2. Музкол – Чимборасо.
Когда Пард проснулся, за окном только–только занимался рассвет. В
доме было тихо, как в заброшенной нежилой шахте.
«Не нужно было днем спать», – лениво подумал Пард.
Сон испарился окончательно и бесповоротно. Пард выполз из
кроватной ложбины и подошел к окну. В смутном сером сумраке шевелились
полуразмытые тени.
«Прогуляться, что ли...»
Пард еще сомневался. Таверна, небось закрыта на семьдесят замков,
да, небось, половина из них – научные, без нужной формулы не откроешь.
А формулы там мудреные, не просто металлический ключ с бородками. Пард
видел замки, реагирующие на прикосновение пальца одного–единственного
человека, на голос или на внешность, а то и на все сразу. Короче, если
в науке и технике ты не силен, замок такой не открыть ни в жизнь.
Пард оделся, секунду постоял над сумкой, и решил оружия не брать.
Все–таки Киев, самый Центр... Не Кавказ, все таки. А случись что – так
и оружие не поможет.
Он закрыл дверь на ключ – обыкновенный, тот, что дал ему хозяин,
защемив дверью клочок бумаги, хорошо заметный любому балбесу, и едва
различимый волосок, который обнаружил бы только прожженный
профессионал. Дверь встала на место бесшумно, словно петли смазали
перед самым приездом Парда. Пард на секунду замер на самом пороге,
вздохнул, и, проклиная свою мнительность, побрел по коридору. У другой
двери, той, что вела на просторный балкон, Пард задержался. Осторожно
протянул руку и толкнул дверь.
Она открылась совершенно бесшумно.
Пард с сомнением покачал головой.
Дверь в курительную тоже не издала ни звука. И дверь в боковое
крыло. А двери в другие комнаты Пард проверять уже не стал. Скорее
всего, в таверне просто кто–то следит за простейшей техникой вроде
дверных петель.
Спокойствие так и не пришло, и Пард сердился на себя. Сколько раз
он убеждался: девяносто девять из ста мелочей, которые он заставлял
себя проделывать, оказывались в итоге бесполезной тратой времени и
сил. Но всегда оставалась та самая важная, сотая мелочь, которая часто
спасала все дело. И не реже – жизнь. Хотя с самого начала казалась
столь же бесполезной, как и предыдущие девяносто девять.
В зале таверны горел единственный светильник – длинная
люминесцентная лампа дневного света. Такими охотно пользовались и
техники, и ученые высших степеней. Хозяин таверны либо прибегал к
услугам кого–нибудь из посвященных, либо ему была известна формула
замены ламп и стартеров. Пард, например, знал эту формулу, как и еще
несколько десятков таких же простейших.
Входная дверь, конечно, оказалась запертой. Но устройство замка
позволяло отпереть ее изнутри, и потом захлопнуть снаружи. Тоже одна
из простейших формул. Правда, потом Пард не смог бы самостоятельно
попасть внутрь, но он рассчитывал вернуться спустя несколько часов,
когда обслуга уже проснется.
На улице было не по–апрельски прохладно. Пард поежился и поплотнее
запахнулся в куртку.
Было тихо, только на проспекте урчали ночные грузовики, транзитом
несущиеся с юга на Брест–Литву, да еще слышался далекий пересвист
поездов на вокзале.
Пард свернул налево и еще раз налево, ко Львовской площади. Улица
взбиралась вверх по склону холма. Если идти никуда не сворачивая, Пард
в конце концов попал бы на Большую Житомирскую, но сейчас туда идти
было совершенно незачем. Поэтому Пард дошел только до метро. Заспанный
гном в форменной тужурке «Шкляр–Метрополитен» как раз отпирал замки,
прячущиеся в серых металлических накладках на прозрачных дверях из
научной пластмассы.
– В метро? – спросил гном с надеждой. Кажется, ему смертельно
хотелось пива, а купить было просто не на что.
– В метро, – подтвердил Пард.
– Полгривны, – гном протянул руку. Пард кинул монетку в
морщинистую, похожую на совковую лопату, ладонь.
– Проходи, вон там, у кабинки...
Пард направился к крайнему турникету, где был отключен хитрый
научный механизм, не позволяющий пройти без монетки.
Гном за дверьми пронзительно свистнул. От крайнего ларька с
напитками и легкой закуской, на вид – закрытого и темного, тут же
отделилась фигура продавца. В руке у продавца, как и следовало
ожидать, виднелась продолговатая бутылка.
«Да, – подумал Пард. – Вот и решай, если с деньгой напряг: либо
всухую езжай на метро, либо хлебни пивка и тащись пешком.»
Бутылка пива в центре Большого Киева стоила ровно полгривны.
На Площади Льва Толстого Пард пересел на оболонскую ветку. Здесь
станции были старше, чем на печерской линии, и казались почему–то
неизмеримо более мрачными. Четыре перегона – и лишенный интонаций
голос поезда сообщил:
«Автовокзал. Следующая – Голосеевский парк, проход к эльфийским
дендрариям и пересадка на линию «Теремки–Васильков».
«Надо же! – изумился Пард. – Теремковская уже до Голосеевки
докопалась! Растет метро!»
На «Автовокзале» Пард вышел и поднялся на Московскую площадь.
Поток утренних грузовиков с юга по широкой размашистой дуге огибал
бетонно–стеклянное здание автовокзала. На автовокзале уже копошился
народ – большею частью люди и орки из Белой Церкви с мешками
самовыращенной картошки да ранние Донецкие гномы.
Пард сменял в ближайшей палатке гривну на четыре четвертака и
направился к телефонам. Седобородый гном в серой телогрейке с надписью
«Донецк Шахтер» проводил Парда уважительным взглядом. Похоже, он не
знал формулы телефонных звонков, хотя был явно старше Парда,
короткоживущего человека.
Сняв трубку, Пард пробежался пальцами по клавиатурному блоку.
«Введите номер», – милостиво позволил телефон.
Пард ввел.
«Секундочку, контрольный прозвон».
Научная автоматика телефона проверяла, истинный номер ввел Пард
или же наобум наколотил десяток цифр.
«Абонент отвечает, опустите пожалуйста двадцать пять копеек в
паз».
Пард послушно сунул четвертак в жадно щелкнувший монетоприемник.
«Соединение», – теперь и в трубке щелкнуло.
– Алле, – сказал Пард, как того требовала формула телефонного
разговора. – Будьте добры, Гонзу Аранзабала. Спрашивает Пард...
– Это я, старик, – перебил Гонза. – Как добрался?
– Прекрасно, – Пард расслабился. Все условности формулы теперь
были выполнены, и по телефону можно было просто говорить, так, будто
они с Гонзой встретились лично. – Я готов. Давай номер ячейки, начну
сегодня же.
– Номер шестьсот сорок семь, южный сектор. Код ты знаешь.
– Знаю. Привет Липе.
– Передам обязательно. Послезавтра, как обычно, на Петровке.
– Народ–то все еще собирается? – спросил Пард задумчиво.
– А куда ему, народу, деваться? – Гонза смешно хрюкнул, как умели
только чистокровные гоблины. – Король опять из своего Тирасполя
приперся. Приторговывает помалу «Днестровским»... Пытает Можая...
Наташка уже рычать на него начала!
Пард ностальгически вздохнул.
– Ладно. Шестьсот сорок семь, южный сектор.
– Правильно.
– Я пошел.
Он уже отнял трубку от уха, когда услышал, что Гонза сказал:
– Эй, Пард!
Трубка вернулась к уху.
– Чего?
– Удачи.
Пард хмыкнул. И повесил трубку.
«Телефонные коммуникации Пушкар благодарят вас за использование
городской техники», – высветил телефон на экранчике.
Пард не обратил на это внимания. Кто в здравом уме станет
разговаривать с телефоном? Техник или ученый – не станет. Потому что
телефонам приказывают, но не разговаривают с ними. А чуждый формулам и
технике – просто не сумеет приказать. Точнее, телефон такому не
подчинится.
Твердо ступая, Пард направился к южному входу, туда где мигала
мерцающая даже в ярком свете наступившего утра надпись: «Камеры
хранения». И ниже – «Южный сектор».
Еще один четвертак пошел на оплату входа – щуплый половинчик (что
среди половинчиков, любителей хорошо покушать, редкость), не отрываясь
от журнала, махнул рукой:
– Шестая сотня там...
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Пард и, скосив глаза, прочел
название журнала: «ТВ–Парк».
«Половинчик, а читает эльфийские издания, – Пард вздохнул. – Ну и
времена настали! И, кстати, строго говоря, шестьсот сорок седьмая
ячейка – в седьмой сотне, а не в шестой.»
Половинчику на тонкости счетной науки, именуемой «математика»,
было явно наплевать. «Шестьсот» – значит шестая сотня. Впрочем, здесь
считать могли и с нуля, что было по–научному неверно, зато очень
удобно на практике.
Следующий четвертак сожрала ячейка, после того, как опознала и
сравнила введенный Пардом код на отпирание. Поскольку Пард делал все
строго по нужной формуле, ячейка послушно отворилась.
Внутри стояла сумка с портативным компьютером, мощный фонарь,
пистолет и обоймы к нему, сотовый телефон.
И все.
Пард хмыкнул. Вполне хватит, чтобы техник средней руки выжил в
Большом Киеве. В любой его части, даже в Центре.
Фонарь Пард сунул в сумку, рядом пристроил свернутый в плотное
кольцо шнур, посредством которого компьютер или другую научную вещь
можно было подключить к источнику техники – гнезду. А уж гнездо легко
было отыскать в любой комнате любого дома, безразлично обитаемый дом
или нет. Без такогоо шнура конкретно этот портативный компьютер
некоторое время работал, поскольку внутри у него был свой маленький
источник техники, но любой маленький источник нужно было постоянно
подкармливать из других источников, неисчерпаемых, тех, что находятся
в домах. Тогда маленький внутренний источник наполнялся техникой и
снова мог некоторое время питать компьютер.
Пистолет, обоймы и телефон Пард рассовал по карманам куртки.
Итак, теперь он на славу экипирован. Можно начинать.
Он заглянул в пустую камеру еще раз, и обнаружил то, чего и
ожидал: маленький клочок бумаги с аккуратно напечатанной строкой.
«Linraen Sotiefandale, эльф, гост. «Славутич», нр. 1207»
Пард хмыкнул. Понятно. Отвлекающий маневр, пустышка. Нужно
оставить какое–нибудь бессмысленное, но на вид таинственное сообщение
этому Линраэну, а живущий где–нибудь по соседству Гонза поглядит, кто
этим заинтересуется. Сам Гонза, понятно, останется в тени.
Пард запомнил имя эльфа, номер комнаты в «Славутиче», и вернулся
ко входу в метро, но спускаться не стал, хотя гном у турникетов глядел
на него с легкой надеждой и легкой грустью.
«Кажется, все гномы в Центре с утра страдают похмельем и
безденежем», – подумал Пард мимоходом.
– Простите, любезный, – послышался скрипучий, как с плохой наукой
машина, голос.
Пард медленно обернулся, держа сумку с компьютером в левой руке, а
правую ненавязчиво сунул под полу куртки. К карману с пистолетом.
Позади стоял давешний донецкий гном в телогрейке. Этот похмельем
отнюдь не страдал, маленькие его глазки живо поблескивали.
– Простите, любезный, – повторил гном. – Вы ведь техник?
– Ну, допустим, – ответил Пард озадаченно. Гном разговаривал
чересчур вежливо, и это почему–то настораживало.
– Нам нужен техник, нашей общине. Донецк–Луганск, работа
нетрудная, оборудование угледобычи. А платим хорошо.
– Я слабо разбираюсь в формулах угледобычи, – честно признался
Пард.
– У нас есть формулы... В книгах. И файлотеке. Вы разберетесь.
– А сколько платите? – спросил Пард с неожиданно вспыхнувшим даже
для себя интересом. – Учтите, я дорого стою. Очень дорого.
– Ну... – тут гном замялся. Видно было, что он изо всех сил
соображает сколько же предложить, да так, чтоб и наемник сразу не
охладел, и община внакладе не осталась. – Ну... Сотни две–три в
неделю. Как?
Пард отрицательно покачал головой:
– Мало, уважаемый. Я за сегодняшнее утро заработал больше. Да и
потратил тоже.
Откровенно говоря, сегодня Пард потратил всего–то чуть больше
гривны, но вчера за жилье заплатил действительно больше, чем сейчас
предлагал гном. А тому всю правду знать совсем необязательно – все
равно ведь Пард не пошел бы к шахтерам на работу.
В глазах гнома отразилась легкая печаль – наверное, донецкой
общине и впрямь очень нужен был техник, но много платить они, конечно
же, не могли.
– Да и нанят я уже – давно и надолго. Простите, – закруглился Пард
и собрался отвернуться.
– А вы не можете кого–нибудь из начинающих техников
порекомендовать? – без особой надежды спросил гном–шахтер. – Кто бы
согласился на наши деньги?
Пард честно задумался. Кого порекомендовать? Может, Алвисида? Но
как его найти? Поди догадайся, где его сейчас носит. Последний раз
Алвисид мелькнул полгода назад в Одессе. Всего полгода. Целых полгода.
– Я не тороплю, – гном суетливо сунул руку в карман телогрейки,
отчего Пард непроизвольно напрягся. Но гном достал всего лишь кожаный
бумажник – довольно дорогой, особенно если сопоставить его с
телогрейкой.
– Вот, возьмите. Обращаться можно в любое время.
Пард взглянул на протянутую визитку – кусочек пластика с
нанесенным адресом общины и именем гнома. Гнома звали Далес Нундаль;
адрес был, конечно же, донецкий. Визитка явно стоила недешево.
Странная община, имеют визитки, и даже рискуют раздавать их первым
встречным, а техника приличного нанять позволить себе не могут.
– Хорошо, – пообещал Пард, пряча визитку в карман. Тот, что
оттягивала вороненая сталь пистолета.
Тут к платформам автовокзала подкатил высокий двухэтажный автобус,
сверкающий зеленоватой эмалью. Над лобовыми стеклами виднелась
надпись: «Киев–Донецк–Луганск». Автобус был абсолютно пуст. Перед
левым лобовым стеклом медленно и величаво поворачивался руль .
– До встречи! – гном попрощался и заспешил к автобусу. У дверей,
пока еще закрытых, уже толпились желающие уехать. От здания
автовокзала медленно и величаво выступал половинчик с кондукторской
сумкой на животе.
Пард пожал плечами и вновь обернулся к дороге.
Странная встреча. Уж не прощупывают ли его? Надо будет переправить
визитку Гонзе, пусть проверят этих угледобытчиков. И заодно просветят
саму визитку на предмет каких–нибудь фокусов научной нанотехнологии.
Пард слышал, некая группа шустрых техников в Харькове сильно
поднаторела в микросистемах, да и из Большого Лондона некоторые хитрые
вещицы стали встречаться все чаще и чаще.
Странно было осознавать, что наука не стоит на месте. Непривычно.
Хотя, именно поэтому Пард и объявился в Центре Большого Киева.
Поэтому, и за этим.
Машину он остановил довольно быстро – низкий седан модели
«Черкассы». Пард отворил дверцу и сел внутрь. На переднее сидение.
Посреди пульта мерцал экран, очень похожий на матрицу переносного
компьютера. На экране наличествовала бородатая физиономия. Сначала
Пард принял его за человека, но когда физиономия произнесла первое
слово и обнаружилось, что борода скрывает выступающие из нижней
челюсти клыки, он понял: перед ним вирг.
– Утречко доброе, – поздоровался вирг. – Куда направляемся?
– Площадь Победы, к цирку.
– Пятерка, – сказал вирг.
– Годится, – Пард улыбнулся.
– Опустите деньги, – попросил вирг ровным голосом, но выговаривая
слова быстро–быстро, – у меня еще десяток машин на канале.
Пард достал пятигривновую купюру и сунул в узкую щель рядом с
экраном. Физиономия на экране удовлетворенно кивнула; на пульте погас
индикатор блокировки управляющих и вспыхнул индикатор удаленного
контроля.
«Интересно, – отстраненно подумал Пард. – Сколько жителей Большого
Киева способны понять то, что сейчас произошло?»
Наверняка не очень много. И практически все они – техники в той
или иной мере. Возможно, вот этот хозяин–вирг понимает. Но столь же
возможно, что и не понимает, а просто заучил некую последовательность
действий и выполняет ее изо дня в день. Вряд ли эту машину–легковушку
приручил он лично. Хотя, кто знает? Среди виргов немало магистров
приручения, да и простые техники встречаются толковые.
Пятерка канула в недрах дорожного сейфа. Вирг, разблокировав
управление, тут же отключился. Получив разрешение на старт, машина
сверилась с маршрутизатором, запустила двигатель и влилась в не
слишком плотный поток транспорта на дороге к мосту, в сторону бульвара
Дружбы Народов.
За мостом Пард пересел за руль, выключил удаленный контроль,
обнулил маршрутизатор и перехватил управление машиной на себя. Машина
пискнула, но, почувствовав уверенную руку, подчинилась без излишней
истерики.
Вместо того, чтобы свернуть налево, к стадиону и Крещатику, Пард
повел присмиревшую легковушку прямо. К мосту Патона.
На мост Пард выскочил на приличной скорости. Грузовики, урча,
равномерно ползли по среднему ряду. Пард их обгонял, и вообще держался
в левом ряду, у осевой. То и дело он поглядывал в зеркало, но хвоста
не заметил. Да скорее всего хвоста и не было. Но Пард все равно
поглядывал – еще одна мелочь из числа девяносто девяти...
На левом берегу Пард влился в сложную развязку, сразу за мостом, и
остановил притихшие «Черкассы» у гостиницы «Славутич».
Здесь тоже драли приличные деньги, хотя и не столь безумные, как в
«Лыбиди». Впрочем, его напарник, гоблин Гонза Аранзабал, платил за
гостиницу из собственного кармана. Да и вообще, вопреки
распространенному мнению о гоблинской расе, любил комфорт и удобства.
У длинной под красное дерево стойки дежурил одинокий портье–ламис
с выражением неодолимой скуки на физиономии.
Пард вытащил пять гривен и изобразил на собственной физиономии
готовность задать вопрос. Портье тут же изобразил готовность ответить
– пятерку он заметил бы даже с закрытыми глазами. Наверное,
гостиничная обслуга чует деньги нюхом.
– В каком номере живет эльф Линраэн, уважаемый?
Портье изобразил на лице задумчивость. Для такой информации
пятерки было явно маловато, а Пард не желал швырять деньги на ветер.
– Я могу ему оставить письмо?
Портье оживился: такой вариант его вполне устраивал.
– Да, конечно.
И положил на стойку лист специальной писчей бумаги. Пард достал
простенькую ручку «Бик» и размашисто начертал на листе.
«Lin, ta addulimae ess' potto halix. Nuy Kiev ess' Big Ural
Stalker, toyo saedinna Dekabristov, 67. Alae Pard Zamarippa kighart'
noo.»
И столь же размашисто расписался. Потом сложил лист особым
образом, так что получился аккуратный прямоугольный конверт, лизнул
покрытый специальным клеем край листа и намертво запечатал. Сверху
разборчиво указал имя адресата: «Linraen Sotiefandale» и, улыбаясь,
протянул конверт вместе с пятеркой портье. Тот с улыбкой принял и чуть
заметно склонил голову. Пард сделал ему ручкой и, беззаботно
посвистывая, вышел наружу. «Черкассы» послушно ждали его у подъезда.
Машины любили Парда. И слушались. Почти всегда.
Отъехав от «Славутича», Пард двинул вдоль русановских набережных.
На Русановке жили в основном речные эльфы, их здесь было больше, чем
кого бы то ни было. Стройные, похожие на свечи, многоэтажки являли
миру громадные окна. Большей частью многоэтажки пустовали, но кое–где
выделялись окна жилых квартир. И чистыми стеклами, и разноцветными
занавесочками.
Около Левобережной Пард вышел из машины. На площади вытянулись
торговые ряды; притворяясь, будто собирается что–нибудь купить, Пард
неторопливо пошел вдоль внешнего ряда, лениво разглядывая прилавки. В
момент его приближения продавцы оживлялись, но почему–то никто не
пытался расхваливать свой товар. Видно, Пард выглядел как–то
по–особому. Неместным он выглядел. Даже заговорить с ним не решались.
Покрутившись на площади, Пард вернулся к машине. Нет хвоста. Нет.
Ну и ладно.
– Эй, шади! Ты спешишь?
Пард медленно обернулся. Шади, значит.
Словом «шади» черные орки и орки–полукровки называли чистокровных
людей. И это было обидное слово. Поэтому Пард ни секунды не колебался.
Он быстро и сноровисто вытащил из кармана пистолет, в полуобороте
щелкнул затвором и выстрелил. Один из двух орков, стоявших у него за
спиной, переломился пополам и свалился на асфальт. Второй присел от
неожиданности, зачарованно глядя, как под телом его товарища медленно
расползается лужица густо–коричневой крови.
– Ты, кажется, что–то сказал? – холодно спросил Пард. Орк в ужасе
попятился.
– Нет... Нет... Это он, он сказал...
Пард криво усмехнулся. Злорадно. Но орка никто не тянул за язык.
Обратился бы по–доброму, по–живому – не схлопотал бы пулю в брюхо.
Пускай и на орочьем наречии, но только не как к шади, а как к ахташу.
А нет – лежи на асфальте и жди смерти.
Ведь смерть никогда не медлит.
На площади с полминуты было тихо; но в конце концов к Парду
потеряли интерес. И торговцы, и прохожие. Стычки на улицах в Большом
Киеве не такая уж и редкость. Пард объявился в чужом районе. И всем
ясно дал понять: к нему лучше не соваться. Кажется, местная шпана это
осознала. Когда Пард отъезжал, «Черкассы» проводили осторожными
взглядами.
Пард мысленно поставил еще одну галочку в мысленном же списке
первоочередных дел.
Машину он бросил у Андреевского спуска. Не забыв, естественно,
оживить маршрутизатор и включить удаленку. На экране тотчас возник
негодующий вирг–хозяин, но Пард сунул в щель–приемник еще одну
пятигривновую купюру, и пока тот соображал что к чему, вылез наружу.
Смачно хлопнул дверцей. Машина тихонько пискнула.
– Бывай, – сказал ей Пард и шлепнул ладонью по крыше. Он думал,
что «Черкассы» опять пискнут, но они не издали ни звука: рванули по
Владимирской так, что задымилась резина.
Пард засмеялся. И пошел следом. Но уже на Большой Житомирской
свернул направо.
Через полчаса Пард вошел в свою комнату.
Сторожевой клочок бумаги был на месте. А вот волоска на месте не
оказалось.
За ним все–таки следили.
