* * *
С наступлением холодов мы перебрались на постоялый двор – в комна
тушки под самой крышей, где скрипел прямо под маленьким окошком флюгер
соседнего дома, стонали рассохшиеся половицы и сочно переругивались
горничная с кухаркой. Местный конюх в первый же вечер полез Гезине под
юбку; Флобастер препроводил его на задний двор, и присутствовавший при
разбирательстве Муха сообщил с удовольствием, что «теперь надолго».
Конюх действительно надолго исчез с наших глаз, но конюх – это
всего лишь конюх.
Мне было тяжелее. На меня положил глаз хозяин гостиницы.
Невысокий, щуплый, с острыми, как у кузнечика, коленками, лысова
тый и хитроглазый хозяин проигнорировал прелести пышногрудой Гезины; я
все чаще ловила на себе лукавый, острый взгляд его маленьких черных
глаз. Флобастер мрачнел, но молчал; я знала, что мы обязаны хозяину, он
уступил нам комнаты за полцены и, следовательно, вправе ожидать от нас
благодарности.
Я старалась попадаться ему на глаза как можно реже; завидев тонкую
фигурку в конце коридора, я горбилась и начинала хромать. Напрасно;
разведка в лице Мухи приносила самые неутешительные сведения: он обо
мне справлялся. Его интересовало, когда я ухожу и когда возвращаюсь, и
два раза подряд – неслыханное дело! – он снизошел до спектаклей, кото
рые мы давали посреди большого мощенного двора.
Исполнясь черных мыслей, я днями напролет бродила по холодным ули
цам.
Сколько дней пути потребуется Луару, чтобы добраться до Каваррена?
По моим расчетам, разговор с господином Эгертом уже состоялся... Если,
конечно, Луару удалось добраться туда невредимым и если господин Эгерт
действительно там...
О прочих возможностях и вероятностях я старалась не думать. Я бро
дила улицами, подолгу околачивалась у городских ворот и жалела об од
ном: мы не уговорились о встрече. Как Луар меня найдет?! Если, конечно,
предположить, что ему захочется меня искать...
Хозяин постоялого двора скоро понял, что я намерено избегаю его;
однажды утром Флобастер вызвал меня для беседы, и был он мрачнее тучи.
Накануне хозяин имел с ним долгий и дружеский разговор; скрипя зубами и
отводя глаза, Флобастер сухо сообщил мне, что, прежде чем обижать при
ятного и достойного человека, следует по крайней мере познакомиться с
ним поближе.
В комнате меня ждал подарок – бумажная роза и тарелка пирожков;
Гезина сообщила с невинным видом, что пару пирожков она уже съела – я
ведь не обижусь?
Я повертела в пальцах бумажную розу. Из гущи шелестящих, будто
накрахмаленных лепестков приторно несло ароматическим маслом; Гезина
закатила глаза.
...Хозяин сидел в глубоком кресле посреди обеденного зала; мимо
него не могла проскользнуть и мышь – если б, конечно, в голову ей приш
ла идея выйти через парадную дверь. К счастью, сквозь ажурные перила
винтовой лестницы я вовремя разглядела щуплую тень – а потому поднялась
обратно и, не слушая протестов потрясенной Гезины, выбралась через окно
на соседнюю крышу.
Черный кот, вдыхавший ароматы из кухонной трубы, посмотрел на ме
ня, как на сумасшедшую. Неуклюже спустившись на землю и чудом не пере
ломав при этом руки–ноги, я поплотнее запахнулась в плащ и двинулась,
куда глаза глядят.
Над городом вились причудливые дымы; замерзнув, я зашла в какую–то
лавку и долго приценивалась к изящного вида каминным щипцам. Наконец
лавочник уступил и согласился на мою цену; разочарованно вздохнув, я
пожала плечами и вышла прочь.
Проглянуло реденькое солнышко; по замерзшей мостовой звонко цокали
копыта. Из лошадиных ноздрей валил пар. Я шла и думала о Флобастере.
Он спас меня из застенка, именуемого приютом для обедневших девиц
благородного сословия – спас совершенно бескорыстно, он ведь тогда не
знал, что, выйдя на подмостки, я принесу немалый доход ему и труппе! Он
никогда ни к чему меня не принуждал, всегда позволяя оставаться собой –
даже на ту единственную сумбурную ночь я согласилась сама, из любопытс
тва... Его одного не обманули мои надсадные стоны – он оценил мое ак
терское мастерство, и только. Он знал о философии «картошки» и «шпина
та»; он видел меня насквозь, он знал обо мне все – до того самого мо
мента, как в жизни моей объявился Луар Солль.
Вряд ли Флобастер станет мною торговать. Нас слишком многое связы
вает... И все же ему не следовало обнадеживать хозяина гостиницы. Я же
понимаю, он его обнадежил... Зачем?!
Я замедлила шаг, и в глазах моих стыли слезы. Вместо того, чтобы
заступиться... Из–за денег? Из–за этой проклятой скидки?
Мне показалось, что меня предали. На мостовой застыли обращенные в
лед помои; я не поднимала головы и потому сперва увидела лишь высокие
дорожные сапоги.
Потом будто что–то толкнуло меня в затылок, я подняла красные гла
за – прямо передо мной неспешно шел Луар Солль, и обветренное лицо его
было бесстрастно, как у человека, совершающего ежедневную надоевшую
прогулку.
– Луар!!
Он обернулся – без удивления, будто его то и дело окликают. Брови
над отрешенными глазами чуть сдвинулись:
– А... Танталь...
Я готова была поклясться, что он с трудом вспомнил мое имя.
Впрочем, в тот момент мне было не до гордости; я едва удержалась,
чтобы не схватить его за рукав:
– Здравствуй...
Он кивнул в ответ. Казалось, он постоянно складывает и делит в уме
многозначные числа.
Мы пошли рядом; он явно не собирался примеривать свой широкий шаг
к моему, и поэтому мне приходилось почти бежать.
– Луар...
Он чуть повернул голову, и в уголках его рта мне померещилось по
добие улыбки. Странно, но горло мое сжалось при одной только мысли, что
хорошо бы коснуться его и пойти с ним, и жить в одном доме, и вечно
спать в одной постели... Почему – нельзя?
Он отвернулся. Нет, это была не улыбка – просто губы стянуло за
пекшейся коркой.
– Луар... Ты...
Надо было спросить, был ли он в Каваррене и говорил ли с отцом –
но слова не шли с языка. Нельзя так напрямик спрашивать... Он же пони
мает, чего я жду, какого ответа...
Он не понимал. Он жил в своем мире, отделенном от меня прозрачной
скорлупой – от меня и от той ночи в повозке, в холщовом домике, на
осеннем ветру...
На мгновение я похолодела от суеверного ужаса – а Луар ли это? Не
призрак ли погибшего на большой дороге паренька, такой повзрослевший,
равнодушный призрак?
– Извини, – сказал он все так же отрешенно. – Я не о том.
Я так удивилась, что на секунду даже отстала:
– Не до... не о чем?
– Потом, Танталь.
Он пошел быстрее; это равнозначно было приказу убираться. Сама не
понимая, что делаю, я бежала рядом, будто на привязи; потом останови
лась и крикнула ему в спину:
– «Соломенный щит»! Постоялый двор «Соломенный щит»!
Он не обернулся.
Некоторое время я висела между небом и землей, выбирая, удариться
ли в плач, отдаться ли в отместку хозяину двора либо предпринять что–то
еще; спина Луара маячила впереди, он уходил все дальше и дальше – и,
стиснув зубы, я решила отложить истерику на потом.
Он явно не бродил неприкаянно – он шел к какой–то хорошо известной
ему цели; его ноги были почти вдвое длиннее моих – но у меня зато было
упрямство, какое Луару и не снилось.
Я пошла следом. Куда и девался холод; спина моя взмокла, щеки мои
горели, изо рта равномерно вырывался пар – непосвященный, верно, решил
бы, что перед ним обращенный в девушку огнедышащий дракон. Не упуская
из вида Луарову спину, я одновременно должна была смотреть под ноги –
чтобы не поскользнуться на корке замерзших нечистот; волоча за собой
потеющий задыхающийся хвост, Луар вышел к городским воротам, свернул с
широкой дороги и двинулся вдоль стены.
Никогда раньше я не бывала здесь. Тропка тянулась узкая, но уве
ренная и протоптанная; вскоре впереди показалось некое подобие железной
ограды, и я поняла, что попала на кладбище.
Луар остановился, оглядываясь; вспомнив об укрытии, я юркнула за
выступ городской стены. Впрочем, Луар все равно бы меня не заметил –
ему было «не до того».
Из покосившегося домика выполз сторож; еще издали Луар позвенел
ему кошельком с монетами, и повадки старичка враз помолодели.
– Я ищу могилу, – сказал Луар.
Я насторожилась.
Старичок поклонился до земли:
– Как же... Затем и приставлены... Кого ищет юноша?
– Отца, – бросил Луар.
Я вжалась в стену щекой. Эгерт... Небо, Эгерт... Что же это, небо,
что с ним случилось... За что...
– О–о, – протянул старичок с уважением. – Вы нездешний, стало
быть... Звали–то вашего батюшку как?
Я обхватила плечи руками. Бедный Луар... Теперь все понятно. Эти
пустые отрешенные глаза...
Мотались по ветру спутанные ивовые ветки – целые колтуны голых
желтых веток. Из–под тонкого слоя снега пробивалась бурая, как сваляв
шаяся шерсть, трава.
– Э–э... – снова протянул старичок. – Звали–то... Вашего батюш
ку...
– Фагирра. Фар Фагирра.
Мне показалось, что мои уши подло лгут. Старичку, по–видимому, по
казалось то же самое:
– Э... – промямлил он испуганно. – Как–как?!
– Фагирра, – бесстрастно повторил Луар. – Служитель ордена Лаш. Вы
знаете.
Старичок подался назад; я издали видела, как дрожат его руки:
– Он... ТОТ?
Луар вытащил из кошелька новую монету. Старичок отступил еще:
– Стало быть... Тот самый... Фагирра?
Имя далось ему с трудом – как грозное, запрещенное к произнесению
проклятие.
– Да, – сказал Луар уже раздраженно. – Где он похоронен?
– За оградой, – отозвался старичок глухо. И добавил что–то – я не
расслышала.
Луар звякнул кошельком:
– Покажи.
Несколько секунд старичок колебался; потом поежился, взял протяну
тую монетку и боком, как паук, побрел прочь от ограды.
Луар последовал за ним.
