* * *
Алана хранила тайну целых полдня.
Вечером, прибежав в комнату матери и уткнувшись лицом ей в подол,
она жалобно просила позвать Луара домой – она, Алана, звала, но он так
и не пошел... Маму наверняка послушает, надо позвать, ему ведь одному
плохо...
Узнав, в чем дело, Тория призвала к себе няньку и тоном, которому
позавидовал бы и ледяной торос, велела ей убираться.
Пожилая женщина расплакалась:
– Небо... Госпожа моя... Столько лет... уже она... как родная...
Не знаю, в чем провинился этот несчастный мальчик... Но девочка–то ни в
чем не виновата, госпожа моя... Я знаю... Не щенок же он – человек...
За что же, госпожа...
Тория молчала. Впервые за много дней она увидела себя – и свои
поступки – чужими, хоть и верными и преданными глазами. Бесчеловечная
мать...
Криво улыбнувшись, она отменила приказ. Повернулась и ушла к себе
– прямая, как мачта. Ей мерещилось, что она разносчица с площади, что
на макушке у нее лежит ноша, которую нельзя уронить или расплескать;
нельзя даже повернуть голову – а ноша давит, норовит вдавить в пол, ос
тавить на ковре бесформенное мокрое пятно...
Ночью ей показалось, что она вспомнила.
На крик прибежала Далла – перепуганная, в смятой сорочке. Тория
стояла посреди комнаты, в судорожно стиснутом кулаке вздрагивала горя
щая свечка, и расплавленный воск капал на побелевшие от усилия пальцы.
...Его руки были без костей. Мягкие и прохладные, будто тесто, бе
лые холеные ладони. Этими руками он тащил ее по изощренному лабиринту
пытки; она не знала, что коснется ее тела в следующую секунду – ободря
юще–ласковая ладонь или раскаленный докрасна, дымящийся стальной
прут.
В его глазах стояло наслаждение. Руки...
...Нет, он не касался ее. Все допросы подряд он просиживал в высо
ком кресле с удобными подлокотниками, и только один раз, отослав пала
ча...
Тория захлебывалась водой из поднесенной Даллой чашки. Он не отсы
лал палача... Он...
Память взбеленилась. Исступленная память не желала допускать разум
за эту проклятую дверь; Фагирра мертв, кричала память – и была права.
Грохот инструментов в железном тазу. Бескостные ладони на ее бед
рах...
Отчаянно завопила Далла. Чашка покатилась по полу, расплескивая во
ду; на глазах горничной госпожа Тория Солль побледнела как мертвец и
лишилась сознания.
