*** *** ***
Едва махолет сел и майор Шольц с Грабовским выпрыгнули на песок, рядом
по обыкновению неслышно возник Генрих. Он казался невозмутимым; ничто в
выражении его лица не могло свидетельствовать о нетерпении или спешке.
– Поздравляю, босс, – коротко приветствовал Генрих. – С освобождением,
коллега.
Грабовски сдержанно кивнул. С Генрихом Штраубе он был незнаком, хотя и
наслышан об этом разведчике после известных событий в Алзамае и
окрестностях.
– Пойдем, – прервал Генриха Шольц. – Мы еще и поговорить толком не
успели...
«Конечно, – понял Генрих. – Слишком много чужих ушей в сибирском
махолете...»
Сотрудничество сотрудничеством, но у разведок каждой страны, пусть даже
объединенных альянсом, есть глубоко интимные дела.
Спустя десять минут Шольц и его люди устроили экстренное совещание
европейской оперативной группы. Естественно, сначала выслушали рассказ
Грабовского об ашгабатском мятеже и его же первоначальный анализ.
Выводы получались странные.
Очень странные. Майор Шольц даже счел их решительно невозможными. Если
верить всему, что сообщил Грабовски, переворот в Ашгабате подготовила и
спровоцировала Россия.
Будь у Шольца и его людей больше времени – возможно и удалось бы
тщательно проанализировать ситуацию. Но времени не осталось.
Генерал Золотых отдал команду начать десантную операцию.
По всей северной туркменской границе пришли в движение сибирские и
российские пограничные части. Сотни селектоидов взвились в воздух. Сотни
экипажей–внедорожников вторглись на территорию Туркменистана.
Интервенция началась – незадолго перед рассветом. И, естественно,
первые выстрелы не заставили себя долго ждать.
Генрих в этот момент сидел в чреве скоростного махолета ударной группы.
Рядом с Грабовским. Напротив, через проход, расположились старые знакомые –
прибалты Юрий Цицаркин и Рихард Вапшис. Кроме того в группу входило трое
россиян, трое сибиряков и полтора десятка европейцев–спецназовцев.
Номинальным командиром группы считался лейтенант–европеец, мрачноватый
немецкий овчар. Но Генрих знал, что он сам и Грабовски, равно как и
прибалты, русские и сибиряки, просто приданы к спецназовцам. Несомненно, что
на опытных агентов–разведчиков руководство возлагало задачи поважнее, чем на
чистых боевиков–спецназовцев. Скорее всего поэтому агентов усадили в глубине
десантного трюма, дальше всего от люков. Дабы ненароком не положить их в
первые же минуты, если случится какая–нибудь роковая заминка при высадке.
Далеко впереди, кажется даже не на нейтральной полосе, а уже на
территории Туркмении, вспыхнула стрельба. Несколько бронетранспортеров смяли
стену мономорфного заграждения, чудом произрастающего в бесплодных песках, и
в открытый проем устремились внедорожники с солдатами альянса.
Туркмены вяло отвечали – на удивление вяло.
А потом махолет взлетел.
Теоретически махолет могли сбить. Европа, к примеру, подобным оружием
располагала. Располагала ли Туркмения – никто толком не знал. Номинально –
нет. Но традиционные успехи туркменских генетиков и биологов на самых
различных, порой очень неожиданных направлениях селекции не исключали такой
возможности. Кроме того, неизвестно чем занимался на своей базе Саймон Варга
– почему бы не разведением эффективных селектоидов–зениток? Да плюс волки. У
этих наверняка имелось в запасе какое–нибудь подходящее оружие.
Но операцию альянса планировали тоже не дилетанты. Перед транспортными
махолетами над границей прошла сплошная волна беспилотных
селектоидов–тральщиков. Если у мятежников есть противовоздушная оборона,
тральщики неминуемо ее выявят. И тут за дело возьмется вторая волна –
секретные европейские штурмовики, которые скрытно доставили к туркменским
границам. Эти малоповоротливые летающие крепости были способны обратить
целые гектары какого угодно ландшафта в сплошь перепаханные поля. Сравнять с
землей, с песком – с чем придется – любые укрепления.
Генералу Золотых стоило неимоверных трудов добиться разрешения на
использование этих селектоидов. И Европа, скрепя сердце, санкционировала их
применение в операции «Карусель–2». Потому что руководство ведущих стран
альянса отнюдь не собиралось получать второй щелчок по носу, как в Алзамае.
Генрих Штраубе переварил всю эту шокирующую информацию со странным
отрешением. В принципе, любой вэ–эровец или служащий спецназа подозревал,
что Европа имеет мощное оружие. Но подробностей не знал никто.
Когда Генрих впервые увидел зачехленные штурмовики, что дремали на
ральсодорожных платформах, и узнал от Шольца что же это такое, он впал в
какой–то странный мысленный ступор. Словно отказало умение удивляться.
А потом один штурмовик расчехлили. И стало возможно воочию полюбоваться
на воплощенный селектоид смерти. Пока еще сонный и обманчиво неопасный.
И лишь к вечеру того богатого на откровения дня Генрих наконец до конца
осознал, что живет в эпоху великих перемен. И более того, сам во всем этом
активно участвует. Факт, что люди готовы убивать других людей и даже вывели
для этого специальных селектоидов, его не очень удивил. В конце–концов, он
служил во внешней разведке, а значит был подготовлен психоинженерами к самым
крайним и решительным поступкам.
Генриха потряс глобальный подход. Потрясла реализация идеи «убивать
все, что движется или сопротивляется." И он вдруг задумался – какой же тогда
смысл гоняться за волками по всей Евразии, если в Европе, оказывается, давно
отыскались свои волки, добропорядочные и сытые, которые днями чинно
изобретают и реализуют в селектоидах методы массовых убийств, а вечерами
гуляют в парках с детьми и водят жен в рестораны? Волки, которые лично не
нажимают на спуск пулевиков, но зато пулевики придумывают? Мощные пулевики.
Очень мощные. Сращивают их с самолетами и обеспечивают достаточный
боезапас...
Мир рушился. Мир, в котором люди не убивают людей – только когда это
действительно крайне необходимо – таял и исчезал. Вместо него вставал
пугающий мир, недобрый мир, мир, в котором небо в любой момент мог застить
вражеский штурмовик и обрушить на каждого без разбору всю свою неизмеримую
боевую мощь. Не на изгоя, который собственными проступками сам вывел себя за
рамки истинных людей, а на любого, кто встретится по пути. На правого и
виноватого. На беззащитного.
И еще Генрих вдруг подумал, что никогда не интересовался вопросом: а
проходят ли психокондиционирование все те, кто отдает Генриху и десяткам
других вэ–эровцев во всем мире приказы в моменты пресловутых фитилей?
Проходят? Или нет?
Махолет тем временем вышел на расчетную высоту; канонада внизу почти
сразу стихла, так толком и не разгоревшись. Генрих вслушивался, пытаясь
понять: штурмовики сказали свое веское слово или обошлось без них? Похоже,
что обошлось. А это значило, что силы альянса смяли жиденькие пограничные
барьеры Туркменистана без особых проблем.
Или это только казалось?
Генрих Штраубе тискал ствол регулярного длинноствольного пулевика и
ожидал, что же принесет ему ближайшее будущее.
А еще он решил, что при первом же удобном случае сменить пулевик на
игломет. С парализующими иглами.
