Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Вершина 5
Мастер-Посланник
Глава 1

Наверное, им все еще везло. Хотя Такэда совершенно точно знал, что цепь их невероятного «везения» создана ценой достаточно серьезных усилий множества разумных существ системы подстраховки, задействованной Собором Веера задолго до появления на Земле человечества. «Интересно, – подумал инженер, – какое место в этой системе занимает Вуккуб? Или его помощь никем не запланирована?»

Они успели попрощаться с Романом, взвалить на его плечи связь с мамой Сухова, а также продолжение поисков Ксении, выбрались на лестничную площадку, когда вдруг сработал индикатор на пальце Никиты.

– Что? – насторожился Такэда.

– Охотники, – коротко отозвался Сухов, ткнул пальцем вверх, предлагая подняться на этаж выше.

– Допустим, мы от них оторвемся, но это не значит, что они не оставят в темпорале засаду, как в прошлый раз.

– Да, нервайлер нам сейчас пригодился бы. Хотя я не знаю, как отреагировал бы на его излучение Отшельник и как оно подействовало бы на «чекистов».

Беглецы поднялись на последний этаж, прислушиваясь к шумам лифта. Снизу по лестнице тяжело поднимались двое, как минимум еще один сторожил лифт, и неизвестно сколько ждало на улице.

«Хоть бы Романа не убили, – подумал Толя, ужасаясь, что не может помочь тренеру. – Интересно, у них есть аппаратура узнавания личности или нет? Что–нибудь вроде биолокационного комплекса, идентификатора личности». Шепотом спросил об этом Сухова.

– Скорее всего они – сами себе аппараты локации и поиска на всех возможных диапазонах, – так же шепотом ответил Никита. – Посторожи минуту, я попробую определиться.

Он застыл с окаменевшим от внутреннего напряжения лицом, глаза остекленели, сосредоточились на чем–то сугубо личном, почернели. И почти тотчас же ожили. Сухова шатнуло, так что он вынужден был опереться на плечо инженера.

– На чердаке их нет, но на крыше соседнего дома сидит снайпер. Придется снова уходить через транскоф.

Они поднялись по металлической лестнице на чердак, выдернув замок из ветхих петель, и развернули «дипломат» транскофа. Охотникам ЧК не хватило буквально нескольких секунд, чтобы застать беглецов во время перехода. Зато у них были свои транскофы, и в коконе темпорала они появились почти одновременно. Четверо против двоих у двери в камеру хроносдвига.

Никита и Толя повернулись лицом к преследователям, те остановились – четыре черные фигуры с нечеткими пятнами лиц в прорезях капюшонов, – и наступила такая тишина, что, как потом образно выразился Такэда, «стал слышен шорох тени, бегущей по пятам».

– Прыгай, я их задержу, – быстро проговорил Толя и вдруг словно окаменел, превратился в статую, не в силах сделать ни одного движения.

Удар пси–поля получил и Никита, но он был уже готов к атаке подобного рода и с успехом отразил импульс, чувствуя, как вспыхнувшее бешенство освобождает канал Вести от барьера проницаемости и в голову, в сердце, в тело вливаются колоссальные силы и знание.

Стоявший впереди черный гигант отшатнулся, вскидывая руки, но Сухов не дал ему времени сотворить заклятие, то есть реализовать формулу магического воздействия, он просто толкнул всю четверку демонов, развернул их внутрь самих себя, толком не осознавая, что делает. И охотники ЧК исчезли! Они съежились со звуком вылетевших из бутылок с шампанским пробок, превратились в черные скрученные жгуты, в сосульки, в дымные струи!

Сила, сдерживающая Такэду на месте, исчезла, и он с криком «Банзай!" прыгнул вперед. Остановился в растерянности, но быстро сориентировался:

– Как я их, а?! Топаем отсюда, меченый, пока другие не подоспели.

Никита, с сожалением цеплявшийся за тускнеющий «хвостик» парасвязи с эйдосферой Веера, еще помня чувство колоссального объема поля информации, поля мысли, развернувшегося перед ним, с трудом заставил себя вернуться на «грешную землю». Что–то мешало ему думать о деле. Какая–то заноза в памяти, нечто нематериальное – след присутствия чужой мысли. И лишь в камере хроносдвига, к счастью пустой, заполненной лишь сиреневым дымным светом, Никита понял: и на этот раз ему помогли! Кто – неизвестно, то ли Вуккуб, то ли кто из магов, давших слово собраться в нужный момент, в «час ноль». Но способ помощи был более тонок, чем прежние: ему «подсунули» сатори – озарение, включив чуть ли не весь запас клеток мозга на анализ поступающей извне информации.

– Вряд ли я смог бы сделать это сам, – вслух заключил Сухов.

– Что именно? – покосился на него Такэда.

– Ничего. – Никита встряхнулся, посмотрел вверх. – Отшельник, не ты ли это сделал? – Подождал ответа, но темпорал молчал. – Что ж, когда–нибудь я это узнаю.

Перстень эрцхаора на пальце Сухова выдавил из себя зелено–желтый крестик, превратившийся в объемную пятиконечную звезду, и тотчас же перед людьми открылся «тоннель хроноструны», соединяющий Миры Веера.

«Кишка Отшельника», – пришло на ум Толе неожиданное сравнение, а потом долгое падение в бездну прервало приятный процесс самооценки.

Мир, в котором они вышли из темпорала, был, очевидно, близок к тем мирам, где происходила Битва сил Закона и Хаоса, близок не по оценке линейных мер и расстояний – по временному сдвигу. Поэтому планета с коконом Отшельника хоть и убереглась от прямого разрушения, но вследствие расползания ткани пространства под напором «эманаций» Хаоса «заболела».

Никита угрюмо взирал на необыкновенный ландшафт, вызывающий ассоциации нездоровой атмосферы, хронического страдания и застарелой тоски: земля оплыла фестонами, руинообразными холмами и грибовидными взгорками, между которыми поблескивали лужи с плавающими по воде островками грязно–зеленой пены, желтели ядовитые болотца с хилой растительностью или чернели щетинистые рощицы растений, укутанных густой «шерстью» колючек. И цвета здесь преобладали унылые: все оттенки коричневого, серого, желтого, зеленовато–бурые и ржавые. Лишь небо над головой было ровное, желтое, плотное на вид, без единого облачка, но с тремя более светлыми горизонтальными полосками над горизонтом, олицетворявшими, по всей видимости, светило. Атмосфера планеты была плотнее земной, но с меньшим содержанием кислорода, и дышалось в ней как в бане, несмотря на довольно низкую – градусов десять выше нуля – температуру. Путешественники не сразу привыкли к этой особенности воздуха, ошеломленные к тому же конгломератами незнакомых запахов.

Темпорал в этом мире стоял, вернее, рос как дерево – он и был похож на дерево, на земной кактус, – на вершине единственной на всю округу скалы высотой метров в сто, с плоской, будто срезанной вершиной, площадью со стадион. Слой мягкой земли на скале был невелик, но позволил расти косматой зелено–желтой траве и кустарнику, похожему на спутанные клубки шерсти. Кроме того, в центре площадки, неподалеку от кокона, торчал из земли странной формы камень, похожий на скрюченного, одетого в серую хламиду человечка. Никита задержал на нем оценивающий взгляд – показалось, что «человечек» шевелится, но голос Такэды отвлек его:

– Куда ты меня завел, Сусанин?

Никита глянул вниз, на безрадостный пейзаж, пробормотал:

– Неужели я ошибся? А ну–ка дай хохху.

Толя вытащил из кармана Вуккубовой куртки хрустальную бабочку портсигара.

– У меня не осталось ни клочка бумаги.

– Обойдемся. – Сухов развернул портсигар, накрыл углубления в прозрачных перепончатых крылышках ладонями и застыл на несколько секунд.

Такэде показалось, что руки танцора тоже стали прозрачными, как и хрусталь хронорации, он мигнул, и наваждение пропало. Сухов открыл глаза.

– Все правильно, мы на месте.

– Где именно? Или это секрет?

Вместо ответа Никита отдал хохху Толе, подошел к скрюченному каменному «человечку» и тронул его за плечо. «Человечек» вдруг раскрылся как плащ и опал на землю тонким кожисто–перепончатым покрывалом. Внутри он был пуст.

– Понял теперь?

– Я понял, что это вовсе не камень.

– Это диморфант, вернее, останки диморфанта, существа, способного заменить скафандр. Вся команда Хуббата щеголяет в таких костюмчиках, выдерживающих любые физические воздействия.

– Что ж он не помог Хуббату в мире Истуутуки?

– Я толком и сам не знаю, но, похоже, лемур Истуутука воздействовал не на Хуббата, а на диморфанта, то есть как бы приказал ему напрямую. Впрочем, законы Шаданакара неисповедимы.

Такэда хмыкнул:

– Значит, и нас могут так же остановить в случае чего?

– Трюк, выполненный Истуутукой, может пройти лишь однажды. Информация об этом ушла в эйдос, и теперь диморфанты предупреждены.

– Почти убедил. Но не очень–то он впечатляющ с виду, кожа есть кожа.

– Эта «кожа» выдержит ядерный взрыв.

– Тогда ты ошибаешься в принципах ее работы: без магии такая ткань ядерный взрыв не выдержит. Я не спорю, – заторопился Толя, видя, что Никита начинает сердиться, – но пока мы будем их искать, нас найдут раньше. И почему ты уверен, что эти твои диморфанты станут нам служить?

– Для их популяции это единственный шанс уцелеть... если только она давно не вымерла. А служить им, к сожалению, все равно кому, моральные категории добра и зла им неведомы.

Никита поднял над головой руку с перстнем, из которого во все стороны посыпались изумрудные искры. Такэде показалось, что он слышит тонкий прерывистый свист и одновременно низкий басовитый гул, будто где–то неподалеку заработали сразу два генератора: ультразвука и звука сверхнизкой частоты. «Эрцхаор, – сообразил Толя. – Надо же, а я и не знал, что он способен на такое».

Подождав немного, Никита с разочарованием опустил руку с погасшим перстнем.

– Кажется, мечте твоей не осуществиться.

– Моей? – удивился Такэда. – Какой мечте?

– Пожить в симбиозе с негуманоидной дамой, представляющей собой скафандр высшей защиты. Разве нет?

– О да, мечтал всю жизнь, – остался невозмутимым Толя.

Что–то прошуршало за спиной, под обрывом. Такэда рывком обернулся и отпрыгнул назад, чуть не сбив с ног занятого какими–то манипуляциями Сухова. Над краем скалы виднелась чья–то странная, полуптичья–полурыбья голова с плоским утиным клювом, вытянутая вперед, в чешуе, с кольцами серебристого пуха вокруг глаз, круглых, с огромными зрачками, немигающих, в которых стоял вопрос и ожидание.

– Знакомься, – с облегчением сказал Никита. – Диморфант... э–э... имя ты ему дашь сам.

Такэда, скосив на него глаза, понял, что танцор «говорит с Космосом»: лицо у Сухова напряглось, приобрело сходство с лицом Зу–л–Кифла, тяжелым и властным.

– Подойди, – четко выговорил Сухов не своим, гортанно–звучным, глубоким, каким–то «объемным» голосом, не открывая рта. Команда относилась к существу над обрывом, но была столь твердой, что даже Такэда послушался, впрочем, опомнившись тут же и сообразив, что «услышал» не голос друга, а мысленный приказ.

Над краем скалы показались плечи диморфанта, потом туловище, бесформенное и плоское, с двумя боковыми отростками в виде крыльев. Казалось, движется не живое существо, а мохнато–чешуйчатый оживший халат с капюшоном, надетый на вешалку.

– Это твой хозяин и друг, – раздались внутри Толи «слова» пси–языка Сухова, понятного, очевидно, и диморфанту.

– Прикоснись к нему, – скороговоркой произнес Никита уже нормальным голосом, – а то сбежит. Их уничтожили столько после Битвы, причем бессмысленно, совершенно по–человечески, что выживание стало второй жизненной программой.

– А ты говоришь, они неуязвимы...

– Они неуязвимы для любого физического воздействия, но не для любого магического. Хотя, если эти уцелели, значит, они приспособились сопротивляться и магам.

– И все–таки здесь какой–то парадокс.

Такэда, повинуясь больше взгляду Сухова, нежели собственному рассудку, придвинулся к «халату на вешалке» и заставил себя коснуться лоснящегося, словно смазанного жиром и в то же время совершенно сухого плеча. Его пронизало удивительное ощущение: нечто похожее на электрический разряд, но разряд не физический, а эмоциональный, уместивший в одном мгновении растерянность, страх, удивление, восторг, блаженство и покой! И огромное облегчение.

– Сусаноо! – вырвалось у Такэды.

Никита издал суховатый смешок.

– Пусть будет Сусаноо... хотя Сусанин звучит не хуже.

– Нет, я его не... – начал Толя, и не думавший называть диморфанта именем японского бога ветра и грозы, но подумал немного и согласился. – Действительно, почему бы и не Сусаноо? Японскому господину – японского слугу. Что дальше?

– Коснись еще раз и мысленно представь, что он твой костюм, плащ или пальто, на что хватит фантазии, остальное он сделает сам.

Такэда с сомнением посмотрел на диморфанта, по телу которого бежала рябь.

– Что это с ним? Нервничает? А вдруг он псих? И вообще болен?

– Он просто доволен, Оямович, радуется жизни. Кстати, костюм можешь снять, хотя он и не помешает.

Такэда послушался. Раздевался он быстро, чувствуя себя неуютно и стесненно, зажал в руке хохху, расческу, носовой платок и портмоне с деньгами, которые им одолжил Вуккуб. Затем, словно ныряя в холодную воду, дотронулся до «руки» диморфанта. И снова получил нервный укол, удивительным образом передавший ему чувства существа–скафандра: радость, дружелюбие, жадное ожидание и готовность повиноваться. В следующее мгновение диморфант окутал его со всех сторон, претерпел быструю трансформацию, выхватывая из памяти хозяина полуосознанные желания того типа одежды, который соответствовал его вкусу, и...

Сухов сзади захохотал.

Такэда оглядел себя спереди и с боков, невольно глянул на давящегося смехом Никиту.

– Что смешного?

– Ты уни... ка... лен! – в четыре приема ответил тот.

Диморфант превратился в великолепный костюм дипломата: безукоризненной формы черный костюм, ослепительно белая рубашка, галстук, лакированные туфли.

Поразмышляв немного, прислушиваясь к ощущениям и чувствуя необыкновенную легкость в теле и душевный подъем, Такэда неуверенно позвал: «Суса... э–э... ноо?»

Диморфант выдал порцию эмоций: легкое недоумение, согласие, заботливость, одобрение, удовлетворение – и Толя с изумлением обнаружил, что уже одет в кроссовки и точно такой же джинсовый костюм, который только что снял. Живой скафандр реагировал на его мысли быстрее, чем он сам.

– Вот теперь нормально, – произнес слабым голосом Сухов, отсмеявшись. – Наверное, всю свою бессознательную жизнь ты мечтал стать дипломатом. Или коммерсантом. А ну подпрыгни.

Такэда озадаченно глянул на друга, помедлил слегка, подпрыгнул.

– Не так. Представь, что тебе надо вспрыгнуть на трехметровую стену.

Толя представил... и сумасшедшая сила бросила его вверх на четыре с лишним метра... и ловко поставила на ноги, когда он оттуда свалился.

– Ну как?

– Чтоб я сдох! – Такэда опомнился. – А ты как же?

– Я одет.

Только теперь инженер обратил внимание на второй ворох одежды. Никита переоделся, хотя выглядел как и прежде.

– Когда ты успел?

– Посланник я или погулять вышел? Ладно, закончили примерку. С экипировкой все в порядке, теперь дело за малым: меч и конь. Меч я знаю, где искать, вернее, знаю хрон, а вот с конем дело сложнее. Но что–нибудь придумаем. Ты не против, если мы оседлаем жругра?

– Кого? – не поверил ушам Такэда.

– Черненького такого, страшненького, на них еще эти смешные демончики ездили, игвы Великие. Помнишь, на Айгюптосе мы видели одного... разрубленного вдоль. Симпатичный такой монстрик.

– Ты с ума сошел!

– Может быть, – согласился Никита. Лицо его отвердело. – Но без него... или другого подобного «коня» нам далеко не уплыть, Оямович. Драться нам придется на полном серьезе, причем в многомерных мирах, а чтобы драться на равных с игвами, надо обладать хотя бы такими же возможностями и свободой передвижения. Ты думаешь, мы ушли от ЧК?

– А разве нет?

– Мы ушли от их псов. «Чекисты» – маги, хотя и более низкого ранга, чем Великие игвы, и если бы вышли на нас самостоятельно... Те, от кого мы отбились, – их охотничьи собаки. В какой–то степени мыслящие, хотя и не по–человечески, обладающие относительной свободой выбора и цели, но собаки, овчарки, волкодавы, так сказать. Мне вообще кажется, что у них всего один хозяин–маг, так же как и они не знающий жалости.

– Собаки, – попробовал слово на вкус Такэда. – Я предполагал нечто подобное. – Он передернул плечами и почувствовал, как чья–то рука ободряюще похлопала его по плечу – это отреагировал диморфант. – Позволь вопрос, о Посланник!

– Говори, – надменно воздел подбородок Сухов.

– Я всего лишь глупый Наблюдатель, о Посланник, и не гожусь даже в оруженосцы. Я не понял, почему наши друзья–диморфанты (теплое прикосновение к затылку) отыскались так быстро.

Никита не выдержал первым, засмеялся, но сразу же согнал улыбку с лица.

– Они ждали нас, Оямович, и ждали долго. Ждали, потому что им приказали ждать Посланника и его спутника задолго до моего и твоего рождения. О системе подстраховки, подчиненной Соборной Душе Веера, ты знаешь и сам, но я убедился в ее реальности час назад, когда мы выбирались из квартиры Романа, хотя мог бы догадаться и раньше, слишком уж разительны были случаи везения. Что ж, ум мой не столь остер, как хотелось бы. Зато приятно сознавать, что не только у демонов Синклита существует система контроля, включающая разведку, контрразведку, службу информации и отряд подстраховки. Причем не хуже, чем у них. Хотя, с другой стороны, невесело открывать истину, что мой путь предопределен. Пусть и не на все сто процентов. Ты это знал?

– Естественно, – кивнул Такэда. – Наблюдатель я или погулять вышел? И рад, что ты не комплексуешь. Твой путь действительно был предопределен в какой–то мере, и бригаде подстраховки пришлось попотеть, оберегая тебя до поры до времени, чтобы ты до всего дошел сам.

– Выбор Посланника был твой?

– Нет, это действительно случайный выбор Вестника, но я мог дать отрицательную рекомендацию.

– Вот почему тебя мучили сомнения. А я думал – из–за Ксении... что ты ревнуешь.

– Прозрел наконец? – Толя не стал говорить, что в вопросе с Ксенией Никита оказался провидцем. Но вряд ли узнает об этом. – Правда, до настоящего Посланника тебе далековато. – Толя поднял руку, останавливая Никиту. – Не обижайся, выслушай. Я пока твой друг и имею право на правду.

Ты не самый храбрый из людей, не самый сильный, не самый умный, не самый добрый и решительный, поэтому тебе, чтобы выжить и дойти до цели, надо научиться думать, планировать, изворачиваться, искать выход из самой безнадежной ситуации. Если на спасение будет один шанс из миллиона, ты обязан воспользоваться им, и мысль о поражении просто не должна прийти тебе в голову. В принципе, Зу–л–Кифл уже говорил тебе об этом. Зато я всегда буду рядом. Это все...

Никита открыл рот, чтобы пошутить, и закрыл. Вид у Такэды был необычным, лицо оставалось спокойным, но он волновался.

– Да, Зу–л–Кифл зрил в корень. Наверное, оба вы правы. Но я тебя не совсем... ты говоришь таким тоном...

– Потому что в скором времени не смогу тебя сопровождать, ни в качестве советника, ни в качестве оруженосца. Я простой смертный, Кит, и не в состоянии следовать за Посланником в ад многомерия. Хотя буду настаивать на этом.

Лицо Никиты просветлело.

– Вон ты о чем... ну это мы еще поглядим, Оямович. Может, и ты сможешь.

– Вряд ли, – раздался сзади чей–то невыразительный, равнодушный голос.

Такэда стремительно обернулся.

Из дупла дерева–темпорала спрыгнул на землю Хуббат, предводитель «свиты Сатаны», за ним еще четверо, такие же равнодушные, громадные, мощные и грозные.

– Я ждал тебя, брат Вуккуба, – спокойно сказал Никита, и в голосе его не было страха.

Они стояли друг напротив друга, ощутимо сильные, исполненные решимости – в силу разных обстоятельств – и уверенности, но если Хуббат не видел перед собой достойного противника и не был щепетилен в вопросах морали, то Сухов, наоборот, знал, с кем имеет дело, и не испытывал к нему враждебных чувств.

Хуббат был вооружен хабубом и держал трезубец остриями к противнику, копье–вардзуни Никиты торчало у него под мышкой, направленное наконечником в лицо раругга.

Такэда представил, что сейчас произойдет, и украдкой оглядел сопровождавшую вожака СС четверку. В случае поражения Сухова шансов спастись у инженера не было, но сдаваться без боя он не собирался. Незаметно вытащив свой кинжал–стилет, который таскал с собой все время, Толя приготовился к схватке с хладнокровием самурая, задумавшего харакири.

Хуббат метнул трезубец без предупреждения, хотя слово «метнул» не отражало действительности: просто все три острых и длинных зуба его оружия, засияв, вдруг устремились к Никите, метя в голову, грудь и живот.

Но и Сухов действовал не менее быстро: с острия вардзуни сорвались три извивающихся молнии и вонзились в летящие стрелы трезубца. Три неярких, но шипящих и визжащих вспышки возникли в десятке метров перед людьми и пропали. «Стрелы» хабуба исчезли. Противники как ни в чем не бывало стояли друг против друга с оружием в руках. Хабуб снова сиял тремя остриями стрел–ракет (видимо, перезаряжался он автоматически), и наконечник вардзуни ронял на землю капли голубого свечения. На лице Хуббата проступила озабоченность, Никита улыбался.

– Попробуем еще, Триглав?

Вспыхнули три факела ослепляющего пламени – стрелы сорвались с «древка» трезубца, и еще раз, и еще. Девять раз вспыхивали леденящие душу, выжигающие глаза, почти бесшумные взрывы, но ни одна из стрел–ракет не долетела до цели. А если бы долетела!.. Даже в полусотне шагов от сражавшихся Такэда ощутил жуткую мощь этих стрел, способных расколоть гору величиной с Эверест, а ведь Хуббат стрелял в стоящего в десяти шагах танцора в упор!

«Вовремя мы надели диморфанты», – подумал Такэда с облегчением и получил благодарность от Сусаноо в виде ласкового прикосновения к спине мягкой кошачьей лапы.

– Поговорим? – все так же улыбаясь, предложил Никита. – Я не хочу тебя убивать, раругг.

– Нам не о чем разговаривать, я просто делаю свое дело, – тяжело произнес Хуббат. Он ничего не сказал своим помощникам, не сделал ни одного жеста, но один из них вдруг поднял свой хабуб, и Такэда мгновенно метнул в него стилет.

Тонкое жало клинка вошло оперативнику в висок, но он все же выстрелил, хотя и неточно: три молнии ушли в сторону болота, и через несколько секунд три гигантских смерча, черно–белых, с голубыми просверками, выросли на горизонте, вонзились в небо, расплываясь зонтиками фиолетово–синего дыма и короной молнии. Загрохотало, вздрогнула равнина, скала с темпоралом и людьми закачалась, словно готовая рухнуть.

Оперативник с кинжалом в голове упал на колено, однако почти сразу же вскочил, вырвал клинок из головы и повернулся к побледневшему Такэде. Голова его стала менять форму, разделилась на три вертикальных слоя, два из которых взбугрились изнутри десятком шишек, превращаясь в две жуткие морды, а третий, с дырой от кинжала – оплыл, словно вытек в воротник. Затем морды соединились в одну фигуру, шишки разгладились, голова вытянулась, посветлела, два лишних глаза втянулись в нее, как и два хищных носа, миг – и на объятого ужасом инженера глядело человеческое лицо. Без всякого выражения. И это было страшнее всего.

– Успокой своих клевретов, – посоветовал Сухов.

Хуббат снова промолчал, но четверка его помощников замерла, отвернувшись от Такэды.

– Да, ты многому научился, – неохотно признался раругг наконец. – Я ошибся в тебе тогда, а ошибки надо исправлять.

– Поздно, Триглав. Моя магическая вооруженность еще слаба, но и ее достаточно, чтобы противостоять тебе и твоей команде.

– Вардзуни – не твое оружие, как и шиххиртх.

– Я не профессиональный Посланник, о блюститель этики боя, и только защищаюсь. Вряд ли ты, будучи на моем месте и владея шиххиртхом, не пустил бы его в ход. Не выполнил свою главную задачу – уйди с дороги.

– Уйти – значит уйти, Посланник, а я не привык сдаваться.

– Уйти – не значит умереть, раругг, хотя для этого потребуется, может быть, больше мужества и воли. Я знаю твою родословную и знаю также, что ты не всегда был на стороне Великих игв. Чем они тебя соблазнили, что предложили?

– Нет смысла обсуждать этот вопрос. Продолжим бой, Посланник, кто–то из нас должен исчезнуть.

– Я понял. Власть? – Никита погрустнел. – Они обещали абсолютную власть? Да, это мощный стимул. Прав был Зу–л–Кифл: тот, кто вкусил власти, особенно власти над живыми существами, никогда добровольно ее не отдаст. Но ведь в молодости ты сражался с драконами, Триглав, защищал свою родину. Неужели и тут правы мудрецы, открывшие формулу: кто слишком долго сражается с драконами, сам становится драконом?

– Ты... знаком... с Зу–л–Кифлом? – медленно проговорил Хуббат.

Никита не успел ответить: четверка серых демонов внезапно повернула к темпоралу, а Хуббат бросился на Сухова с мечом, явно отвлекая его от этого маневра, не давая времени на размышления. Но в действие вмешалась сила, которой никто не ждал, в том числе и сам Сухов.

«Эсэсовцы», не добежав до темпорала, вдруг попадали на бегу, словно срубленные деревья, и остались лежать, а сверху на скалу спикировала гигантская птица и превратилась в слегка улыбающегося бронзовотелого... Уэ–Уэтеотля, первый меч Астаамтотля, командира контрразведки императора Тлауискальпантекутли, повелителя Дома Утренней Зари, бывшего мужа жрицы Тааль. Он подошел к застывшему Хуббату, покачал головой, сказал с едва уловимым оттенком превосходства:

– Может, сразишься со мной, хаббардианец?

Хуббат кинул в него меч, но индеец сделал какой–то быстрый жест, и раругг с криком «Нет!" стал уменьшаться, оплывать, сворачиваться, превращаться в гладкую глыбу мутного стекла, пока не превратился в маленький зеленовато–белый шарик. Уэ–Уэтеотль сделал похожий жест в сторону лежащих ничком оперативников СС, подождал, пока не закончится процесс превращения живых существ в стеклянные шарики, подобрал их, небрежно вогнал один в другой и спрятал оставшийся, как фокусник, у себя за ухом. Сказал ровным голосом:

– Вы сделали ошибку, Посланник, сообщив ему о своей встрече с Зу–л–Кифлом. Ликвидировать вас, а тем более мага Айгюптоса он был не в состоянии, но мог сообщить о вашем договоре Великим ингвам, и Собору Шаданакара пришлось бы искать нового Посланника и другую Семерку.

Кровь бросилась Никите в лицо. Он понял, зачем Хуббат затеял отступление со стрельбой.

– Прости, Уэтль, и спасибо за помощь.

– Самонадеянность – не есть признак силы, Посланник. Прими этот упрек и в дальнейшем старайся не поддаваться человеческим слабостям.

– Я постараюсь. – Никита сдержал язык, готовый оправдываться и дальше, и кивнул на ухо индейца. – А что ты сделал с ними?

– Ничего, – тонко улыбнулся Уэ–Уэтеотль. – Изолировал на некоторое время. Раругги не жестоки по натуре, они просто равнодушны, почти как игвы, к любым этическим системам, именно поэтому их век прошел. Если можно достаточно долго оставаться на одном уровне добра, то нельзя – на одном уровне равнодушия. Раругги сами не заметили, как скатились в потенциальную яму зла. Итак, до встречи, Посланник!

– Как, ты уже уходишь?!

– У меня много дел. – Индеец подал руку Никите, потом Такэде, подмигнул им и, подпрыгнув, взлетел огромной, сверкающей золотом и алмазами птицей. Кругами пошел в небо. Исчез.

Друзья посмотрели друг на друга, и вид их был настолько озадаченный, что оба рассмеялись. Потом Такэда сказал:

– Ты знал, что он тебе поможет?

– Чувствовал, но подумал о Зу–л–Кифле.

– Я думаю, тебя подстраховал тот, кто был ближе или меньше занят. Кстати... – Толя не договорил.

На скалу со свистом падала птица, расправила крылья у самой поверхности, так что воздушная волна едва не свалила людей с ног, с небес раздался голос Уэ–Уэтеотля:

– Я узнал, где Ксения, Посланник, она жива, все хорошо, но точных координат не дам. Жди сообщений.

Птица – не то орел, не то гигантский кондор – взмыла в небо и затерялась в его тусклом свечении.

– Где она?! – крикнул потрясенный Сухов во весь голос, выходя из столбняка. – Уэтль, где она?!

– Не кричи, – посоветовал Такэда. – Все равно он не скажет, если даже и знает. Ведь ты побежал бы сразу туда и наломал дров. Нет? Главное, что она жива, отыщем.

Никита хватанул ртом воздух, кинул на Толю бешеный взгляд и успокоился, хотя сердце продолжало оглушительный бой и звало в поход за любимой.

– Спасибо, – уже совсем тихо произнес Никита, обращаясь к небу.

«Пожалуйста», – долетел бестелесный мысленный голос мага.