Техник Большого Киева - Владимир Васильев - Книжная Полка

24. Бадахшань – Гунгашань (Миньяк-Ганкар).

Проснулся Пард от холода – левый бок прижимался к пластмассовой рукоятке двери. Справа было тепло: там спала Инси.

Пард глянул за окно, но увидел только мутные разводы на мокрых стеклах. Было тихо, непривычно тихо. Ни звука не доносилось снаружи. Пард давно отвык от загородной тишины. Впрочем, на трассе Большой Киев – Большая Москва все сто километров тишины не дождешься. Это здесь, на юге Киева, где дорог просто нет, царит безмолвие. Полное и абсолютное безмолвие.

Ни звука. Не рычат двигатели, не шумит движение, не разговаривают живые... Нет звуковой рекламы. Ничего. Совсем ничего. Словно они застряли в ватной туманной пустоте.

Пард приоткрыл окно. Сразу стало еще прохладнее, и обнаружилось, что снаружи тишина все же не гробовая: шуршала на ветру мокрая трава. И где–то высоко–высоко заливался жаворонок.

Инси пошевелилась, просыпаясь, и вдруг замурчала, словно кошка. Пард выполз из–под одеяла и нашарил рядом с педалями любимые ботинки.

Где–то позади их джипа звонко хлопнула автомобильная дверца – команда просыпалась.

Пард вышел из джипа в утреннюю влажную прохладу. Поежился. От крайнего «Хорива» ему приветственно помахал рукой друг–орк Вася.

– С добрым утречком, Пард!

– И тебя туда же... – проворчал Пард, снова зябко передергивая плечами.

Они отошли с Васей шагов на полста в раскисшую степь. Сделали ее еще более раскисшей.

– Грязища, – Вася зевнул. – Не завязнем, как думаешь?

– Не знаю. «Хоривы», вроде, обученные. Авось пройдут.

Звонко хлопали дверцы машин – наверное, многие уже не спали, когда Пард выбрался из машины. Просто неохота было покидать теплые салоны и выходить в промокшее весеннее утро.

Вольво спешил. Тронулись почти сразу. Пард предоставил джипу ехать самостоятельно, а сам с аппетитом жевал бутерброд с размороженной говядиной и запивал легким николаевским пивом. «Хорив» деловито полз вперед, не забыв ненадолго включить просушку стекол и дворники. Окна сразу стали кристально–прозрачными, а горизонт отодвинулся куда–то в бесконечность.

Шестерку джипов окружала бескрайняя, от горизонта до горизонта, степь.

Инси ушла в переднюю машину, а Гонза вернулся. Он ничего не спросил у Парда, знай шуршал обертками от бутербродов и откупоривал маленькие пивные бутылочки.

– Гонза, – сказал Пард наконец. – Она долгоживущая.

– А я знал, – невозмутимо ответил Гонза к несказанному удивлению Парда. – Точнее, догадывался. Слишком она... спокойная для двадцатилетней. И глаза у нее не те.

– А я, вот, почему–то не догадался...

– Да как ты мог догадаться? – вздохнул Гонза. – Честно говоря, лонгера я вижу впервые. Я даже не был уверен, что болтовня о лонгерах хоть на вот столечко правдива, – гоблин отмерял кончик указательного пальца, одну фалангу, и показал Парду.

– Я о них вообще никогда не слышал.

– А, – отмахнулся Гонза. – Это наши гоблинские байки. Наверное, у каждой расы есть свои байки. Даже у метисов.

– Что за байки?

– Ну, – Гонза отхлебнул и неопределенно поводил у лица полупустой бутылкой. – Болтали, что в Большом Нью–Йорке раскрыли общину какую–то странную. Вроде как человеческую, но с другой стороны общину эту лет двести живые рядом с собой помнили. И людей – одних и тех же. Прижали их малость, ну и выяснилось, что это не совсем люди. Внешне – один в один. И привычки чисто людские, не спутаешь ни с гномьими, ни с нашими. А с другой стороны – выглядели они по людским меркам от силы на тридцать, а было им всем больше сотни лет. Ну, почти всем, там дети еще нашлись, с десяток. Кстати, дети у лонгеров почему–то рождаются очень редко. Гораздо реже, чем у простых людей.

– И? Чего дальше–то?

– Что и? Раз в Нью–Йорке такие есть, значит и у нас встретиться могут.

– Почему же они скрываются? – Пард недоумевал.

– Дурень ты, Пард. Люди иногда эльфов по паркам режут из слепой зависти к их долголетию. А тут – свои же, но долгоживущие. Да их бы на клочки тут же и разорвали. Вы, люди, скоры на все, в том числе и на расправу.

– Мистика какая–то... – Пард сердито швырнул в окно опорожненную бутылку. – Новая раса, что ли, зарождается?

– А что? Хольфинги и гномы тоже когда–то были одной расой. Взгляни на Мину или Беленького – вылитые ж гномы, только на добрую голову ниже. Хольфингов раньше, кстати, так и звали – полугномами, а потом, после луганской резни, приняли в правительстве формулу, по которой их следовало звать так, как они себя сами зовут. Хольфингами, стало быть. Лет за тридцать старое название как–то и забылось... Да не дуйся ты, Пард. Она ж не виновата, что она – лонгер. Иначе она никогда не стала бы Техником Большого Киева.

– Я не дуюсь, – уныло отозвался Пард. – Я вот подумал: кто я для нее? Раньше хоть помечтать можно было. А теперь...

– Брось. Мир знавал и не такие союзы. Эльфки отчего–то часто выходят замуж за людей. И ничего. Вон, у нас аж два полуэльфа в команде.

– Ага, – саркастически поддакнул Пард. – Помрет муженек от старости, она за следующего выйдет. И так сто раз подряд...

Гонза безнадежно шевельнул ушами.

– Урод ты, Пард. Полный.

– Да брось ты меня утешать! Ну, подумаешь, меланхолия напала. Это у нас, короткоживущих, видовое. Поною и перестану.

– Что да, то да, – согласился Гонза. – Вы даже злиться долго не умеете. И хорошо, по–моему.

Машина Вольво впереди резко затормозила, ее протащило юзом еще метров пять, и наконец она замерла, оставив позади глубокую косую колею.

– Что там? – Гонза, втянув шею, выглянул в открытое окно.

Впереди, перед джипами, стоял смуглый черноволосый парень, предостерегающе подняв над головой руки. На груди у него болтался автомат с укороченным стволом и компенсатором–розочкой.

Из переднего джипа текуче выскользнули Иланд и Вахмистр с оружием наизготовку. Потом вышел Вольво. Пард тоже не утерпел и выбрался из машины.

– Кто из вас Вольво? – спросил смуглый парень ровным голосом. У него был едва различимый странный акцент.

– Я, – вирг отвечал спокойно, но взгляд у него был настороженный.

– Меня прислал Тюринг. Предупредить.

– Предупредить? О чем?

– Я матрос с «Гелиодора», Мануэль Мойя Атенсио Маноло. Вы ведь должны были погрузиться на «Гелиодор» в Голой Пристани, да?

– Ну, допустим, – озадаченно сказал Вольво. – И что?

– Голая Пристань атакована.

Вольво опешил.

– Кем?

– С юга пришла флотилия катеров. Южные орки, из–за моря. У нас их зовут турками. В порту сейчас бой.

Издалека и впрямь доносился слабый треск, в которой из–за расстояния не сразу и опознаешь автоматную и ружейную стрельбу.

– Система, чтоб ее, – процедил сквозь зубы Вольво. – Ты давно из Голой Пристани?

– Полночи шел. Как дождь стих, они и напали. Капитан Фран связался по рации с Тюрингом, Тюринг велел вас встретить. Послали меня.

– Садись в машину, – велел матросу Вольво. – Показывай дорогу.

Матрос немедленно уселся в головной джип.

– Эй, команда! – зычно крикнул Вольво стоящим у открытых дверей живым. – Заряжайте пушки, сейчас будет дело!

Через минуту джипы сорвались с места. Оскальзываясь на поворотах, они помчались к Голой Пристани. Туда, где звучали выстрелы.

Гонза, насвистывая, вкладывал в затвор «Крока» желтые цилиндрики патронов.

– Там второе ружье где–то, погляди. Среди припасов, – Пард, сжав на руле пальцы, помогал джипу.

– Ага, – Гонза разбросал пяток пакетов и извлек помповое ружье, наподобие любимых гномьих. Нашел патроны к нему, набил целый пояс–патронташ и отдал Парду. Тот мрачно подпоясался, проверил пистолет, и сунул его в боковой карман куртки.

До Голой Пристани оставалось километров семь.

Узкая ниточка плохонькой дороги перечеркивала степь с севера на юг. На севере смутно виднелась окраина Большого Киева, Херсон, а южнее, у самого моря, растеклась по песчаному берегу Голая Пристань. Пародия на город. Несколько десятков квартальчиков, жмущихся к нескольким причалам. Джипы, почуяв под колесами хоть паршивую, но твердую дорогу вместо раскисшего чернозема, воодушевленно взревели и свернули на юг.

Они ворвались на окраинную улицу, словно удирающие от охотников грузовики. Люки на крышах «Хоривов» были открыты; команда Вольво ощетинилась стволами. Стрельба раздавалась ближе к морю, на единственной площади.

Низкие одноэтажные домики проносились мимо. Улица была пустынна, словно живые вымерли все до единого.

На площади, перед длинным трехэтажным домом, кучей был навален всякий хлам – полуразбитая мебель, металлические конструкции из беспорядочно переплетающихся прутьев, остатки нескольких киосков, плоские деревянные щиты с непонятными рисунками. За этой сооруженной наспех баррикадой укрывались темнокожие орки. Близкие родичи Васи–Секса. Южане из–за моря, которых в причерноморье издавна звали турками.

В здании засели защитники Голой Пристани. Непохоже, чтобы их было особенно много. Во всяком случае стрельба из окон велась жиденькая.

Джипы вырвались из тесноты улицы на площадь и рассыпались веером. Трыня, Мина и Беленький дали залп из ракетниц–металлорезок. Залп, другой, третий. Из окон и люков стреляли остальные.

Атака была такой внезапной, что многие турки не успели даже понять отчего умерли: баррикаду размело взрывами; удирающих турков расстреляли в спины. Полминуты – и на площади остались только трупы, да еще буйное пламя, пожирающее остатки баррикады.

– Вот идиоты, – сказал Гонза, перезаряжая «Крок». – Они что, шум моторов не слышали, что ли?

В одном из окон здания на третьем этаже мелькнул силуэт пожилого вирга. Увидев Вольво, вирг просиял.

– Эй! Вы кто такие? – крикнул пожилой.

– Команда Техника Большого Киева! – с достоинством ответил Вольво. – Что тут творится?

– Вы можете подняться в здание? Тут у нас штаб... Последний рубеж обороны.

– Иду, – сказал Вольво коротко. – Пард, пошли со мной.

Первыми в здание вошли охранники–эльфы, потом Вольво с Пардом, а следом – Бюскермолен и Роелофсен с неразлучными помповушками.

– Внимательнее тут! – сказал Вольво остающимся уже из вестибюля. – Чуть что – стреляйте, да так, чтоб второй раз стрелять уже не пришлось.

В здании даже не было лифта.

Они поднялись по гранитной лестнице с выщербленными от времени ступенями. На площадке третьего этажа их встретил пожилой вирг в компании четырех вооруженных людей и одного безоружного орка.

– Как вы вовремя... – сказал вирг. – У нас почти закончились патроны, а к складу прорваться мы не смогли.

– Меня зовут Вольво, – сказал вирг–машинолов. – Десант большой?

– Живых сто, не больше. Семь катеров. Впрочем, добрую треть вы уже положили там, внизу.

И, спохватившись, представился:

– Манфред, начальник порта.

– Сколько у вас живых?

– В здании – двенадцать, еще десятка два – в порту. Кажется, кто–то из местных пытался отстреливаться на восточной окраине, но кто – я не знаю. Там эльфы–огородники недавно поселились. Они, наверное.

– Как с оружием?

– Нормально. Вот только патронов бы...

В руках живые Манфреда держали обычные автоматы АК–74.

– Кроме «калашей» какое–нибудь оружие есть?

– Только ружья «Шлейф».

– Отлично. У меня есть патроны и к калашам, и к «Шлейфам». Где остальной десант?

– В порту, грабят склады.

– Собирайте живых! Сейчас мы их вышибем. Связь с группой, что в порту налажена?

– Нет. Турки повредили телефонные линии. Попросту взорвали местный коммутатор, и все.

– А рации?

– Только в порту. В этом здании ни одной нет.

– Бардак, – констатировал Вольво. – Ладно, где ваши живые? Бюс, скажи Жору и Трыне, чтоб подготовили боеприпасы для АК и «Шлейфов».

Бюскермолен молча убежал вниз по лестнице.

Безоружный орк высунулся в коридор и гортанно позвал остальных. Явилось еще семь живых: трое людей, вирг, орк и два полуорка. Все были вооружены АК–74, кроме вирга и одного из полуорков. У этих в руках чернели вороненой сталью «Шлейфы».

– Я – Вольво из Центра, – жестко сказал Вольво. – Внизу стоят шесть джипов. Получите патроны, садимся в джипы и в порт. Вышибем десант, потом разговоры и прочее. Командую я. Понятно?

Живые Манфреда нестройно загудели в ответ.

– В здании что–нибудь ценное есть? – осведомился Вольво.

– Да нет, в общем–то... Это управа местная, – Манфред пожал плечами.

– Тогда – вниз!

Зарядить оружие и набрать патронов про запас – дело нескольких минут. Живые рассаживались по джипам, выставляя стволы в окна.

Пард заметил, что у Инси в руках восточное ружье «Крок». И еще заметил, что Вольво увидел это, помрачнел и отвернулся. Но не сказал ни слова.

Теперь Пард понимал все – понимал, кто здесь хозяин.

Но нападением на порт командовал все–таки Вольво.

– Трогай! – зычно скомандовал Вирг и вереница джипов втянулась с площади в узкую провинциальную улочку. Ту, что вела к порту.

К морю.

Снова мелькнули с обеих сторон низенькие окраинные дома. Корявые южные деревца росли у каждых ворот. И везде было пусто – ни одного живого.

В порту вяло постреливали – то ли турки больше думали о грабеже, то ли у защитников тоже было туго с патронами.

Ворота порта были распахнуты. Впрочем, будь они заперты, это ничего не изменило бы. Вольво уже вполне настроился их протаранить, а жесткий каркас перед лебедкой и бампером каждого «Хорива» выдержал бы любой таран с честью. В джипах было тесно, по пять–шесть вооруженных живых. Хорошо еще, что один–двое постоянно торчали вверху, высовываясь из люка на крыше. В машину к Парду и Гонзе сели матрос с «Гелиодора» и трое живых Манфреда, все люди.

Передний джип вильнул, резко сворачивая вправо.

– К четвертому пирсу рвут... Там турки швартовались... – сказал в пустоту Маноло.

Они въехали на длинную и широкую бетонную полосу; от нее прямо в море, опираясь на литые сваи, ответвлялись длинные пирсы. Эдакие каменные побеги. У пирсов покачивались на волнах несколько катеров: Пард насчитал шесть, хотя помнил как Манфред говорил о семи. У каждого на корме трепыхался флаг: белые звезда и полумесяц на красном фоне. От приземистого здания, крытого алюминиевой раскаткой, турки таскали разнообразный скарб в коробках, пакетах и мешках. Несколько вусмерть запуганных автопогрузчиков помогало им в этом.

Киевляне вихрем пронеслись по пирсу, сметая огнем все с бетонной поверхности. Ракетчики били по катерам; стрелки – по туркам. Пард, выставив в окно помповуху, только успевал нажимать на спуск и передергивать затвор. Минута, и от похожей на цепочку муравьев вереницы турков остались только трупы, да беспорядочно брошенные коробки. Кто уцелел – удирал к катерам. И еще Парда удивило, что практически никто из турков не отстреливался.

– Группа захвата дальше, – мрачно сказал один из местных. – Тех так просто не возьмешь.

Пард ожидал, что Вольво скомандует развернуться и совершить еще один заход, но передний джип скользнул в щель между ангарами–складами. И в промежутке между первым и вторым рядом складов они нарвались на встречный огонь турков. Огонь боевой группы.

Непонятно чему учил джипы незнакомый Парду Кондрат, гаражный Босвельта. Но стрельбы они совершенно не испугались: тут же, визжа протекторами по бетону, рассыпались по всей ширине портовой «улицы», и, виляя, стали утюжить ее. Методично и напористо.

Турки прятались за бочками и ящиками у входов в ангары–склады. Сначала они стреляли по джипам, но быстро поняли, что те пуленепробиваемые. Пард понял это примерно в ту же минуту: прямо перед ним что–то звонко стукнуло, а на лобовом стекле расцвела сеточка трещин, разбегающихся из центра–углубления. И еще что–то постоянно колотило в двери. Пули, конечно.

Ахнула металлорезка, раз, другой. Из дымного облака веером летели щепки; огромные контейнеры вдруг подпрыгивали, становились на ребро, рушились, распадались на отдельные металлические листы, покореженные и изломанные. Шквал пуль щербил бетон. Дым застил небо.

Они все–таки проскочили, несмотря на отчаянную стрельбу турков. Но впереди был тупик. Джипы сноровисто развернулись, совершив сложное перестроение, и ни один не задел за соседа. Теперь «Хорив» Парда и Гонзы шел крайним слева.

Они начали второй заход, стрельба вспыхнула с новой силой. Ойкнув, сполз в люк человек Манфреда, прижав руки к окровавленному плечу. Кто–то упал на горячий бетон из соседнего джипа.

А потом турки не выдержали, и тоже побежали. К пирсам. Пард заметил, что из ангара, перед дверью которого было особенно много бочек, ящиков и контейнеров, по одному выскакивают живые в одинаковых синих комбинезонах, подбирают оружие и яростно палят туркам вслед.

– Ваши, что ли? – не прерывая стрельбы спросил Гонза.

– Да...

– У вас аптечка есть? – спросил один из местных. – Шлему ранили...

Гонза сунулся в бардачок и бросил за спину коричневый пакет с красным крестом.

Поворот налево, бетонная полоса перед пирсами. Теперь на ней полно убитых и всякого хлама, джипам приходится вилять, а Пард в очередной раз восхитился искусству Кондрата.

Турки спешно грузились на катера и отваливали от причалов. Из семи пришедших уцелело пять; один турки бросили, самый дальний от места боя. Четыре продолговатых судна, ревя двигателями, выходили на рейд, разворачивались и на глазах удирали в море, через узкую щель между двумя волноломами, мимо маяка на самом краю одного из волноломов.

Над волнами с криками носились чайки.

Последний из турецких катеров, сильно накренившийся, медленно погружался. Швартовочные канаты натянулись в струну, и вскоре не выдержали и лопнули.

Бой затих. Джипы сбрасывали обороты и останавливались. Живые выходили на пирсы.

Пард тоже вышел, разгоряченный недавним боем. Ружье он все еще держал в руке.

– Ну, Манфред! – послышался радостный крик. – Ну, вы вовремя!

Высокий вирг в синем комбинезоне, тоже не выпуская из рук автомата, обнял начальника порта.

– Это не меня благодари, а вот их... – он кивнул в сторону Вольво. – Знакомься, Андертон, это Вольво, знаменитый машинолов из свиты Техника Большого Киева. А это – его команда.

Вольво сдержанно кивнул.

– Потерь много? – спросил Манфред озабоченно.

– Много. Половина, если не больше.

Манфред помрачнел.

Рядом с Пардом встал матрос Маноло, пристально глядя на дальние пирсы.

– Что–то я не пойму, где «Гелиодор»?

– «Гелиодор»? – переспросил кто–то из местных, тоже в комбинезоне портовика. – Это посудина, что швартовалась вчера вечером у четырнадцатого?

– Ага.

– Они пытались уйти, с час назад, примерно. Один катер турков погнался за ними. Вдоль берега, на запад – в открытом море им от турков не уйти.

«Вот куда делся седьмой катер!" – понял Пард с опозданием.

Вольво, слышавший все, сжал челюсти так, что кончики клыков впились в кожу щек. В глазах его читалось всего одно слово: «Система...»

– Вы еще можете их догнать, – вдруг сказал Манфред. – На запад песчаное побережье тянется миль на сорок. И нет ни одного залива, ни одной бухты. Попробуйте... Там дорога вдоль берега, не асфальт, не бетонка, но проехать можно, тем более у вас такие джипы...

– Маноло, дорогу знаешь?

– Плохо, – растерялся тот. – Я ведь моряк...

– Витька! Покажешь! – велел Манфред молодому виргу, скорее всего своему сыну.

– По машинам! – рявкнул Вольво, и Пард рванулся к джипу. Прямо рядом с ним на бетоне врачевали раненого Шлему.

– Спасибо, хлопцы! – негромко поблагодарил один из врачевателей, когда Гонза, Пард и Маноло захлопывали дверцы. – Даст жизнь – сочтемся.

Вирг Витька сел, конечно же, в машину к Вольво.

Ворота порта были по–прежнему открыты. Да и кто бы их мог закрыть, пока у пирсов шел бой ?

Улочки, ведущие к морю, ничуть не отличались от тех, что тянулись к жиденькой трассе на Херсон. Не прошло и десяти минут, как шестерка все еще неповрежденных джипов покинула Голую Пристань и оказались в степи. В приморской степи.

Слева плескалось море – водная равнина до горизонта. А справа раскинулась степь. Земляная равнина до горизонта. Разница состояла лишь в том, что справа, если заглянуть за горизонт, начинался Большой Киев. А слева было только море. Если не считать, конечно, острова Крым.

Но кто в здравом уме стал бы считаться с островом Крым? С легендарным, невозможным... Невозможным больше, чем море, островом?

Никто.

Кроме команды Техника Большого Киева.

Рация, искажая голоса, доносила до слуха все, что говорили в остальных машинах. Гонза расставил уши пошире и прищурился, словно это могло ему помочь. Пард с опаской косился то на стремительно рвущуюся под колеса дорогу, то на черную ребристую панель рации.

– Гони, Иланд, гони... – цедил сквозь зубы Вольво. Наверное, не отрывая взгляда от пыльной «дороги», больше похожей на две параллельных тропинки. – А колея действительно прямая?

– Не беспокойтесь, сударь. Прямая, до самого Бугского лимана...

Вирг Витька успокаивал Вольво. Словно Вольво нуждался в успокоении. Пард не видел ничего этого – ни как шеф цедит слова сквозь зубы, ни как глядит на землю перед капотом джипа. Глазами – не видел. Но он догадывался, что сейчас происходит в передней машине. За минувшие дни Пард неплохо научился предсказывать реакцию этого сдержанного вирга и его поступки. Возможно, это еще одна странность человеческой расы – обостренное чутье и наблюдательность.

Жаль, мысли Пард еще не научился угадывать.

Песчаный пляж оставался слева, а еще левее плескалось море.

– Я никогда раньше не видела моря, – донесся из рации голос Инси. – Оно красивее, чем я думала.

Ей никто не ответил. Впрочем, Пард и не надеялся, что ей ответят.

Джипы мчали так, что дух захватывало. Пард не рискнул вмешаться в управление. Он не знал, доверили ли переднему джипу гнать самостоятельно, или за рулем сидит живой. Если живой – то Пард заочно уважал такого шофера.

Степь справа имела много лиц, непохожих друг на друга: солончаки сменялись обширными песчаными пустошами, пустоши сменялись островками хилой южной травы. Только море оставалось прежним: синим и слегка волнующимся.

Пард раньше видел море. Даже купался в нем неоднократно. Как–никак родственники отца уже лет сорок жили в Скадовске, районе Большого Киева, вплотную прилегающему к Азову... Конечно же, Пард там частенько гостил в детстве. Да и повзрослев не раз заезжал.

Но то был все же Азов, а не Черное. А что Азов в сравнении с Черным? Лужа, не более.

Впрочем, в Черном Пард тоже купался. В Коблево. Правда, там он бывал реже, чем в Скадовске.

Джипы мчались вдоль береговой линии. Пенный след катера первым увидел эльф, конечно же. Вахмистр. Особое устройство глаз...

Второй эльф, Иланд, был занят: вел джип. Все таки джипом управлял живой, Пард понял это по переговорам. За шесть тысяч лет можно было научиться водить машину. Виртуозно. Иланд так и вел: каждое прикосновение к рулю позволяло джипу еще глубже ввинтиться в южную весну, и будь у руля менее искушенный водитель или вовсе никакого, «Хорив» поспел бы сюда многими минутами позже.

Два катера напрягали все силы в стремлении успеть к западу. Двенадцатиметровая галоша «Гелиодор» и туркский торпедник, хищная остроносая посудина со спаренными пулеметами на верхней палубе. За пулеметами как раз колдовали два турка, укладывая ленты слоями восемьдесят на восемьдесят, как принято в боевых выходах.

– Трыня, Беленький, Мина, металлорезки к залпу! – рявкнул в рацию Вольво.

– Готово, шеф. Турков топить, или как? – холодно отозвался половинчик Трыня, с виду мирный и безобидный.

– Топить.

В голосе Вольво не оставалось места колебаниям.

– Топить, Трыня, топить ко всем живым и мертвым! Залп!

Чуть позади ухнули металлорезки; раз, другой, третий... Туркский торпедник, получив в борт и по надстройкам, сбился с ритма, зачихал и сбросил обороты, а значит замедлился. И отстал, конечно же.

И тут пущенная особо искушенным стрелком ракета с шипением плюхнулась в воду и разорвалась у борта туркского катера. Катер словно споткнулся, клюнув носом и сразу же завалившись на правый борт.

А потом у него рванул не то двигатель, не то топливные баки. На месте изящного стремительного кораблика вспух огненный цветок, и только металлические ошметки взвились высоко в небо. Впрочем, небо металл не приняло. Оно швырнуло металл в воду.

Туркский катер переломился пополам, и затонул за какую–то минуту. Кое–кто из матросов сумел выпрыгнуть за борт, но не успел отплыть достаточно далеко. Жадная воронка поглотила все: и живых, и плавучие обломки. На «Гелиодоре» радостно взревели, это было слышно даже на берегу.

– Ну, – сказал Маноло, – считайте, что вы уже в Крыму. Капитан Фран не хотел вас высаживать, но после такого...

– Эй, матрос! – позвал Вольво из переднего джипа. – На какой частоте ваша корабельная станция фурычит?

И Парду стало вдруг легко и радостно. И еще – немного не по себе. Не то от незнакомых формул, не то от непонятного жаргона моряков.

Но все равно радостно.