Глава 4
Мальгин, как и Шаламов, тоже догадался, что может воспользоваться
«внутригорловианским» метро – только так можно было обрести шанс и
наткнуться на беглеца. Конечно, хирург не удержался от прогулки по
острову, с трепетом взирая на исполинские стены вудволлов, этого чуда
Стража Горловины, теплокровных полурастений–полуживотных, но Клаус, не
имевший человеческих слабостей, напомнил ему о невыполненном задании,
присовокупив предупреждение о возможных наблюдателях маатан.
– Засекут нас здесь – костей не соберем!
– Не пугай, – буркнул Мальгин. – В Горловине должны быть и наши
наблюдатели, в случае чего придут на помощь.
Ему повезло. Уже со второй попытки он попал на остров, где
когда–то совершили вынужденную посадку изуродованные, вросшие друг в
друга маатанский проникатель и земной спасательный шлюп. Мальгин сразу
узнал глубокую дыру в центре острова, пробитую маатанским сторожем
Горловины, когда тот уничтожил космолеты. Клим поднялся над «храмом»,
из башни которого только что выбрался, и не успел как следует
осмотреться, как оказался в гуще событий.
К «храму» со стороны океана мчались два маатанских «крокодила»,
еще один аппарат – сложное сплетение серебристых колец, решеток и
спиралей – падал сверху. Первый «крокодил» с расстояния в
триста–четыреста метров метнул вдруг в замешкавшегося Мальгина дымный
рукав, внутри которого, как в трубе, просверкнул огненный пунктир.
Клима спас координатор скафандра, без предупреждения хозяина – не было
времени – рванувшего изо всех сил в сторону, так что хирург на
мгновение потерял сознание от удара ускорения.
А затем произошло неожиданное: второй «крокодил» прыгнул вперед и
столкнулся со своим напарником, отчего следующий выстрел маатанского
автомата пришелся по «храму», испарив в нем часть неимоверно изогнутой
крыши. Что–то сверкнуло внутри столкнувшихся «крокодилов», оба нырнули
вниз, кувыркаясь, один из них стал разваливаться на огненные лохмотья
и дымящиеся куски.
– Берегись! – предупредил Клаус. – Еще один над нами.
– Вижу, – хладнокровно отозвался Мальгин, облизывая соленую от
крови верхнюю губу; от удара у него носом пошла кровь. – Быстро в
здание!
– Я только что заметил странную фигуру, как раз перед тем, как на
нас напали. Похоже, это были два «черных человека»...
– Где?!
– У той угловой башни с дырами, слева по борту.
– Это Даниил, больше некому. Ходу к башне, быстрей!
Скорость подскочила до ста километров в час, и оставшееся
расстояние Мальгин преодолел буквально за несколько секунд, но, как ни
спешил, серебристая многоэтажная машина успела опуститься к «храму»
раньше. Клим вынужден был затормозить. Ему показалось, что изнутри
чужой непонятной машины на него смотрят десятки пар глаз, и только он
успел подумать об этом, как спирали, кольца и решетки внутри
диковинной конструкции пришли в движение, размазались, расплылись
дымом, а на их месте действительно проступили... десятки человеческих
глаз!
– Что за дьявольщина?! – Ошеломленный Мальгин не поверил
собственным глазам. – Клаус, ты тоже их видишь или мне все это
пригрезилось?
– Вижу только одного, он возвращается. – Координатор не понял
вопроса, он следил за обстановкой вокруг и увидел одного из уцелевших
«крокодилов».
– Я о «глазах». Ты что, в самом деле не видишь?
– Вижу впереди чужой автомат сложной структуры, излучающий мощный
пси–фон.
– Ах, так вон оно в чем дело, пси–наводки... – Мальгин кинул
взгляд назад: «крокодил» угрожающе приближался. Размышлять – «добрый»
это автомат или нет – было некогда.
– «Универсал» к бою! Ныряем под эту... этот геометрический ребус с
глазами, а попытается помешать – стреляем. Не лучом – по площади, для
острастки. Не внемлет – откроем огонь на поражение.
– Понял.
Мальгин выписал аккуратную синусоиду в воздухе, сначала вниз, под
«глазастую» конструкцию – она никак не реагировала на этот маневр,
только глаза повернулись вслед человеку, – потом вверх, и вышел точно
под башней со множеством отверстий, в которой, по утверждению Клауса,
скрылись два «черных человека». Уже влетая в одно из отверстий, Клим
оглянулся.
Упакованные в прозрачный пузырь внутри обрамленной серебристыми
кольцами машины глаза, совершенно живые, человеческие глаза, мигающие
по очереди (!), смотрели ему вслед.
– Клим, – послышался чей–то далекий голос, и наступила тишина –
Мальгин оказался в башенке «храма», стенки которой не пропускали
радиоволн. Он сразу угадал вход в туннель, где мог скрыться «черный
человек», и, направляясь к нему, не удержался от вопроса:
– Ты слышал?
– Что именно? – отозвался Клаус.
– Меня кто–то окликнул...
– Нет.
Накатила волна глухой досады.
– Что–то глуховат ты у меня, братец, да и подслеповат к тому же...
Неужели так и не разглядел «глаза» внутри того прозрачного монстра?
– Нет, – ответил координатор бесстрастно.
Как и Шаламов до него, Мальгин вышел из туннеля «храмового» метро
в том же месте, внутри последнего форпоста Границы «серой дыры», хотя
и не знал этого. Ему показалось, что он блуждает по лабиринтам
необычного объекта, постепенно опускаясь в его недра, на самом же деле
путь Мальгина был гораздо длиннее, хотя он и не мог быть измерен
линейными мерами, в километрах или парсеках.
«Черные люди», в которых Мальгин, как ему казалось, угадывал
Шаламова и его «приятеля», мелькнули и пропали, не оставив и следа
своего пребывания в петляющих коридорах, то ярко освещенных, то темных
или заполненных редким цветным туманом, затрудняющим тем не менее
ориентацию. Мальгин все еще вспоминал встречу с неизвестным летающим
объектом, битком набитым «глазами», но уже склонялся к мысли, что
«глаза» ему пригрезились. Очевидно, давление пси–фона вблизи чужого
аппарата было таким сильным, что вызвало наведенную галлюцинацию,
ассоциирующуюся с похожими на человеческие мигающими глазами. Внутри
аппарата кто–то был, внимательно наблюдавший за событиями, но не
желающий вмешиваться, что и уловило подсознание Мальгина.
Устав, Клим съел два кубика интергропищи, по вкусу напоминающей
жареное мясо, запил витаминизированным желе. Кровь веселее побежала по
жилам, мышцы обрели былую силу, однако голова оставалась тяжелой, как
после бессменного суточного дежурства.
«Странное ощущение, – подумал Мальгин, прислушиваясь к себе. –
Будто застряло что–то во лбу и мешает двигаться... результат
усталости? Не похоже. Я не мог устать до такой степени, да и
стимуляторы должны были сработать...»
– Вероятно, это следствие действия повышенного пси–фона, –
предположил Клаус.
– Что?! И здесь повышен пси–фон?
– Ощущаю качественно, количественные оценки дать не могу из–за
невозможности замера параметров поля, его диапазон лежит далеко в
стороне от полосы чувствительности датчиков.
– То есть ты хочешь сказать, что этот пси–фон далек от нормального
гуманоидного?
– Совершенно верно. Источник излучения где–то внизу, в глубине
здания... если только это здание, что весьма спорно.
– Тогда идем вниз.
– Есть ли смысл? Ubi nihil – nihil [Где нет ничего, там нет ничего
(лат.).]. «Черный человек» давно покинул здание, ему здесь просто
нечего делать.
– Ты не знаешь Даниила, он наверняка пойдет вниз, а тем более в
таком возбужденном состоянии... Готовься к медблокаде, чувствую, будет
мне худо. Но проверить этот ход необходимо.
Мальгин двинулся вперед, сосредоточив волю и желание на достижении
одной цели: поиске Шаламова. Все остальное, в том числе собственные
переживания и физическое состояние, было несущественным.
По мере того как он опускался с «этажа на этаж», психологическое
давление на мозг усиливалось, Клим пережил те же ощущения, что и
Шаламов до него, только возможности адаптации и сопротивления внешним
пси–ударам у Мальгина были скромнее. Вскоре он перестал отличать
реальные предметы от галлюциногенных призраков, натуральные стены
коридоров от стен, сооруженных взбунтовавшейся фантазией, и только
трезвая оценка координатора кое–как спасала положение. Мальгину
грезились готовые к прыжку хищники, сочетавшие в себе злобную силу
земных тигров–людоедов и мрачную таинственность «черных людей»,
чудились засады, руки, сжимавшие оружие, уродливые фигуры джиннов и
дивов, демонов и чертей с трезубцами, направленными ему то в грудь, то
в спину; но как бы ни был он дезориентирован и сбит с толку, стрелять
по «нападавшим джиннам» не стал, удержался, каждый раз срабатывала
глубинная «блокировка» морали, закалка воспитываемой веками этики,
основанная на заповеди «не убий» и опиравшаяся на тренированное
самообладание. «Меч» оставался в «ножнах», хотя меч у Клима,
многодиапазонный излучатель «универсал» с автоматической наводкой на
цель и мысленным спуском, был гораздо более мощным оружием.
Опустившись еще на сто метров ниже прежнего уровня – таково было
впечатление, подкрепленное измерениями датчиков, – временами полностью
теряя ориентацию, от оглушительного «шума» забывая о смысле своих
блужданий, с трудом удерживаясь на зыбкой грани беспамятства, Мальгин
вынужден был констатировать, что глубже ему не пройти. Хорошей защиты
от пси–излучения у него не было. К зрительным добавились и звуковые
галлюцинации: кто–то звал его, предупреждал, вещал философские истины,
смеялся и плакал, говорил голосами Купавы и Ромашина. Однако Мальгин
отреагировал на все эти «голоса» лишь дважды: первый раз – когда с ним
заговорил Ромашин, и второй – когда послышался голос Шаламова.
– Дан, это ты? – прохрипел Мальгин.
– Я то, что было, есть и будет, – ответил «собеседник», – никто из
смертных не приподымал моего покрывала [Надпись на храме Изиды в Саисе
(Египет).].
Мальгин сразу потерял интерес к голосу – едва понял, что говорил
сам с собой. Но когда «Шаламов» послышался второй раз, Клим не
выдержал, вступил в диалог:
– Где ты, Дан? Отзовись!
– Клим, дальше тебе ходу нет, возвращайся.
– Где ты? – крикнул Мальгин, невольно напрягая зрение и слух, но
видел вокруг лишь танцующих огненных чудовищ, а в ушах звучал рев
«диких слонов», «грохот взрывов» и «адский вой урагана».
Шаламов не ответил.
И Мальгин двинулся в прежнем направлении. Он обнаружил Даниила
случайно, буквально наткнувшись на две черные фигуры, причудливо
искаженные искривленной линзой сознания, но все же материально
ощутимых, твердых. Мальгин не смог определить, кто из них Шаламов в
образе маатанина, а кто галлюцинация, иллюзорный двойник, поэтому
хирург, ощупав первую фигуру и убедившись, что перед ним, похоже,
человек в скафандре типа «отшельник», принайтовил находку к своему
скафандру с помощью прочного линя и приказал Клаусу включить «аллюр
три креста». Координатор, тоже наполовину оглохший и ослепший, память
все же сохранил и рванул назад из адского места, стены которого,
казалось, вот–вот сомкнутся и раздавят непрошеных гостей.
Очнулся Мальгин в просторном гроте с неровным полом и низким
потолком, украшенном пятнами светящейся изморози. Огляделся. В
кильватере за ним одна за другой смиренно следовали две черные глыбы,
два маатанина.
– Кажется, у меня начался бред, – сказал он сам себе спокойно,
жадно глотая витаминизированную смесь. – Я почему–то вижу двух «черных
людей». Чур меня?
– Я тоже, – ответил Клаус не без иронии.
Мальгин поперхнулся, с минуту смотрел на неподвижные фигуры,
постепенно приходя в себя, потом наконец вспомнил:
– Их и должно быть двое, ты же сам говорил, что видел двоих.
Даниил нашел–таки своего визави, того самого, своего крестника,
которого спас. Надо же, как повезло, ай да мы!.. Кстати, как долго я
был без сознания?
– Час одиннадцать минут. По моим подсчетам мы где–то недалеко
от... – Клаус замялся. – Я потерял ориентацию. Здесь мы не проходили.
– Немудрено в такой свистопляске... Поехали наверх... или куда там
еще, вылезем – сообразим, что делать дальше.
Связка из трех одинаковых с виду фигур, две из которых были
созданы голографической аппаратурой земных скафандров, медленно
поползла вдоль грота к выходу, потом по коридорам из «пещеры в
пещеру»; менялись диаметры и длины коридоров, размеры залов, их стены
постепенно светлели, наливались молочным свечением, в них появились
прозрачные прожилки, словно пласты хрусталя, и, наконец, впереди
засияло отверстие выхода. Мальгин инстинктивно замедлил движение, ему
стало не по себе: выходил он явно не там, где когда–то начал погоню за
Шаламовым. В тревоге сжалось сердце.
Выход приблизился, в глаза брызнуло ярким белым светом. Стиснув
зубы, Мальгин одним прыжком преодолел последние метры пути и вылетел
наружу. И не поверил глазам.
Ландшафт кругом был не похож на окрестности Стража Горловины, и
вылетел хирург не из «храма» – из сверкающей алмазными просверками
ледяной горы. Гора имела плоскую вершину, усеянную множеством ниш, и
курилась паром. Стояла она в ущелье с отвесными, синими с голубым
стенами, поднимавшимися на колоссальную высоту и тающими в голубой
прозрачности неба. Светила видно не было, и все же освещен этот мир
был как в яркий солнечный день на Земле. Казалось, что светится сам
воздух.
В серо–синей почве ущелья были разбрызганы вкрапления черных пятен
и заросли «настоящего» бамбукового леса, удивительно ровного, как
щетка: каждое «дерево» представляло собой совершенно прямой членистый
прут высотой до ста метров, черный у основания и краснеющий к вершине.
В разных местах ущелья, уходящего влево до горизонта и поворачивающего
справа, виднелись «ледяные горы», такие же, как и те, из которых
выбрался Мальгин: неровные параллелепипеды в невероятно сложном узоре
ниш и рытвин, красивые, гармоничные, эстетически совершенные,
создающие впечатление небывалой легкости и стройности, несмотря на
неуклюжую форму и размеры.
– Поздравляю, – раздался в ушах чей–то голос.
Зачарованный Мальгин медленно повернулся.
– Привет, Клим, – снова прозвучал голос. – Поздравляю с прибытием
в Орилоух. Ты все же нашел меня, старик. Зачем?
Мальгин вспомнил о «василиске», как о постыдной тайне, в
пересохшем горле пискнул задавленный волнением вопрос: «Кто ты?»
Вместо этого он хрипло проговорил:
– Ты напрасно сбежал из клиники, Дан. Многие беспокоятся, что ты
можешь... понимаешь, может быть, даже неосознанно...
– Ясно, не продолжай. Кто именно беспокоится? Безопасность?
Ромашин?
– Не только.
Шаламов рассмеялся. У Мальгина похолодела спина от этого смеха,
лишенного эмоций, ровного и холодного, как снежное поле.
– Купава, что ли? Допускаю. А ты, видать, до сих пор не остыл,
Климушка, и не забыл... и не простил, а?
– Дурак ты! – непроизвольно вырвалось у Мальгина первое, что
пришло в голову.
– Может быть, – с неожиданной легкостью согласился Шаламов. – Что
есть, то есть. Хотя я почему–то всегда был уверен в обратном. Да и
Купава не ушла бы к дураку. – Тот же холодный смех.
«Тогда был дурак я, – подумал Мальгин с тоской, блокируя выход
пси–передатчика на антенну связи. – Если бы мне дали возможность, я бы
каждый свой шаг прошел не так... и не было бы этой встречи...»
– Где Купава? – спросил спасатель. – Дома я ее не нашел.
– Не знаю, – соврал Мальгин с пугающей простотой.
– Знаешь, – твердо сказал Шаламов. – Знаешь, мастер. Не хочешь
говорить – не надо, узнаю сам. Что же мне с тобой делать? Ты мне
будешь мешать.
– Давай вернемся, Дан. Без твоего согласия ни о какой операции
речи быть не может, обещаю, хотя ты и...
– Договаривай.
– Ты болен, Дан, болен чужим знанием и прекрасно понимаешь это.
Прощу тебя, давай вернемся, тебя ждут. Купава тоже.
– Откуда сведения? Вернуться я успею. Лучше скажи, что мне с тобой
делать. Ты же добровольно не отстанешь...
– Не успеешь, Дан. Я имею в виду, что чем позже ты вернешься, тем
дальше зайдет процесс...
– Ну–ну... Интересно.
– Не торопи меня и не стращай, я давно преодолел границы страха.
Ты и сам знаешь, что в тебе идет процесс перестройки психики. Кем ты
станешь, Дан, когда он закончится?
– А тебе что за забота? Подумал бы лучше о себе.
У Мальгина вдруг возникло ощущение, что внутри Шаламова
шевельнулся дракон, поднял голову и посмотрел на него ледяным
взглядом.