской базы в Горловине?
– Она уже начата. Последняя станция будет свернута через месяц,
останутся одни инки. – Боянова что–то решала про себя, колеблясь. –
Может быть, я предваряю тему скорого совещания по «серой дыре»... но
меня тревожит поведение маатанских транспортов. Проникатели «черных
людей» начинают таранить Стража Горловины, исчезая при этом без всяких
последствий. За прошедшие сутки проникли в Горловину семь
«динозавролетов», масса каждого – около триллиона тонн.
– Ого! – сказал Ромашин негромко.
Боянова посмотрела сквозь него.
– Вот именно, если учесть эквивалентность массы и энергии. Что
скажете?
– Пока ничего, дайте полный интенсионал. Кстати, как ведут себя
«черные люди» на Маате?
– Вы хорошо схватываете суть. Наблюдатели докладывают, что на
Маате заметно активизировалась деятельность орилоунов, а «черные
люди», похоже, формируют флот.
– Вот и ответ, – сказал Ромашин спокойно. – Они знают единственный
узел перенесения древних трасс, обмена с другими вселенными – «серую
дыру» со Стражем Горловины, и если «дыра» начинает зарастать,
закрываться, это не может их не встревожить. Они пришли оттуда,
вернее, их творцы – Вершители – пришли оттуда, из Запределья, а теперь
они начинают возвращаться. Это эвакуация, Власта, эвакуация
по–маатански.
– Зачем им уходить туда? Всем сразу? Ведь они нормально жили здесь
миллиарды лет.
– Не знаю. Может быть, прошел их срок, закончилось время сбора
энергии и информации, может быть, их позвали, не знаю. Но если они
попрут в Горловину все сразу...
– Я поняла. – Боянова включила свет и вырастила из стола эмкан. –
В таком случае перестрахуемся. Извините, буду работать.
Ромашин тихонько вышел, обдумывая собственную гипотезу и все еще
находясь под впечатлением своей проницательности.
Спустя час после ухода эксперта в кабинете Бояновой собрались пять
человек: инспектор криминального розыска Дмитрий Столбов, заместитель
комиссара по Внеземелью Алекс Шевчук, председатель СЭКОНа Казимир
Ландсберг, командор погранслужбы Милослав Торопов и начальник земного
сектора службы безопасности Рене Борда.
– Сначала о деле Мальгина, – начала Боянова, на красивом лице
которой лежала печать решительности и воли.
– А разве уже есть дело? – спросил иронично настроенный Ландсберг,
обводя всех светло–голубыми глазами, в которых таились искры
насмешливости.
– Может быть, это слишком громко сказано, однако наш дорогой
нейрохирург контактировал с Шаламовым на пси–уровне, поэтому исключить
появление нежелательных последствий мы не имеем права.
– Поведение обычное, – проговорил толстяк Борда, похожий на
грустного бульдога, – отклонений в психике не замечено. Контакты
практически в пределах своего профессионального круга плюс отец плюс
эксперт синклита – Совета старейшин Ромашин. В настоящее время
готовится к эксперименту по чтению в своей собственной глубокой памяти
какого–то «темного знания».
– О чем идет речь? – осведомился прозрачноглазый, русоголовый и
русобородый Шевчук.
– Поясню, – сказала Боянова. – Мальгин участвовал в финале
операции по захвату Шаламова и пытался лечить его, а может, просто
успокоить в прямой пси–связи. Кое–какая информация, которой владел
Шаламов, передалась и нейрохирургу.
– То есть, по сути, он тоже «черный человек»?
– По сути он человек, причем с очень сильной волей и
самоконтролем, но запасов его «черных» знаний не ведает никто.
– Джума Хан согласился ассистировать ему, – добавил Столбов
флегматически, – так что подстраховка неплохая.
– Хорошо, перейдем непосредственно к теме, ради которой мы и
собрались: дело Шаламова. Начинайте вы, Алекс.
Шевчук, похожий на потомка старинного рода русских князей, кивнул.
– Мы проверили два пути Шаламова в Горловину – через Маат и
Орилоух, оба – отпадают. Даниил не появлялся ни в системе Маата, ни на
Орилоухе. Остается проанализировать еще два пути: через только что
открытый космический объект под названием Сфера Дайсона и через
систему Нептуна.
– Не понял логики, – проговорил хмуро внимательный, хладнокровный
в деле, но нервный в повседневной жизни Торопов. – Как известно,
Шаламов ушел именно в систему Нептуна, на одну из ее лун – Тритон.
Зачем же искать его у Маата или на Орилоухе?
– Естественно, мы сначала обследовали Нептун и его свиту, поиски
не прекращены и до сих пор, я имею в виду – поиски орилоуна, к
которому только и мог стремиться Шаламов. Кстати, объект примерно с
такими параметрами обнаружен на дне атмосферы Нептуна, готовится
экспедиция. Что касается поисков Шаламова на Маате, то... обнаружены
свидетели, показания которых дают нам основания утверждать, что
Шаламов ушел с Тритона по сети внутрисистемного метро. Отсюда –
Маат...
– Они что же, видели, как Даниил входил в метро? Или использовал
грузовую систему? – не сдавался Торопов. – У вас имеются данные,
которые неизвестны погранслужбе? Ведь мы работали и работаем вместе.
Командор посмотрел на Шевчука, поглаживающего бородку, потом на
Власту. Женщина тонко улыбнулась.
– Не надо амбиций, Милослав. Ведь вы прекрасно понимаете, что две
шпаги в одних ножнах не живут. Погранслужба – сектор Даль–разведки,
служба безопасности – епархия УАСС. У нас разные цели и задачи.
– Цель у нас одна, – все так же бесстрастно произнес Торопов, –
безопасность человеческих коллективов.
Боянова покачала головой:
– Мы входим в систему защиты человека и человечества с разным
историческим и социальным багажом. Но не будем дискутировать, не место
и не время. Я понимаю, вас задели конфликты между нашими и вашими
представителями в Горловине, но это уже вина конкретных людей, а не
самих служб. К этому вопросу мы еще вернемся. Итак, Горловина. Мы,
люди, сможем остановить ее сжатие в «струну»?
– Нет, – покачал головой Шевчук. – Скудость знаний о структурных
механизмах регуляции «серой дыры» Стражем Горловины, об уровнях ее
организованности и энергетике не дает ученым возможности даже
рассчитать последствия «схлопывания», говорить же о каком–то
управлении этим процессом вообще не приходится: в Горловине
реализуются законы не нашей физики и метрики, не евклидовой, во всяком
случае. Чего стоит, например, такой эффект, как фединг [Фединг –
ослабление или прекращение радиоприема на больших расстояниях в
результате изменений условий распространения радиоволн; в данном
случае речь идет о связи на «судорогах пространства».] ТФ–связи. Даже
метро начинает давать сбои!
– «Серая дыра» умирает от старости, – заметил председатель СЭКОНа,
– это один из самых древних объектов нашей Вселенной, если вообще не
самый древний. К тому же процесс ее «схлопывания» полностью
соответствует теории катастроф [Всегда возможно такое плавное и
обратимое изменение независимых переменных, при котором в окрестности
данной точки система терпит одну из элементарных катастроф (перегиб,
пик, гиперузел).]. – Ландсберг был физиком и совмещал профессию по
интересам с профессией по социальной необходимости, и неизвестно, что
ему нравится больше.
– Возможно, – сказал Торопов. – Похоже, наш уважаемый эксперт
Ромашин прав: маатане начинают глобальную эвакуацию. Надо поторопиться
со своей.
– А если они так взволновались, то в нашей Галактике, а может
быть, и во всем метагалактическом домене, который мы ничтоже сумняшеся
назвали Вселенной, нет больше сохранившихся с начала Большого Взрыва
«серых дыр».
Молчание в кабинете длилось несколько минут. Потом Боянова надела
эмкан связи с Умником, инком отдела, остальные сделали то же самое:
предстояло сформулировать решение и распределить конкретные задачи.
– Лирика закончена, коллеги.
– Наверное, не совсем, – проговорил Шевчук с ноткой сомнения. – По
сообщению наблюдателей с «Эдипа–2», час назад орилоун на Маате, их
единственная станция метро, исчез. А может быть, и взорвался. На том
месте наличествует приличная воронка, и над ней до сих пор в
колоссальном столбе светится воздух.
Снова кабинетом завладела тишина. Боянова повела короткий
мысленный диалог с Умником, покачала головой.
– Есть такое сообщение, попало в разряд несрочных. И что это
означает, Алекс?
– Не знаю.
Торопов поморщился.
– Если уж безопасность не знает...
Шевчук вдруг медленно встал, глядя перед собой отсутствующим
взором.
– На Орилоухе ведь тоже стали взрываться старые орилоуны...
– Ну и что? Не вижу связи.
– Таймыр...
– Что?!
– Орилоун на Таймыре. А если и он попытается?..
– «Три семерки» в эфир! – проговорила Боянова в ответ.
Ромашин задумчиво смотрел на озеро сверху, сквозь прозрачный борт
пинасса, потом перевел взгляд на громадный котлован, в котором
красовался очищенный от торфа, глины, песка и грязи Таймырский
орилоун. Котлован постоянно заплывал подпочвенными водами, вернее,
коричневой жижей, и техника откачки работала вовсю. Людей в котловане
на самом орилоуне видно не было: отдел безопасности сыграл тревогу, и
район озера был объявлен зоной непрогнозируемого риска. Исследователи
заперлись по бункерам, изучая орилоуна дистанционно, с помощью
автоматов.
– «Софии храм передо мной блистал, чаруя всей громадой
драгоценной» [Дж. Г. Байрон.], – продекламировал спутник Ромашина,
оставаясь сонно–невозмутимым.
Игнат покосился на его глыбистые плечи, хмыкнул.
– На храм он похож только издали, а вблизи это разрушающийся от
старости замок, вернее, старинный многоэтажный панельный дом. Как вам
его форма?
– «Чтобы описать сие сооружение, я бы отдал червонный без досады»
[Сервантес.], – снова негромко произнес сосед, демонстрируя хорошую
начитанность и память. Говорил он таким гулким, внутренним, чуть ли не
«подземным» басом, что Ромашину казалось, будто у него от этого голоса
резонируют кости черепа.
Спутником эксперта был Аристарх Железовский, биоматематик из
ксеноцентра Даль–разведки, согласившийся помочь Ромашину решить личную
проблему. То, что эта проблема называлась «поиск Шаламова», математик
еще не знал.
Колоритная фигура, подумал Ромашин мимолетно. Несколько рисуется,
да и мышц нарастил больше, чем требуется, однако в рекомендациях
Грехова и Доброгнева сомневаться не приходится. Обычно ученые
затрудняются отвечать, почему их интересует та или иная проблема. Что
заинтересовало Аристарха? Ответит ли он, если спросить напрямик? Что
ж, посмотрим его в деле... если не откажется. Впрочем, не отказал же
он Мальгину...
Железовский вдруг ухмыльнулся – улыбка преобразила его
скульптурное, каменно–неподвижное лицо в лицо доброго великана из
детской сказки, – бросил взгляд на Ромашина, и тому показалось, что в
голове его кто–то прошептал: «Не волнуйтесь, не откажусь».
Игнат мотнул головой, наваждение прошло. Но сомнение осталось. Он
готов был поклясться, что Железовский передал ему свою мысль без
всякой пси–рации.
– Этот орилоун – реализация эллиптической функции Якоби в
многомерном континууме, – сказал Железовский, доставая бинокль. – Но
много дислокационных нарушений. Могу посчитать, сколько он продержится
до схлопывания.
– Что? – поразился Ромашин. – Вы можете... какого схлопывания?
– Я работаю в ксенологическом центре, – снова слегка улыбнулся
Железовский, – и знаю все об орилоунах, «черных людях»... о Горловине.
О Данииле Шаламове. И чтобы не возникало вопросов в будущем: я работаю
с вами по Даниилу до тех пор, пока это мне интересно.
– Откуда вы... откуда вы взяли, что работать придется по Шаламову?
Математик прижал окуляры бинокля к глазам и превратился в статую
Геракла, выбирающего цель для охоты. Все позы Аристарха были настолько
скульптурными, что на ум невольно шли сравнения из древних сказаний и
легенд о богах и героях.
– Интуиция, – ответил наконец Железовский своим потрясающим басом,
в котором прозвучали нотки насмешливости и превосходства. – Подойдите
к нему поближе.
– Не пустят, – очнулся от транса Ромашин, но команду автопилоту
дал.
Пинасс плавно заскользил к громаде орилоуна, и тотчас же впереди
возникло в воздухе алое светящееся кольцо, перечеркнутое таким же
крестом. Их просили остановиться. Затем по рации пришел запрос: кто и
по какому поводу пытается проникнуть в зону риска?
– Эксперт синклита УАСС Ромашин, – вздохнул Игнат, отворачиваясь.
– Интерес сугубо личный. Я поброжу здесь вокруг немного, а чтобы не
мешал, включите машину в поисково–опознавательную сеть.
Пинасс пошел по кругу.
Железовский достал из сумки, с которой заявился к Ромашину,
видеокамеру и несколько минут снимал орилоуна с колпаком
газоконденсатора и шарами пылесборника, а также пейзаж вокруг, потом
откинулся на спинку кресла и застыл неподвижно.
– Этот орилоун мертв, иначе давно прекратил бы фонтанировать
газом. Что вы хотели поручить мне, какой расчет? Или прогноз? Учтите,
эфаналитик я еще слабый.
– Не прогноз, а действительно поисковый расчет. Я даю вам всю
информацию по этому орилоуну, данные по анализу пыли и газа, а вы
должны будете рассчитать, с максимально возможной точностью, район
Нептуна, из атмосферы которого поступает сюда струя газа и пыли.
Ученые как будто бы сделали подобные расчеты, но я им почему–то не
очень доверяю. Расчетам, разумеется.
Железовский не пошевелился, вглядываясь куда–то в даль, не сделал
ни одной попытки пошутить или возразить.
– Попробую, – сказал он, помолчав, – это действительно
неординарная задача. Вы хотите найти орилоуна на Нептуне?
– Или на Тритоне. Шаламов ушел в систему Нептуна, его видели и
стационарщики на Тритоне, и динамисты у колец планеты. Если бы я мог
исследовать выходы орилоунской сети метро, я не бродил бы вслепую, но
орилоуна на Маате уже нет, а на Орилоух и в Горловину мне, наверное,
уже не попасть. Да и этот орилоун, сами говорите, мертв, работает как
мембрана: сюда пропускает, а обратно нет. Недаром Шаламов не стал
пробиваться к нему.
Солнце зашло, сумерки завладели землей внизу, и краски сразу
потускнели. Из красивой асимметричной «этажерки» орилоун превратился в
разваливающийся многоэтажный барак, с покрытыми плесенью стенами. Но
через минуту над котлованом зажгли мощные осветители, и орилоун снова
засверкал белизной и муаровой вязью «настенной росписи».
– Знать бы, оживет ли в Шаламове человек, – пробормотал Ромашин
словно про себя. – Можно было бы просчитать его появление. Или все
человеческое в нем подавлено?
– Вряд ли, – пробасил внезапно Железовский, умевший быть
проницательным в нужный момент. – «Наши тела состоят из пепла давно
угасших звезд» [Дж. Джинс.], помните? Люди – представители вторичной,
если не энной, волны разума, а «черные люди» – представители уже
исчезнувшей ветви существ – нечто среднее между живым и неживым, между
разумом и сложным инстинктом. Правда, человеческие оценки этого
разума, равно как и инстинкта, в данном случае не годятся.
Ромашин с интересом посмотрел на математика, мысленно приказал
киб–пилоту: в Хатангу, к метро. Пинасс взял курс на юго–запад, набрал
скорость.
– Вы знакомы с информацией по «черным людям»?
– Я в группе по их исследованию.
Кажется, даже для работника моего уровня могут быть приятные
сюрпризы, подумал Игнат. Аристарх настоящий подарок судьбы. Или
экспромты подобного рода кем–то готовятся?
– Вы недоговорили.
– Человек от маатанина отличается настолько, что никакая целевая
перестройка нервной системы не способна превратить первого во второго.
– Но зачем тогда чужая генная память начинает переделывать
человеческое тело, если не способна сделать полноценного маатанина?
– Эволюция «черных людей» шла иным путем, нежели земная: от
большого числа органов с небольшим числом степеней свободы.
Динамические системы типа человека – у него около восьмисот мышц! – не
могут управляться из единого центра, должна быть иерархия уровней
управления, а у «черных» нет иерархии. Маатанин – сам себе мозг,
сердце, генератор движения плюс комплекс мышц, выращиваемых из любой
части тела.
Ромашин задумался, глядя на уносящееся назад и вниз пятно света.
Кивнул своим размышлениям.
– Значит, Шаламов вернется?
Железовский удивленно посмотрел на него, повернувшись так, что на
груди шевельнулись чудовищные мускулы.
– Я этого не говорил. Да и кто это может знать?
Игнат засмеялся:
– Не переигрывайте, Аристарх, я и так уже понял, что вы интрасенс
[Интрасенс – человек, обладающий врожденными экстрасенсорными
способностями в отличие от экзосенса – получившего таковые в
результате внешних воздействий.]. У вас это с детства или проявилось в
юности?
– С восемнадцати лет. – Железовский порозовел и отвернулся,
рассердившись неизвестно на кого.
Разговор прервался.
Через четверть часа на горизонте возник световой шатер Хатанги,
пинасс пошел на снижение, подчиняясь общетранспортному регулятору
этого края.
– Когда вас потревожить?
– Я сам найду вас, – сказал математик, просидев в каменной
неподвижности все это время. – Расчет не займет много времени, но
главное – полнота данных.
– Все, что у меня есть, я дам по своей консорт–линии, остальное –
ваша забота. Один вопрос, прежде чем мы расстанемся: не рискует ли
Мальгин стать таким же, как Шаламов? Не слишком ли он самоуверен?
Железовский пристально вгляделся в него: Игнату показалось, что
под черепом у него потянуло прохладой.
– Клим – интрасенс с очень хорошей пси–базой, он просто еще не
знает об этом, поэтому ничего ему не грозит.
– Человек–да, – пробормотал Ромашин.
Математик дождался, пока раскроется колпак кабины, и, легко
выпрыгнув на покрытие финиш–поля, прогудел:
– До завтра.
Ну и везет же мне на компанию, подумал Игнат с некоторым
сомнением, глядя на его мощную спину. И тотчас же в голове струйкой
воды из крана пролилась фраза: волков бояться – в лес не ходить...