Царь и Три Его Чада
Когда компьютер спросил меня, какую рекламу сделать в сети библиотек моему
новому роману, я сказал, не задумавшись: «Объяви, что у каждого,
прочитавшего «Царя Шекеля», начнется вторая жизнь, ибо первую читатель
немедленно сбросит, как надоевшую кожу!»
Это была смелая реклама – на меня дважды подавали в галактический суд
разгневанные читатели. Один, послушавшись моего призыва, действительно
сбросил надоевшую кожу, которую потом пришлось наращивать, используя
клонированные клетки. А другой утверждал, что Шекет обманул его, пообещав
вторую жизнь в то время, как этот читатель (абориген планеты Римокран–4)
проживал уже восьмую. Истец, понимаете ли, рассчитывал омолодиться,
вернувшись на шесть жизней назад, а тут такой облом – оказывается, Шекет
совершенно не имел в виду физическую жизнь тела!
Оба процесса, к вашему сведению, я выиграл, так что пара недовольных
читателей не смогла омрачить моего триумфа. Критика обошла «Царя Шекеля»
молчанием, и я считаю это обстоятельство признанием гениальности моего
творения. Критикам просто нечего было сказать!
Итак, главным героем моего романа я избрал царя Шекеля, владыку ста
семнадцати галактик и одного сверхскопления, где можно было при желании
обнаружить даже протухший от долгого употребления квазар. Есть во
Вселенной владыки покруче, но и царь Шекель числился по разряду больших
монархов. Беда в том (вот завязка сюжета!), что в разных эпохах своего
владычества царь Шекель родил трех наследников. Родил, конечно, сам,
поскольку принадлежал к цивилизации саморазмножающихся существ высшего
морального типа. Вот на морали у него и случился бзик – царь решил как–то,
что не имеет права отнимать у молодого поколения счастья отдавать приказы
подданным и вершить суд. Недолго думая, царь Шекель объявил заседание
Метагалактического совета – органа, никогда ничего никому не советовавшего
по той простой причине, что состояло это собрание из клонов самого царя
Шекеля, призванных лишь кивать головами в ответ на любое слово своего
первоисточника.
Вызвал царь на совет наследников. Одного звали Генерал, другого – Рейган,
а третий был Кордильером. И пусть вас не сбивают с толку мужские имена –
цивилизация царя Шекеля понятия не имела, что мужчины должны вообще–то
отличаться от женщин. Саморазмножающиеся расы проектируют детей по
чертежам и выращивают в питательной среде, куда добавляют не только
витамины, но идеи абстрактного гуманизма. Последние, впрочем, как вы
увидите сами, усваиваются молодыми организмами из рук вон плохо.
Итак, прибыли Генерал, Рейган и Кордильер на совет отцовских клонов, и
царь Шекель заявил, стоя с лазерной указкой над масштабированным
четырехмерным изображением принадлежавших ему галактик:
– Дети мои! Что–то с мозгом моим стало! Мне говорят, что в моих владениях
находятся восемьсот миллиардов четыреста миллионов двести семнадцать тысяч
одиннадцать звезд главной последовательности, а я не могу различить ни
одной – все эти огоньки на одно лицо, ну совсем, как вы и как мои
клоны–советники. Подумав остатком моего угасающего сознания, я понял, что
пора завязывать. Поэтому я сейчас завяжу все мои галактики в один
спиральный узел и передам их в пользование тому из вас, кто лучше других
признается мне в своей любви.
Вот тут–то и настал для детей царя Шекеля момент истины.
– Гм... – сказал Генерал, старшее чадо, сурово глядя на отца. – Конечно, я
люблю тебя, гм...
– Как? – нетерпеливо воскликнул царь Шекель. – Как ты меня любишь?
– Как–как! – воскликнул Генерал. – Как баран любит новые ворота, как
солдат любит вошь и как Ленин – буржуазию!
Эти слова подсказал Генералу встроенный в его мозг поисковый компьютер,
который в тот момент был немного навеселе, поскольку в его схему
просочился вирус «чернобыль».
– Сильно, – с уважением сказал царь Шекель и обратился ко второму чаду: –
А что скажешь ты, Рейган?
– Я, – воскликнул Рейган, – люблю тебя, как робот любит смазку, как звезды
любят водород и как планеты обожают законы Кеплера!
Сразу видно, что Рейган был существом ученым, не чета его старшему
родственнику, ни уха ни рыла не смыслившему в точных науках.
– Замечательно! – просиял царь Шекель и повернулся к своему младшенькому
любимому чаду Кордильеру.
– Ну... – промямлил Кордильер. – Ты мне лучше объясни сначала, что такое
любовь. А то я как–то не врубаюсь.
Можете себе представить! Чадо царя Шекеля, славившегося своей высокой
моралью, не знало, что есть любовь! С другой стороны, я убежден, что
большинство моих читателей тоже с этим чувством не знакомы, хотя наверняка
утверждают обратное...
Представьте себе разумное высокоморальное существо, впавшее в бешенство.
Зрелище не для слабонервных. Две галактики столкнулись, три взорвались
безо всяких к тому причин, а протухший квазар неожиданно излучил такой
яркий когерентный луч, что все клоны царя Шекеля ослепли и в дальнейших
перипетиях сюжета участия не принимали.
Закончилось заседание печально для Кордильера, который не только не
получил ни одной галактики из отцовского наследства, но даже комета, на
борту которой он прибыл на заседание, была у него отобрана и домой на
планету Архидобрин–3 бедняга возвращался попутным транспортом, а все
водители громко смеялись над его врожденным идиотизмом. Лично мне, как
автору, кажется, однако, что смеявшиеся тоже не смогли бы ответить внятно
на простой вопрос: что есть любовь?
Но вы ж понимаете: если народ чего–то не знает, то непременно сделает вид,
что ему–то все прекрасно известно, а вот тот, кто спрашивает –
действительно бездарь.
Разгневанный и удовлетворенный одновременно (разгневанный на Кордильера и
удовлетворенный любовными признаниями Генерала и Рейгана), царь Шекель
распустил совет, подписал файлы о передаче наследства и вознамерился
дожить оставшиеся ему миллионы лет в теплоте и неге на одной из планет
Армиктобара. Туда он и явился на личной комете в сопровождении батальона
укротителей пространства.
И тут–то началось самое интересное. На планетах Армиктобара расположило
свою столицу старшее чадо царя Шекеля.
– И что это значит? – спросил Генерал, хмуро глядя на висевшую над его
головой комету, от которой отваливались огромные камни, падавшие на
цветущие сады столицы.
– Я пришел к тебе навеки поселиться! – заявил царь Шекель. – Ведь тебе,
самому любящему чаду, я отдал лучшие галактики моего царства!
– Отдал и расписался, – кивнул Генерал. – Я действительно люблю тебя, как
солдат любит вошь, и потому либо ты немедленно уберешь с орбиты свою
комету, либо я прикажу распылить ее из боевых лазеров. Кстати, Рейган тебя
любит не меньше, чем я, а галактики у него более просторные.
– Я понял, – пробормотал царь Шекель, впервые в жизни подумав, что
поступил не очень мудро, создав себе детей.
Он поднялся на голову своей кометы и сказал укротителям пространства:
– Здесь нам не обломилось. Но Рейган любит меня так, как роботы любят
смазку, – он сам это сказал и не посмеет отказаться. Вперед, ребята, на
Зрекупаторос!
К сведению читателей: Зрекупаторос – звездная система в галактике NGC
3883, где расположил свою столицу Рейган, среднее чадо царя Шекеля.
Вы думаете Рейган встретил отца лучше, чем старшее дитя? Отцовскую комету
он расстрелял прямой наводкой, так что на планету царь Шекель прибыл,
оседлав большой обломок.
– Я к тебе пришел навеки поселиться... – произнес царь Шекель, но в голосе
его не чувствовалось былой уверенности.
– Пожалуйста, – любезно сказал Рейган. – Поселяйся. Навеки. Только не
здесь. Самим места мало.
– Но позволь! – взвизгнул оскорбленный царь. – А твоя любовь,
неустранимая, как законы Кеплера? Или это не твои слова?
– Мои, – согласился Рейган. – Вот и используй эти законы для того, чтобы
рассчитать свою орбиту подальше от моей столицы.
– О времена, о нравы! – воскликнул царь Шекель.
– Нормальные времена, – сказал жестокосердный любящий Рейган. – Всегда так
было: кого больше любим, того больше и мучаем. Природа такая.
Не прошло и часа, как царь Шекель оказался за пределами системы
Зрекупатороса – без кометы, без укротителей пространства и без потерянного
чувства собственного достоинства.
– Дети, – бормотал он, – цветы жизни...
О третьем своем чаде, Кордильере, несчастный царь и не думал вовсе – если
Генерал с Рейганом, любя отца, оказались такими черствыми, то что говорить
о Кордильере, даже не знавшем смысла слова «любовь»?
Дочитав до этого места, читатель моего романа начинает воображать, что
может предсказать, чем все кончится. Ну конечно: Кордильер дает приют
отцу, проклинает Генерала с Рейганом, после чего показывает своим
поведением, что можно, даже не зная, что такое любовь, любить верно и
преданно.
Если бы я написал такой финал, то считал бы себя никудышним романистом. В
жизни так не бывает. Да, царь Шекель и Кордильер встретились на каком–то
гнилом астероиде. Но любви между ними не было никогда – с чего бы ей
взяться к концу романа? К тому же, пока царь странствовал от Генерала к
Рейгану, Кордильер создал себе собственное чадо. Он знал теперь, что такое
любовь, и объяснил отцу простыми словами:
– Любовь как вода. Может вода течь вверх? Нет, она всегда падает вниз.
Любить можно детей, но никак не наоборот. А дети любят своих детей. Лично
ты что сделал со своим отцом, царем Малькомбом?
– Я? – задумался царь Шекель. – Не помню... Кажется, я его утопил в
квазаре.
– Жаль, – сказал Кордильер, – что в твоем бывшем царстве только один
квазар. Придется воспользоваться звездой главной последовательности.
И воспользовался. Это – кульминация моего романа, она же его финал. Царь
Шекель погружается в недра звезды, недостаточно горячей, чтобы мгновенно
распылить его на атомы, но и не такой холодной, чтобы сохранить его никому
не нужную жизнь. «Ох уж эти дети, – думает он своей последней в жизни
мыслью. – Как они изобретательны!»
И последним в жизни движением царь Шекель приводит в действие единственное
оставшееся у него сокровище: личный активатор звездной энергии. Звезда
вспыхивает мгновенно и освещает всю галактику. Генерал, Рейган и
Кордильер, неблагодарные дети бедняги–царя молча смотрят на удивительное
зрелище, а читатель, добравшись до этого места, с удовлетворением говорит
себе:
– Как хорошо, что я не царь, что мне нечего оставить своим деткам, кроме
потрепанной «хонды–аэро», и что роман этот наконец заканчивается.
Критики, как я уже упоминал, обошли «Царя Шекеля» молчанием. Им нечего
было сказать: разве каждый из них не был родителем? И разве каждый не
понимал, что история бедного царя – истинная жизненная правда?
