Трудный Случай в Практике
Цорн принял Престо в большом кабинете, который ничем не напоминал
кабинета врача: здесь не было ни стеклянных шкафов с устрашающими
медицинскими инструментами, ни даже шкафов с толстыми внушительными
книгами на разных иностранных языках, которые должны свидетельствовать об
эрудиции их хозяина и тем самым внушать к нему уважение, ни черепов, ни
скелетов. Очень удобная кожаная мебель, большой письменный стол красного
дерева, покрытый поверх зеленого сукна толстым стеклом, на нем только
чернильный прибор, украшенный бронзовой статуэткой бизона, телефон и две
вазы с цветами. Букеты цветов в японских вазах стояли в разных углах
комнаты. Картины на стенах, преимущественно веселые пейзажи, и две
статуи–Афродиты, выходящей из пены морской, и Аполлона – образцы идеальной
красоты человеческого тела. Никакая цена не дорога, чтобы только
избавиться от своего уродства и приблизиться к этим образцам! Окно во всю
стену выходило на зеркальный пруд и лужайку, засеянную красными маками.
Такой кабинет производил на пациентов наилучшее впечатление.
Цорн сидел за письменным столом, откинувшись на высокую спинку
кресла. Это был крепкий сорокалетний мужчина с типичным бритым краснощеким
англо–саксонским продолговатым лицом, носом с горбинкой, выдающимся
подбородком. Светлые короткие волосы гладко причесаны. Цорн не носил
очков. Его серые умные глаза смотрели весело и проницательно. Тонкие губы
улыбались. Костюм песочного цвета с гвоздикой в петлице хорошо облегал его
стройное тело. В его внешности, как и в обстановке, не было ничего
профессионального. И во всем этом был свой тонкий, хорошо продуманный
психологический расчет.
При появлении Престо Цорн поднялся и, протянув обе руки, пошел ему
навстречу, как к старому другу.
– Здравствуйте, здравствуйте, мистер Престо! – радушно воскликнул
Цорн. – Очень рад вас видеть. Прошу садиться. Вот здесь вам будет удобнее.
Он усадил Престо не возле письменного стола, а у окна, и сел в кресло
напротив. На маленьком круглом красного дерева столике стояли серебряный
ящичек с сигарами и папиросами и электрическая зажигалка.
– Предпочитаете папиросы или сигары? – Цорн подвинул ящичек с
многочисленными отделениями и пояснил: – Вот египетские папиросы,
турецкие, гаванские сигары «Вегуэрос», «Регалия Байрон», – в продаже не
найдете, – это из Суматры, Явы, Виргинии....
Престо поблагодарил и взял «Вегуэрос» – лучшее произведение Гаваны.
Цорн закурил папиросу.
– Когда мне вчера сообщили, что к нам пожаловал сам Тонио Престо, я,
признаться, сразу не поверил. Неужели вы решились изменить свою внешность?
Цорн смотрел прямо в лицо Престо, любезно улыбался, но не смеялся,
что немало удивило Престо. Цорн, очевидно, умел великолепно владеть собой.
– Почему бы и негр, – ответил Престо вопросом на вопрос.
Цорн сделал паузу, улыбнулся еще шире, обнажив прекрасно
сохранившиеся белые длинные зубы, и сказал:
– А вы можете поручиться, что ваши поклонники не учинят надо мною
суда Линча?
Престо улыбнулся в свою очередь и едва не проговорился о вчерашней
посетительнице.
– И дело не только в этом, – продолжал Цорн. – Я сам не уверен, имею
ли право произвести над вами метаморфозу.
«Не хватает еще того, чтобы Цорн отказался!" – с волнением подумал
Престо и сказал:
– Но ведь вы делаете их десятками!
Тонио волновался и был особенно смешон. Но Цорн по–прежнему только
улыбался. Железный человек!
– Я здесь пробыл всего несколько часов, – добавил Тонио, – и уже
видел столько товарищей по несчастью...
– Да, но вы составляете исключение. Исключение даже в моей, несколько
необычной практике, – возразил Цорн. – Для всех моих пациентов их
физическая ненормальность является лишь печальным побочным
обстоятельством. Она лишает их многого, не давая ничего ни им, ни
обществу. Они ничего не теряют и выигрывают все. Совершенно иное положение
с вами. Ваша внешность неразрывно связана с вашим творчеством, с вашими
публичными выступлениями...
«И он о том же!" – с досадой подумал Престо и крикнул:
– Я не раб публики!
– Разумеется, вы свободный американский гражданин, – ответил Цорн. –
Но я сейчас говорю не о вас, а о себе. Согласитесь, что вы представляете
совершенно исключительное явление природы, как неповторимое произведение
искусства... Вы видели химер на парижском соборе Нотр–Дам? Они очень
безобразны, и в то же время в них своеобразная красота. Что сказали бы про
человека, который разбил бы химеры и на их место поставил благообразных
херувимов? Не назвали бы его вандалом и варваром? История никогда не
простила бы ему этого. Он опозорил бы свое имя. Я не хочу, чтобы это было
мое имя... Боюсь, что вы и сами не обдумали до конца всех возможных
последствий вашего намерения... Вы знаете, что моя врачебная практика –
мой жизненный базис. Но я готов отказаться от гонорара и вернуть вам его,
чтобы только не брать на себя такой огромной ответственности.
– Значит, вы отказываетесь изменить мою внешность? – упавшим голосом
спросил Престо. В этот момент он выглядел глубоко несчастным. Неужели все
его мечты о новой жизни в новом теле, о личном счастье рушатся?
Но не удрученный вид разжалобил Цорна. Его вообще едва ли можно было
разжалобить. Цорн совсем не собирался упустить такого выгодного пациента.
Однако это действительно был трудный случай в его практике. Вне сомнения,
перевоплощение Престо произведет шум во всем мире. Конечно, Цорна не
подвергнут суду Линча. Но возможно, что газеты будут бранить его, и еще не
известно, послужит ли это для него новой рекламой или же повредит
практике. Да и излишняя реклама была нежелательна Цорну. Он имел
достаточную практику, привлекая клиентуру из самых состоятельных классов.
Широкая публика о нем мало знала, представители власти не интересовались
им, и это было ему только на руку: шум мог привлечь нежелательное внимание
медицинских организаций, и тогда кто знает, чем все это кончится. В лучшем
случае – убытками, превосходящими гонорар Престо, чтобы погасить весь этот
шум и замять дело. Поэтому он хотел всячески гарантировать себя и даже
установил в кабинете аппарат, который записывал на валик весь разговор с
Престо. В случае надобности Цорн мог доказать, что он сделал все
возможное, что он сам усиленно отговаривал Престо.
Цорн развел руками и сказал:
– Ваше уродство – такая же болезнь, как и всякая другая. И потому,
как врач, я не имею права отказать вам во врачебной помощи. – Эту и
последующие фразы он сказал особенно громко и отчетливо, – Это очень
сложный конфликт, и лучшим выходом из него может быть добровольный отказ
от вашего намерения. Поэтому я могу лишь просить вас, убедительно просить
отказаться от вашего намерения... Обдумайте еще раз все хорошенько.
Подождем день, два. И если вы придете к решению...
– Мое решение твердо, – воскликнул Престо, – и два дня ничего в нем
не изменят.
Цорн вздохнул, еще раз развел руками.
– Ну, что ж! Этим самым вы принимаете всю ответственность на себя. –
И уже другим тоном, как врач, он спросил Тонио: – На что вы жалуетесь,
мистер Престо?
– На судьбу.
Цорн, с видом понимающего человека, молча и сочувственно кивнул
головой и сказал:
– Судьба для нас, современных людей, всего только закон причинности.
Поэтому мы больше не умоляем судьбу. Мы сгибаем ее в бараний рог... Вы –
последний больной. Прием у меня окончен. Пойдемте в парк и там побеседуем,
– добавил он, посмотрев на часы.
