Глава Пятая
* * *
Утро он провел в одиночестве, как, впрочем, и предыдущий вечер, и
утро перед тем. Попойки в доме Соллей постепенно сошли на нет; для жи
телей Каваррена не осталось тайной его странное нежелание исполнить
свой воинский долг – явиться на зов и возглавить гарнизон в борьбе с
разбойниками, о которых уже и в Каваррене говорили, что они необычайно
жестоки и наглы. Город, как и прежде, жил слухами – но и слухи не веч
ны, кто–то уже потерял интерес, кто–то пожал плечами, а кто–то и прямо
объявил Эгерта Солля изменщиком и трусом...
Он усмехнулся. Горожане могли предположить, что их, горожан, мне
ние мало заботит Солля – но у них не хватило бы воображения понять, в
какой колоссальной степени ему наплевать на все их пересуды. Он сидел
у окна и равнодушно смотрел, как пузырятся под дождем лужи, как бродят
по двору псы и время от времени гремят по мостовой кареты с кичливыми
гербами.
В дверь нерешительно стукнули; горестный лакей просунул в щель
свой круглый, пуговкой, нос:
– Господин... Там... Спрашивают...
Эгерт вяло отмахнулся. Посетители не интересовали его.
Лакей ушел – однако через минуту вернулся снова, несколько возбуж
денный:
– Господин... Она говорит... что это важно... Что она...
– Кто – она? – Эгерт удивился. Визит к нему дамы в самом деле был
диковинкой.
Лакей помялся. Тихонько вздохнул:
– Девчонка, мой господин. Такая... девчонка, одним словом.
Эгерт подумал, разглядывая дождь. Погода казалась мало подходящей
для визитов, и он рассудил, что, возможно, таинственная посетительница
и впрямь слишком хочет его видеть.
– Проси, – бросил он лакею. Тот снова замялся:
– Так она... Мокрая, господин мой, грязная, ковер замарает...
– И ты не в состоянии избавить меня от визитов замарашек? – спро
сил Эгерт холодно. Лакей засуетился:
– Так... гнать, что ли?..
Эгерт со вздохом поднялся.
Девушка ждала у дверей; она действительно походила на искупавшего
ся в тине ежа, черные волосы слиплись и висели сосульками, под подош
вами прохудившихся башмаков натекла уже целая лужа, и потому Эгерт уз
нал ее не сразу, а только тогда, когда она шагнула ему навстречу и
хрипловато, простужено пробормотала:
– Господин Солль... Я приехала, чтобы... Луар.
Этого имени она могла бы и не произносить. Он и без того прекрасно
помнил осенний праздник с бродячим театром, искрометную комедиантку,
вызывающую всеобщий смех, и своего сына в сером плаще служителя Лаш.
Девушка по имени Танталь была связана в его памяти с шоком, ужасом и
болью открытия – а потому он и сейчас поморщился, как от боли:
– Что – Луар?
Она захлопала ресницами, то и дело судорожно сглатывая. Кажется,
его равнодушие и неприязнь оказались для нее неожиданным ударом – и
сейчас она изо всех сил искала слова, чтобы задобрить его:
– Луар... Я хочу поговорить с вами. Господин Солль, я виновата, но
так вышло, что я все знаю...
За плечом у Солля навострил уши любопытный лакей. Солль подавил в
себе малодушное желание отослать его.
– Что – все? – спросил он нарочито громко, чтобы доказать и себе и
лакею, насколько безразличны ему все на свете тайны. Впрочем, в глуби
не души он был уверен, что девчонке известно что–то совсем другое,
мелкое, незначительное.
Она перевела дыхание. Покосилась на лакея; попросила тихо и жалоб
но:
– Наклонитесь... Я скажу...
Пожав плечами, он наклонил голову – и тогда, приблизив свои синие
от холода губы к его уху, она прошептала чуть слышно:
– У него медальон... Он ходил на могилу... Но он не виноват. Он
был в Башне Лаш... Он станет, как Фагирра. Нельзя... Почему вы его
бросили?!
Лакей ничего не расслышал и обижено засопел. Эгерт стоял, забыв
выпрямиться, и поэтому воспаленные глаза девчонки оказались совсем ря
дом с его глазами. Умоляющие, мокрые, испуганные собственной дерзостью
глаза:
– Господин Солль... Я, конечно, не имею права... Но больше ведь
некому вам это сказать... Простите...
Он с трудом разогнул сразу занемевшую спину. Тяжело направился к
себе; у подножия лестницы оглянулся:
– Ты, наверное, хочешь есть?
Она молчала, смотрела затравленно и не знала, чего от него ожи
дать.
Он через силу улыбнулся:
– Ладно... Тебя покормят. Потом поговорим.
Она поспешно кивнула, но он увидел, что она хочет еще что–то ска
зать, хочет и не решается.
– Ну? – спросил он через плечо.
Она прерывисто вздохнула:
– Если можно... Я хотела бы... помыться.
Весь путь до Каваррена занял, по ее словам, «много дней» – как
много, она сказать не могла, сбилась со счета где–то посреди дороги.
Она здорово изменилась с тех пор, как Эгерт видел ее последний раз –
исхудала, повзрослела и растеряла половину своей веселости. Впрочем,
горячая ванна и сытный обед вернули в нее кое–какую жизнь – краем гла
за Эгерт заметил, как она походя пристроила салфетку на согнутый ло
коть статуи, украшавшей столовую, отчего бронзовый пастушок сделался
похожим на трактирного слугу.
Эгерт привел ее в кабинет и дал возможность разглядеть и вепрей на
гобеленах, и женщину в мальчиком на парадном портрете; потом она села
в кресло, в то самое, где несколько месяцев назад сидел Луар. Эгерт
подавил в себе горечь.
Она заговорила, сначала с трудом, преодолевая робость, потом все
быстрее и раскованнее, причем голос ее удивительным образом менялся в
зависимости от того, кто именно был в этот момент героем рассказа.
Эгерт почувствовал, как по спине его бегут мурашки – в устах полузна
комой девчонки явственно звучали интонации Луара. Она говорила, при
вычно управляя вниманием слушателя, поочередно влезая в шкуру всех
многочисленных персонажей – а он смотрел в ее мерцающие черные глаза и
думал, что в ней проскальзывает что–то от Тории – совсем юной, еще не
пережившей смерти жениха, одухотворенной своей наукой и своей лю
бовью... Конечно, Танталь ни лицом, ни нравом ничуть не была похожа на
Торию. Но вот этот блеск в глазах...
Он позволил себе расслабиться. Чуть–чуть. Распустить бронированный
панцирь, отрезавший его от мира, подумать о молодой Тории, о родинках
на ее шее, и о первой брачной ночи строгого и целомудренного Луара...
Какое счастье, что все эти месяцы мальчик был не один.
