Глава 11
Несостоявшееся Свадебное Путешествие
Наутро Эльза проснулась с давно уже покинувшей ее ясностью мысли. Ей
надо было решить – принять ли предложение Штирнера или отказать ему.
Почему ей непременно надо было решить это, она не интересовалась. После
утреннего завтрака Эльза уселась в своем любимом уголке зимнего сада,
перед аквариумом, чтобы принять окончательное решение.
Однако ей помешали. Вошел слуга и доложил, что ее ожидает в приемной
Оскар Готлиб, который очень просит принять его.
«Оскар Готлиб? Откуда он взялся?" – подумала Эльза. Целый рой
мимолетных воспоминаний о судебном процессе промелькнул в ее памяти.
Эльза спустилась в приемную второго этажа.
Навстречу ей с низким поклоном шел старик, в котором она не сразу
узнала брата покойного банкира.
Оскар Готлиб похудел. Он отпустил окладистую седую бороду вместо
небольших бачков. Лицо стало длиннее, щеки впали, а мешки под глазами
увеличились. Но перемена коснулась не только внешности. Во всей его позе и
жестах чувствовалась какая–то пришибленность и приниженность, глаза
беспокойно бегали.
– Приношу мои извинения за беспокойство, – сказал он, целуя Эльзе
руку, – только крайняя необходимость принуждает меня к этому...
– Прошу вас, – указала Эльза на кресло. Они уселись. Оскар Готлиб
вздыхал, вертел в руках шляпу и молчал. Несколько овладев собой, он
заговорил нетвердым голосом.
– Я, право, не знаю, как начать... Прежде всего позвольте уверить
вас, что я совершенно примирился с совершившимся фактом... Совершенно...
Но самый факт неожиданного лишения наследства поставил меня в необычайно
затруднительное положение. Дело в том, что уже после смерти брата и..,
после вашего отказа от наследства я совершил.., я заложил свое имение...
Что делать? Молодежь так жадна на развлечения... Большой город...
Наряды... Столько соблазнов... Да и хозяйство надо было поправить.
Обязательство было краткосрочное. Не думал же я, что вы перемените свое
решение и все так обернется! Это я говорю не в упрек, а так, в пояснение.
И вот теперь, через неделю, имение пойдет с молотка за неуплату долга. И я
разорен... Разорен окончательно, на старости лет, с кучей детей на
руках... Их у меня пятеро да жена–старуха...
– Какова же сумма вашего долга? Оскар Готлиб замялся.
– Большая, солидная сумма, по моим средствам конечно. Двести тысяч...
Эльза подумала.
– Будьте добры подождать, я сейчас дам вам ответ.
Готлиб не ожидал, что все устроится так просто, и стал заранее горячо
и униженно благодарить.
Эльза прошла через комнату личного секретариата, в которой никого еще
не было, хотя в этот час занятия уже начинались.
«Странно, – подумала Эльза, – что бы это значило?" – и она вошла в
кабинет Карла Готлиба, где теперь постоянно работал Штирнер. Здесь она
застала его.
– Штирнер, сюда явился Оскар Готлиб... Штирнер поднял брови.
– Нашелся? Или воскрес из мертвых? Ну что ж, лучше поздно, чем не
вовремя. Что ему надо?
– Он просит денег... Его имение продают с молотка.
– Сколько?
– Он говорит, что имение заложено за двести тысяч. Штирнер поморщился.
– Врет! Имение со всем инвентарем не стоит ста тысяч. Песок да
кочки... Дадим ему сто тысяч и пусть проваливается!
– Послушайте, Штирнер, я все–таки чувствую себя невольной виновницей
его несчастий и потом.., он так жалок... Ему не легко было явиться сюда.
Дайте ему двести тысяч... Пожалуйста!
Штирнер рассмеялся.
– Пожалуйста! Это великолепно! Глава банкирского дома почтительнейше
просит своего приказчика! Фрейлейн Глюк, все принадлежит вам и ваше слово
– закон. Мое дело маленькое: вертеть колесо и исполнять приказания
начальства.
Он быстро подписал чек на двести тысяч, положил чековую книжку в стол
и запер на ключ.
– Вот чек.
– Благодарю вас.
– Опять! Когда вы научитесь быть хозяйкой?
Эльза вышла из кабинета и протянула Готлибу бумагу.
– Вот чек на двести тысяч...
Оскар Готлиб взял чек трясущейся от волнения рукой и стал вновь
благодарить и извиняться.
– Пожалуйста, не благодарите меня, – смущенно ответила Эльза, – лучше
расскажите мне, что с вами случилось. Куда вы пропали после судебного
заседания?
Они опять уселись.
– Болел.., болел, да и очень странной болезнью. Когда я вышел из
суда, меня вдруг охватила боязнь людей и стыд... Мне стыдно было
показаться им на глаза... Вы знаете, что портреты всех участников
судебного процесса печатались во многих газетах. И мне казалось, что
каждый встречный, каждый проезжающий извозчик, даже мальчишки указывают на
меня пальцами и говорят: «Вот человек, лишенный братом наследства за
неблаговидный поступок!" И так как никто не знал, в чем состоит этот
неблаговидный поступок, то каждый мог думать, что ему угодно: может быть,
я совершал подлоги – делал на векселях подписи брата, а может быть, и
покушался отравить его. И я бежал... – Старик вздохнул. – Да, я много
пережил горьких минут, фрейлейн... Бежал я совсем недалеко. Меня искали по
всему свету, а я жил в этом же самом городе. Я укрылся в надежном месте, у
своего старого, одинокого друга. «Если ты выдашь тайну моего пребывания
хоть одному человеку, я покончу с собой», – сказал я ему. Но об этом не
надо было и говорить, он не выдал бы и так.
– Но, простите, – Эльза засмеялась, – вам не было стыдно этого друга?
– Нет! И что удивительно, я не знал его адреса, но нашел его квартиру
по какому–то непонятному наитию... Так, шел и пришел... Еще не менее
удивительно: друг встретил меня так, как будто ожидал этой встречи, хотя
мы несколько лет не видались и даже не переписывались с ним; долгое время
я не удосуживался разыскать и навестить его. «Вот ты и пришел», – сказал
он мне просто. У него я и прожил. И все время я испытывал чувство страха и
стыда. Иногда, вечерами, я как будто приходил в себя. И даже подумывал о
том, чтобы выйти на другой день подышать свежим воздухом. Но ночью вдруг я
чувствовал, что страх и жгучий стыд вновь наполняют меня так, что на
голове шевелятся корни волос.., прямо наваждение какое–то! Я плотнее, с
головой, укрывался одеялом и лежал притаившись, боясь пошевельнуться. А
наутро не выходил в столовую, отговариваясь головной болью. Окна в моей
комнате были завешены наглухо.
– Как это странно, – задумчиво сказала Эльза.
– Я читал газеты и, холодея от страха, следил за поисками. Но, к
счастью для меня, они шли по ложному пути. За все время я только один раз
смеялся: когда прочитал в газетах, что «меня» нашли где–то в Аргентине,
забыл сейчас, в каком городе. Конечно, это оказалось ошибкой. Мой
«двойник» был фермером, приехавшим в город по своим делам. Судя по
портрету в газете, он действительно похож на меня.
– И долго у вас продолжалось это состояние?
– Ровно до того самого дня, когда последняя судебная инстанция
окончательно и бесповоротно решила дело в вашу пользу. Тогда мне все сразу
стало безразлично, и я вернулся домой, где и жил, пока не получил
извещения о предстоящих торгах. И я решил, что единственный человек,
который может спасти меня...
Он не закончил своего рассказал, так как в комнату вошли Зауер и Эмма
Фит. Готлиб поднялся и поспешил уйти.
Вид Зауера и Эммы поразил Эльзу. Зауер был во фраке, Эмма в белом
платье с букетом белых цветов на груди. Лица их сияли.
Зауер вел Эмму под руку.
– Позвольте вам представить, фрейлейн Глюк, мою жену Эмму Зауер.
Поздравьте нас, мы обвенчаны!
Эльза побледнела и поднялась.
Эмма бросилась целовать ее, но, видя смущение Эльзы, остановилась в
нерешительности. Эльза поборола волнение, холодно поцеловала Эмму и
протянула руку Зауеру. Эмма была слишком счастлива, чтобы заметить эту
холодность. Она стала лепетать, сложив по–детски руки на груди:
– Этот Отто, – и она бросила лучистый взгляд на мужа, – такой
забавный. Вчера мы были с ним в театре, и вдруг он говорит: «Сейчас мы
должны с вами обвенчаться. Едем!»
– И ты так сразу решилась? – спросила Эльза. Эмма сделала
уморительную гримаску, которая говорила: «Кто же отказывается от счастья?»
– Все вышло как–то само собой. И мы, не ожидая окончания спектакля,
хотя было очень интересно.., шла пьеса.., господи, я уже забыла!., но это
все равно какая.., поехали искать пастора. Отто чуть не с кровати поднял
его! Такой смешной, заспанный старикашка! Он что–то прочитал, раз–раз и
готово! Ты не сердишься на меня, Эльза? – с неожиданной робостью вдруг
спросила она.
Невольная улыбка проскользнула по лицу Эльзы при виде этой детской
наивности. И уже с искренним чувством она обняла свою подругу и поцеловала
ее.
– Можно ли сердиться на куколку? Ведь ты счастлива?
– Ужасно! – ответила Эмма и даже нахмурила брови. Но улыбка сошла с
лица Эльзы, когда ее взгляд остановился на Зауере. Он смотрел на Эмму
влюбленными глазами.
«Нет, этот брак не месть со стороны Зауера, – подумала она, – Зауер
действительно любит Эмму... Какое–то наваждение. Наваждение! Кто сказал
это слово? Да, Оскар Готлиб.., и он говорил о наваждении. Что же все это
значит? Я чувствую, что у меня опять начинают путаться мысли...»
– А–а, новобрачные! – голос Штирнера, стоявшего в дверях кабинета,
прервал вереницу ее мыслей.
«Он уже знает?" – с удивлением подумала Эльза.
Ей трудно было еще раз переживать сцену поздравления, в особенности
при Штирнере, и она незаметно вышла.
– Поздравляю, поздравляю, – весело сказал Штирнер. Зауер самым
радушным образом крепко пожал руку Штирнера. Казалось, от прежнего
недоброжелательства не осталось следа.
– Мы думаем сегодня же вечером выехать в свадебное путешествие, –
говорила Эмма, – вы и Эльза не будете против?
На лице Штирнера промелькнуло недовольное выражение, но он тотчас
любезно улыбнулся Эмме.
– Конечно, разумеется, прекрасная куколка! Куда вы думаете ехать?
– В Ниццу или в Норвегию, мы еще не решили. Он хочет в Норвегию, а я
в Ниццу...
– Значит, вы будете совершать свадебное путешествие каждый
поодиночке? – смеясь, сказал Штирнер. – В Норвегии сейчас вы отморозите
ваш маленький носик! – продолжал он. – Надо беречь ее, Зауер Конечно, вы
поедете в Ниццу!
– Ну, прощайте, нам надо собираться в дорогу! – И, схватив мужа за
руку, она потащила его к выходу. – Скорей, скорей, Отто, ты такой мешок! Я
уверена, что мы везде будем опаздывать с тобой на поезд! Зауер жил во
флигеле, в небольшом уютной квартире. Молодые вбежали с веселой
оживленностью и поспешно стали укладываться, говоря без умолку.
– Итак, в Ниццу?
– Ну что ж, в Ниццу так в Ниццу.
– Господи, все это так скоро, как на пожаре!.. Какой тяжелый
чемодан!..
– Можем не ехать... Из него надо выбросить книги... Подай мне
несессер...
– Не ехать? Да ты с ума сошел! Конечно, мы едем! Но дорожное платье?..
– Мы купим его в дороге. А для начала твое серое прекрасно подойдет.
Они уселись на полу перед большим чемоданом и стали выбрасывать книги.
Вдруг на минуту они застыли, будто прислушиваясь к какой–то мысли,
потом удивленно посмотрели друг на друга.
– Что мы сидим, как китайские болванчики, на полу? – наконец спросила
Эмма. – Зачем ты вытащил этот чемодан? Тебе нужно ехать по делу?
– Я никуда не собираюсь ехать, – ответил Зауер. – Я не знаю, зачем мы
вытащили этот чемодан. Может быть, тебе хотелось посмотреть эти книги?
– Книги? Эти скучные книги? Какие мы глупые! Мы помешались от счастья!
Звонко рассмеявшись, она поднялась, перепрыгнула через чемодан и
поцеловала Зауера.
Зауер хмурился. Случай с зачем–то выдвинутым чемоданом заставил его
призадуматься.
– Что ты надулся? Недоволен мною? – и она так плутовски склонила
головку, что Зауер вновь стал весел.
– Конечно, недоволен, – сказал он, смеясь. – Ты не успела поселиться
у меня, а уже вносишь беспорядок!
– Честное слово, это не я! Это он сам! – указала она ногой на чемодан.
– Куш на место! Куш! Да помоги же, несносный! Эмма и Зауер задвинули
чемодан под кровать. О поездке никто из них больше не вспоминал...
