Раздел 3.
Но сначала он постучал к Лехе. За дверью было тихо. Неужели еще не
вернулся? Он дернул за ручку, и дверь вдруг легко распахнулась. Игорь
остолбенел: вместо Лехиной комнаты перед ним был сад с тропическими
растениями, пестрыми попугаями на ветвях и дорожками из мрамора. Высокая
стеклянная крыша нависала над пальмами, сквозь нее било яркое полуденное
солнце. Из глубины сада доносилась музыка, журчание воды, звонкий
разноголосый смех и немелодичный гогот, явно ушаковского тембра.
После всего, что сегодня произошло, Игорь был уже не в силах
удивляться. Он просто пошел по дорожке на голоса и скоро увидел любопытную
картину: несколько девушек в сведенных до минимума нарядах танцевали на
поляне вокруг мраморной ванны, наполненной прозрачно–голубой водой. В
ванне сидел Леха. Он вертел головой и время от временя вынимал из воды
руку, чтобы схватить одну из танцовщиц. И ему, и девушкам это доставляло
массу удовольствия, они хохотали до упаду.
Выйдя из–под сени пальм, Игорь направился прямо к ванне. Леха, увидев
его, страшно смутился, поспешно щелкнул пальцами, и волшебный сад вместе с
девушками вдруг пропал. Они снова были в комнате. Оставляя мокрые следы,
Ушаков подошел к стулу, снял висевшее на спинке полотенце и обмотал вокруг
бедер.
– Ну, чего ты вламываешься? – заорал он, видимо, вернув себе вместе с
полотенцем самообладание.
– Где Марина? – спросил Игорь.
– Какая еще Марина? – Леха пожал плечами, но, глянув Игорю в лицо, не
выдержал: – А что? Ты же сам сказал – родственница. Что уж теперь, и
словом не перемолвись? Ну, ходили мы в парк, я ей показывал, где что, в
кино зашли...
– В кино?
– Да. А что такого? Культурная программа. Она сама просила. Я ж
никогда не навязываюсь, ты меня знаешь...
– А потом?
– Потом?
– Да, после кино?
– Э–э. Тут, понимаешь, такая штука вышла. В кино–то мы до конца не
досидели. Что–то я не понял даже, не понравилось ей, что ли? Так кино
вроде хорошее, с вырубонами. «Убрать первым» называется, не смотрел?
У–у! Штатовское, по–моему... Ну вот. Как только он начал их мочить,
она, смотрю, глаза вылупила и замерла. Потом вдруг схватила меня за рукав,
да как заорет на весь зал: «Что это он с ними делает?!" Ну, я ей говорю,
тихо, мол, здесь тебе не Моршанск, если будешь так орать, из зала
выставят. Она, правда, потише стала, но все добивается, чтоб я ей
объяснил. Я и объясняю, что согласно суровым законам гангстерского мира он
устраняет конкурентов, или, проще говоря, убивает.
А она понять не может, что это за слово такое вообще.
«Как это, – говорит, – убивает? Как?" Сейчас, говорю, увидишь как.
Вот этому, гляди, по башке ломом даст, и брызги полетят, видишь? Она
смотрела, смотрела и тихо вдруг спрашивает: «Он делает их мертвыми?" Э–э,
думаю, подруга, да ты, видать, слаборазвитая... Из спецшколы небось.
Ну, конечно, говорю, мертвыми! Вот этих сделает мертвыми, а остальные
зато будут его слушаться. По струнке будут у него ходить...
Она опять помолчала, посмотрела это все и говорит:
«Он подчинил их своей власти. Вот он, ваш способ».
И вдруг встала – и к выходу. Я, натурально, за ней.
Ты что, говорю, обиделась, может, на что–нибудь? Она молчит, а сама,
гляжу, вся дрожит. «Не так я себе все это представляла, – говорит. – Мы
привыкли считать смерть общим, горем, нелепой случайностью или данью
старости бездушной... (Что–то такое она выдала, не помню точно.) Но мы,
кажется, ошибались. Тот, кто борется за власть, должен... убивать. Убивать
некоторых, чтобы остальные боялись... Да, – говорит, – так им и скажу. Вот
вам ваша Тайна! Делайте с ней что хотите!" Потом на меня посмотрела и так
это процедила: «Какие же вы...»
Ну, я давай ее успокаивать. Да ты что, говорю, посмотри вокруг, кто
кого убивает? Это же все там, на Западе гнилом. А у нас–то тишь да гладь!
Да и потом я с тобой! Если что.
Но тут она стала говорить, что ей срочно нужно куда–то идти. А ты не
ходи, говорит. Я, говорит, знаю, чего тебе хочется больше всего. И тут в
глазах у меня эта картинка... ну, ты видел только что. Вот так, говорит,
щелкнешь пальцами, все это и появится, щелкнешь еще раз – пропадет. Так
что можешь бежать домой, ты ведь этого хотел? Ну, смех! Как будто кто–то
мог этого не хотеть!
Ну, в общем, ушла она. И я тебе так скажу: не ври ты, никакая она
тебе не родственница. Самая настоящая инопланетянка – вот она кто. И я бы,
на твоем месте, написал бы письмо в «Технику – молодежи». А не поверят –
пусть приезжают, я им тут покажу фокус...
Игорь ушел от Лехи, ничего ему не объяснив. Да и что ему объяснишь?
Разве он поймет, что натворил? Эх, Леха, Леха! А впрочем, не в нем дело.
Игорь понимал, что и сам мог бы повести Марину на подобный фильм.
Но дело и не в фильмах.
«Дело в нас самих, – думал он. – В том, что мы все еще находим
оттенки благородства, романтику или даже комический эффект в этой самой
неестественной способности человека – убивать людей...
А происходит это от нашего равнодушия к чужой судьбе. Ну, убивают там
кого–то – и ладно. Лишь бы не моих соотечественников. А если уже их? Лишь
бы не моих знакомых! А если их? Не семью! А если семью?
Делайте что хотите, только не трогайте МЕНЯ!»
Игорь вошел в свою комнату и сейчас же увидел на столе конверт. В нем
оказался один–единственный листок. Игорь развернул его и прочел:
"...Прошло уже немало времени с тех пор, как в цветущей долине среди
неприступных гор собрались со всего света люди, знавшие о таинствах и
самом устройстве Природы больше, чем весь остальной мир. Они съехались
туда вместе с семьями и имуществом, в надежде обрести покой, необходимый
для продолжения их трудов, и дать отдых сердцам, израненным зрелищем
нескончаемых кровопролитий.
Но мир не хотел оставить в покое бежавших от него. С каждым годом он
все ближе подступал к укромной долине, сжимая свои окровавленные пальцы на
горле сокровенной мысли.
И вот, когда уже казалось, что спасения нет, новая тайна открылась
вдруг мудрецам, населявшим долину.
Они создали новый мир, нигде не пересекающийся с миром уже
существующим, и назвали его Светлым, и удалились в него навеки.
Они искали покоя и отдыха и нашли его, ибо Светлый мир был абсолютно
пуст. Тогда, рассеявшись в нем, они наполнили его лесами и горами, реками
и морями, каждый по своей прихоти, и уединились в их излюбленных местах
семьями и поодиночке. Но прежде, собравшись вместе, все они решили в детях
и внуках своих навеки уничтожить мысль об убийстве, как способе достичь
первенства в роде или товариществе, в городе или государстве, когда бы они
ни возникли в Светлом мире. В ненарушимую тайну был превращен этот
страшный способ подчинения людей своей власти.
Пришедшие в Светлый мир поклялись навсегда забыть его и детей своих
воспитать в неведении, дабы никогда не началась здесь ужасная борьба,
некогда изгнавшая их из мира родного...»
Где–то капала вода. Луч фонарика по одной выхватывал из темноты
широкие влажные ступени полого уходящие в бесконечную глубину. Игорь шагал
по ним и думал:
«Ее еще можно догнать, остановить, объяснить ей самое главное – Тайну
должны узнать все. Все сразу. Только так можно избежать беды...»
Он шел все дальше и дальше и даже не обернулся, когда где–то далеко
за его спиной со скрежетом захлопнулась подвальная дверь...
