* * *
Первые полсотни километров по выезде из столицы шоссе повторяет
прихотливые, но плавные извивы русла Виэны. Мой «алеко» бежал довольно
резво, невзирая на свой достаточно почтенный возраст. Конечно, пора бы его
сменить. После покупки дома новых крупных трат вроде не предстояло (когда
же, наконец, машины у нас подешевеют настолько, чтобы не считаться крупной
тратой?), но расставаться с ним мне было жаль. Не то чтобы я так уж привыкал
к вещам, но машина – не вещь. Она почти товарищ. Как лошадь.
От Солдатова дорога свернула на север. Теперь шоссе рассекало лес почти
по прямой, от поворота до поворота вполне можно было выспаться. Однако
однообразной эту часть пути я бы не назвал. То и дело по сторонам
открывались озера, и при всей схожести каждое было в чем–то неповторимо.
Изредка я проскакивал через деревни – в этой части страны фермерских
хозяйств мало, преобладают крупные кооперативы, в основном скотоводческие,
одним словом, мясной край. В одной из деревень я остановился на полчаса и
позавтракал в придорожной закусерии. Кормили здесь весьма прилично, без
изысков, но по–домашнему основательно. В «Пороховой бочке» одной такой
порции хватило бы на троих.
В половине десятого над лесом завиднелись золоченые луковицы
Покровского собора – я подъезжал к «Детинцу». Когда–то он был православным
монастырем – из тех, рожденных радением Сергия Радонежского, где иноки с
одинаковой сноровкой звонили в колокола и палили из пушек, а к бердышам да
пищалям были привычны не меньше, чем к наперсным крестам. Он разрастался и
богател – пока после переворота тысяча девятьсот семнадцатого монахов
отсюда не выгнали безо всяких церемоний. Что только ни обосновывалось здесь
потом: от складов до тюрьмы и от каких–то мастерских до психиатрического
интерната. На здания всем было, само собой, наплевать. Лет двадцать пришлось
провозиться здесь энтузиастам и подвижникам, прежде чем Свято–Михайлов
монастырь обрел божеский вид. Однако церкви он оказался не нужен. И тогда
его превратили в «Детинец» – нечто среднее между сиротским приютом,
деревней «СОС» и античным полисом. Целый детский город, со своими школами,
спортивными комплексами, огромными подсобными хозяйствами. Если верить
легендам, некогда монахи выращивали тут дыни и виноград. Как насчет
винограда не знаю, но продуктов «Детинца» в его фирменных лавках хватает в
столице лишь до обеда. Причем работают ребята в охотку, это отнюдь не
трудовая повинность. Все это я знал не понаслышке. Биармия – маленькая
страна, и здесь немного сыщется мест, где не побывал бы человек, ведущий
мало–мальски подвижный образ жизни. Три года назад мне пришлось прожить в
«Детинце» с неделю, расследуя довольно пакостное дело о краже. Тамошние
деятели не хотели предавать его огласке, и потому к официальным путям
расследования решили не прибегать.
Я припарковал машину на стоянке так, чтобы ее накрыла тень от
надвратной церкви: погода с утра переломилась, и солнце сейчас поджаривало
так же всерьез, как все последние дни поливал дождь.
Теперь оставалось разыскать Риту Лани.
Сделать это не составило никакого труда. Уже через несколько минут я
знал, что преподает она в здешней музыкальной школе, что сейчас там идут
уроки, но кончиться они должны ровно через час. Я соскучился по солнцу и
потому решил побродить этот час по «Детинцу», вызвав тем самим явное
неудовольствие дежурного привратника – солидного человека пятнадцати лет от
роду, уже предвкушавшего обстоятельную и приятную беседу с новым человеком.
Я поднялся на монастырскую стену и пошел по галерее. Отсюда открывался
прекрасный вид на окружающие «Детинец» сады с разбросанными по ним семейными
коттеджами. В каждом таком двухэтажном, крытом черепицей домике жила здешняя
семья – групповые родители с шестью–семью детьми самого разного пола и
возраста, от младенцев до юношей и девушек, уже готовящихся покинуть
«Детинец». Родителями могли работать только бездетные супружеские пары.
Конкурс на каждую вакансию был бешеный, отбор производился самый тщательный,
потом следовала годичная специальная подготовка – и в «Детинце» появлялась
новая семья, объединявшая детей, лишенных родителей, и родителей, не имеющих
детей. Я сделал полный круг по стене и ровно через час вошел в здание
музыкальной школы.
На вид Рите Лани можно было дать дет тридцать. И, насколько я понял,
впечатление соответствовало действительности. Красавицей я бы ее не назвал,
дурнушкой – тоже, сплошное среднее арифметическое. Словом, выйди вечером в
Александровский сквер ( там таких прогуливается девять из десяти. Бог знает,
что сыскал в ней доктор Меряч, но это уже его личное дело.
– Меня зовут Марк Айле. Я частный сыщик. Клиент поручил мне поиски
Виктора Меряча, что и привело меня к вам.
Мы сидели в маленькой, спартански обставленной гостиной двухкомнатной
квартирки Риты, помещавшейся здесь же, в здании школы.
– Частный сыщик? – она удивленно посмотрела на меня. – А разве такое
бывает? Я думала, Шерлок Холмс – это очень давняя история.
– Несомненно, – согласился я. – Однако – вот мой патент.
Она бегло глянула на запаянную в пластик карточку.
– А могу я поинтересоваться, кто ваш клиент? Кого, кроме меня, может
волновать судьба Виктора?
– Его дальнего родственника, Фальстафа Пугоева.
– Никогда о таком не слышала.
– Насколько я понимаю, доктор Меряч сам не подозревал о его
существовании.
– А откуда ваш Пугоев – так? – узнал об исчезновении Виктора?
– От полиции.
Собственно, кто кого расспрашивает? Но пока это было не столь важно.
Лишь бы в конце концов сложился разговор.
– Выходит, полиции проще найти никому не нужного родственника, чем
человека, попавшего в беду?
– Вы думаете, доктор Меряч попал в беду?
– А что еще я должна думать, если его ищет полиция?
– Они у вас уже были?
– Позавчера. Но я не смогла сказать им ничего полезного.
( Это их мнение или ваше?
– Мое. Но, думаю, они его разделяют.
Внешне она держалась достаточно спокойно. И в то же время даже на
расстоянии чувствовалась бившая ее внутренняя дрожь. Бывают такие состояния,
которые не всегда можно правильно истолковать, но ощущаешь их не менее
явственно, чем страх или сексуальное влечение.
– И все–таки позвольте задать несколько вопросов. При этом должен
предупредить, что вы имеете полное право не отвечать на них. Ответственность
за дачу ложных показаний на вас сейчас не распространяется.
– Зачем вы это говорите? Я не собираюсь лгать.
– Я вас в этом и не подозреваю. Но таковы правила.
– Что же вас интересует?
– Прежде всего, мне важно понять, что за человек доктор Меряч.
– Это слишком общий вопрос. На многочасовую исповедь я сейчас попросту
неспособна, а иначе о человеке не расскажешь, не правда ли?
– Не знаю. Это кто как.
– Я – так. Попробуйте задавать вопросы. Более конкретные вопросы.
Может, так у нас что–то получится?
– Хорошо, давайте попробуем, Рита. Когда вы в последний раз видели
доктора Меряча?
– Полиция уже спрашивала об этом. Две недели назад. В среду. Шестого
июня.
– Где?
– У него дома.
– И с тех пор не встречались?
– Мы видимся не так уж часто. У него работа. У меня – тоже.
– И вас это устраивает?
– Когда не можешь изменить обстоятельств, их остается принимать.
– И все–таки?
– Н Виктора люблю. Этого не достаточно?
– Вполне, Рита. Простите мою настойчивость, но ведь вы хотите помочь
найти доктора Меряча?
– Найдите – и к тому, что вы получите от своего клиента, я прибавлю
столько же.
– Вряд ли. Я получу с него немало.
– Я найду любую сумму.
– К тому же это незаконно. Одно дело – один клиент.
Она в упор посмотрела на меня и вдруг сменила позу, быстрым движением
закинув ногу на ногу – так, чтобы я смог оценить их по достоинству;
оценивать, между прочим, действительно было что. Я начал понимать Меряча.
– Все равно я сумею отблагодарить вас, – произнесла она с этакой
горловой дрожью в голосе и сразу испортила впечатление. Каюсь, разговоры
мартовских кошек никогда не были мне по душе.
– Нет, – сказал я. – И оставим это. Тем более, что доктора Меряча я
все равно ищу. И постараюсь найти.
– Прошу вас, найдите его! – Теперь в голосе было не мурлыканье, а
явное предвестье слез. Господи, до чего же трудно иметь дело с женщинами! Я
с радостью променял бы Риту Лани на добрый десяток Ярвилл.
– Но все–таки, Рита, что за человек доктор Меряч? Спокойный?
Уравновешенный?
– Безусловно. Самый пунктуальный изо всех, кого я встречала.
– Способный на нелогичные поступки, неожиданную смену планов?
– Нет( Пожалуй, нет. Точно нет.
– Хорошо. Вы знаете, куда направлялся доктор Меряч в день своего
исчезновения?
– Как куда? Сюда, ко мне.
– Тогда почему же не вы первой заявили в полицию? Почему это сделала
только через три дня администрация института?
– А вы встречали когда–нибудь женщину, которая призналась бы, что
мужчина собирался к ней и не приехал? Если это еще не муж, разумеется?
– Вы собирались пожениться?
– Не знаю. Скорее, да. Во всяком случае, я этого хотела. ( На этот раз
ее искренность была обезоруживающей.
Ну и переходы! Два самых бессмысленных занятия – по крайней мере, у
нас в Биармии – предсказывать погоду и играть в карты с женщиной. Никогда
не знаешь, что прольется с неба через два часа, и какой ход сделает
партнерша через две секунды.
Словом, уезжая из «Детинца», я знал ненамного больше, чем вчера
вечером. Было три часа. Расследование длилось уже ровно сутки, а не
продвинулся я пока ни на шаг. Само по себе это не было трагедией: мне
случалось топтаться на месте и неделями. Но в этой истории я чувствовал,
нутром чуял какую–то гнильцу. И больше всего на свете мне хотелось поскорее
из нее выкарабкаться. И податься к моим любимым херсонесским камням. На
полпути к столице опять пошел дождь.
