Излечение Пророка
У каждого человека есть свои секреты. Не то, чтобы нечто постыдное, о чем
не хочется вспомнить. Иногда совсем даже наоборот – так и подмывает
рассказывать всем и каждому, каким ты был героем, когда... Ан, нет,
нельзя. В одном случае давал подписку о неразглашении, в другом – обещал
другу (или подруге) хранить тайну, в третьем... А в третьем и сам не
знаешь почему молчишь. Вроде и причин нет, и повод хороший подвернулся,
чтобы рассказать все, как на духу, но что–то сдерживает. Нет, думаешь,
сейчас не время. В следующий раз.
Так со мной бывало неоднократно. К примеру, вы слышали от меня историю о
том, как в зман–патруле обрабатывали Мохаммеда? Того самого, который
написал Коран и заставил бедняг–курейшитов принять ислам? Не слышали вы
эту историю, я и не сомневаюсь. Никакой секретности, кстати.
«Рассказывайте кому хотите, – сказало мне изображение госпожи Брументаль,
когда я вернулся из той экспедиции, – все равно вам никто не поверит».
Именно поэтому я никому и не рассказывал – зачем сотрясать воздух, если
твоей истории нет веры?
Сегодня однако особый день. В созвездии Волопаса взорвалась звезда Гемма.
Вспышка Сверхновой озарила Галактику, как писали в таких случаях авторы
фантастических боевиков прошлого века. На самом деле на Земле этого
события никто даже и не увидел, только астрономы в Ликской обсерватории
зафиксировали вспышку гамма– и нейтринного излучения. О том, что Гамма
Волопаса вспыхнет, я знал давно, как и все участники экспедиции в седьмой
век. Но одно дело знать теоретически, и совсем другое...
Так вот, вызывало меня однажды изображение госпожи Брументаль, главы
спонсорской компании «Брументаль», под вывеской которой скрывалось
израильское отделение партуля времени, или зман–патруля, как мы его
называли.
– Пойдете в Мекку, шестьсот тридцатый год, – сказало изображение. –
Найдете там некоего Мохаммеда, припадочного...
– Того самого? – спросил я удивленно. – Пророка?
– Когда вы к нему явитесь, – сказало изображение, недовольное тем, что его
прервали, – Мохаммед еще не будет пророком, а всего лишь не очень молодых
мужчиной, склонным к эпилептическим припадкам.
– Ясно, – догадался я. – Задача: устранить Мохаммеда, пока он не...
– Но–но! – угрожающе сказало изображение моей начальницы. – Что–то в вас
кровь кипит, Шекет, не пора ли вам на повторную медкомиссию? Никакой
самодеятельности, имейте в виду! Ваша задача не причинить Мохаммеду
физический вред, а напротив, излечить его от недуга. Он должен стать
совершенно нормальным человеком. Совершенно нормальным, ясно?
– Ясно, – сказал я непонимающе.
– С вами пойдет врач, – продолжало изображение. – Он будет заниматься
лечением, а вы – прикрытием и охраной.
– Охраной кого? Врача или пациента?
– Обоих. Повторяю, ваша цель – излечить Мохаммеда. Став нормальным, он
перестанет впадать в экстаз, перестанет видеть дурацкие сны и записывать
их в виде сур Корана. Но учтите: возможны всякие варианты, действовать
будете по обстановке.
Когда говорят «действовать по обстановке», вопросы излишни – кто на самом
деле знает, какая обстановка сложится в том или ином прошлом? Поэтому я
сказал «понятно» и отправился выполнять задание.
Врач оказалась миловидной женщиной лет тридцати по имени Алька Зельцер.
Черные волосы, черные глаза, яркие губы, фигура Венеры и... Нет, я не
влюбился, во время зман–патрулирования это запрещено, но держать свои
мысли в узде стоило мне большого напряжения воли.
– Рада, Иона, что именно вы будете участвовать в этой операции, – мило
сказала Алька, пожимая мне руку. – Я слышала о вас много хорошего.
Наверняка ведь обманывала, как все женщины! Что она могла слышать хорошего
о человеке, чей стаж в зман–патруле исчислялся в то время тремя неполными
стандартными месяцами?
В колодец времени я бросился первым, Алька – следом. Вытащил я ее за
волосы, потому что она едва не проскочила нужный год.
В Мекке стояла жара, как в Тель–Авиве в середине августа. А на дворе был
апрель, прошу заметить. Дом Мохаммеда мы нашли быстро, в городке каждый
знал этого местного придурка, на которого показывали пальцем и говорили
детям: «Будешь вести себя плохо, тебе боги так же накажут, как этого».
Нас, собственно, интересовал сейчас не сам будущий пророк, но его жена
Хадиджа, выполнявшая при муже функции отдела кадров.
– Вот, – сказал я, когда Хадиджа вышла на порог, вытирая руки о фартук, –
это девушка, которую я хочу продать в твою семью. Пусть она будет новой
женой Мохаммеда и принесет ему радость.
Хадиджа критически осмотрела Альку, и самым большим моим желанием в тот
момент было – взять мою спутницу за руку и увести в пустыню. Бог с ним, с
заданием!
– А ты кто такой? – недоверчиво сказала Хадиджа. – Никогда тебя прежде не
видела? Откуда пришел?
– Ахмад, ремесленник из Медины. Это моя сестра, и я знаю, что...
– Понятно, – прервала меня Хадиджа. – Пусть твоя сестра пойдет на кухню, я
погляжу, что она умеет. Моему мужу сейчас не так уж нужна еще одна жена, у
него нас уже четыре, но девушка она ничего себе... Только пусть учтет: я
здесь главная, мое слово – закон.
– Конечно, конечно, – закивал я. Алька молчала, стиснув зубы. Ей, ясное
дело, хотелось вцепиться Хадидже в волосы, но зман–патрульный должен
сдерживать свои чувства.
Я уж не знаю, приготовила ли Алька Зельцер такой обед, чтобы ублажить
Мохаммеда, но Хадиджа осталась довольна, и мою спутницу взяли в гарем с
трехмесячным испытательным сроком. Трех месяцев было достаточно для
выполнения задания, но меня выводила из себя мысль о том, что приходилось
делать Альке, оставаясь по ночам с Мохаммедом наедине. Я слонялся вокруг
дома, рисовал в воображении самые гнусные эротические сцены и готов был
разнести то крыло дома, где размещалась спальня будущего пророка. Однако в
мои функции входила охрана объекта, а вовсе не морального облика коллеги.
На третью ночь я обнаружил врага и понял, что имело в виду изображение
госпожи Брументаль, когда требовало действовать по обстоятельствам. Я как
раз следил за домом Мохаммеда в ночной бинокль, когда увидел, что к одному
из окон крадется человек. Быстрый бросок, болевой прием, выворачивание
рук... Передо мной стоял типичный представитель гуманоидной расы с планеты
Биллизар – тощий, как жердь, и с непропорционально широким лицом.
– Отпусти, Шекет, – прошипел он.
Биллизарец даже знал мое имя! Значит, неплохо подготовился. Скрыв
удивление, я сказал:
– Ну–ка быстро: номер отдела, цель задания.
– Ох! Да отпусти, не сбегу... Отдел номер шесть–одиннадцать...
Так, это не наша система, в зман–патруле совсем иная нумерация. Значит,
действительно конкурент. И чего же ему надо?
– Цель задания, быстро, – повторил я.
– Вкатить Мохаммеду новую порцию стимулянта... Ох, отпусти, руку сломаешь!
– Какого стимулянта? Биллизарцы тоже хотят излечить Мохаммеда от
эпилепсии? – удивился я. – Вам–то какое дело до земной истории?
Вместо ответа биллизарец сделал подсечку, я не удержался на ногах, в
следующее мгновение на мою голову обрушился свирепый удар тупым предметом,
и я на какую–то долю секунды я потерял сознание. Очнувшись, я не увидел
этого инопланетного негодяя – он успел скрыться и, боюсь, вовсе не в
неизвестном направлении. О направлении как раз можно было догадаться –
спальня Мохаммеда. Недолго думая, я полез в открытое окно следом за
биллизарцем и оказался в темном коридоре, куда выходили три закрытые
двери. Из–за одной из дверей доносилась какая–то возня, потом я услышал
звуки борьбы, чьи–то приглушенные восклицания... Вышибив дверь плечом, я
ворвался в спальню будущего пророка.
И что я там увидел?
Мохаммед сидел на широкой постели полуголый, а точнее – в одних шароварах.
Обе его руки были протянуты вперед и перевязаны в локтях; я узнал
автохирургические диагностические повязки производства «Исрамед». Глаза
Мохаммед закатил, а губах пузырилась слюна. Типичный эпилептический
припадок. По идее, бедняга должен был сейчас кататься по полу и мычать,
прикусив губу. Однако Мохаммед сидел спокойно и не реагировал на то, что
творилось вокруг. Вокруг же творилось следующее. В центре спальни стояла в
боевой позе Алька Зельцер, одной ногой она наступила на тощую руку
биллизарского агента, а другой собиралась двинуть его в некое место,
которое биллизарцы используют для производства детей мужского пола.
– Стой! – крикнул я. – Только без членовредительства! «Брументаль» не
захочет платить компенсацию, так эти биллизарцы нас с тобой по миру пустят!
– Да? – недоверчиво сказала Алька, но агента отпустила, и тот с кряхтением
поднялся с пола. – Он мне чуть весь курс лечение не испортил. Я сейчас как
раз последний сеанс начала. К утру Мохаммед будет здоров – ни следа
эпилепсии. А этот, – она кивнула в сторону биллизарца, который ползком
хотел добраться до кровати, где сидел Мохаммед, – этот мне мешать вздумал.
– У него задание такое, – пояснил я. – Биллизарцы всегда были
антисемитами, ведь своих евреев на планете у них никогда не было. Им
нужно, чтобы Мохаммед записал Коран...
Тут мне в голову пришла некая мысль, и я повернулся к агенту:
– Эй, приятель, – сказал я. – Это ведь ваш мыслеизлучатель внушал
Мохаммеду суры Корана?
– Наш, – морщась, пробормотал биллизарец. – И еще внушит, будь уверен! Ты
думаешь, что, если Мохаммед не будет эпилептиком, он и Корана не напишет?
Чушь. Эпилепсия – не причина, а следствие, ясно?
– Ясно, – сказал я. – А ну–ка, быстро: где ты установил гипноизлучатель? И
кто писал текст Корана?
– Бить будешь? – деловито спросил агент, и я решительно кивнул. – Ох...
Где установлен излучатель – не скажу, можешь бить. А текст Корана писали
три наших академика в Институте ксенофобии. Тебе что–нибудь в этом тексте
не нравится?
– Мне в нем не нравится все, – мрачно сказал я. – И потому придется тебя
взять в заложники.
– Забирай свои приборы, – обратился я к Альке. – Тут все куда сложнее, чем
кажется нашему начальству. Пусть оно само разбирается с этим биллизарцем.
Через минуту Мохаммед лежал в постели и спал сном праведника, каковым он
на самом деле не являлся. А мы втроем (биллизарца я привязал к себе за
спину, будто рюкзак, и он там болтал ногами, стараясь пнуть меня
побольнее) прыгнули в колодец времени.
Вот, собственно, и вся история. Судя по тому, что Мохаммед все–таки
записал суры Корана, госпоже Брументаль так и не удалось выбить из агента
признание, где он активировал свой излучатель. Впрочем, в одном из
отчетов, попавшихся мне на глаза, я прочел о том, что уже после смерти
Мохаммеда экспедиция зман–патруля (жаль, что я в ней не участвовал)
обнаружила под черепом пророка тоненький металлический проводок. Вероятно,
это и был злополучный приборчик, а точнее – антенна, которую успел вживить
биллизарец. Где–то на Биллизаре ученые из Института ксенофобии зачитывали
написанные ими суры, а Мохаммед воспринимал это как голоса ангелов...
Я считаю, что большего прокола в деятельности зман–патруля не было за всю
его историю. Может, поэтому мне и не хотелось рассказывать, как мы с
Алькой Зельцер пытались вылечить Мохаммеда от болезни, которая не имела к
созданию Корана никакого отношения.
А биллизарец провел много лет в тюрьме, и я однажды, уже уволившись из
зман–патруля, навестил беднягу, чтобы извиниться за то, что, как
выяснилось, сломал ему руку. Это было любопытное свидание, я услышал много
интересного.
