* * *
Идея казалась И.Д.К. простой как картошка в мундирах. После того, как
Люда его прогнала, И.Д.К. привык к этой незамысловатой еде как привыкают к
старому заношенному пиджаку, когда нет средств купить новый. К еде он
привык, к одиночеству нет. Приходя с работы, он включал телевизор и жил
под аккомпанемент «Новостей» РТВ, мексиканских телесериалов, капиталшоу
«Поле чудес» и соревнований «Что? Где? Когда?". Отужинав традиционной
картошкой и сложив в мусорное ведро мундиры (демилитаризация, думал он,
дело нехитрое, когда речь о картошке, а не о генералах), И.Д.К. долго
перелистывал записную книжку, соображая, к кому позвонить и напроситься в
гости. Зазывать к себе не хотелось за пустым столом не посидишь, а
готовить чтото, пусть даже бутерброды, было выше его сил.
И.Д.К. тосковал и не мог понять по жене или по сыну. Люда и Андрюша
слились для него в единое существо, каким и были в действительности.
И.Д.К. они воспринимали пришельцем из внешнего мира добрым, любящим,
нужным, но иным. Сначала отчужденность была едва заметна, оставаясь на
уровне подсознания, но потом, особенно после того, как в двухлетнем
возрасте Андрей заболел тяжелой формой дифтерита и лежал в больнице, а
Люда спала в коридоре, в то время как И.Д.К. пропадал на работе (а что он
мог сделать, если именно тогда ему разрешили поработать с большим
институтским компьютером?), инстинктивная отчужденность превратилась в
демонстрацию отстраненности вон ты какой, работа для тебя важнее, да и
что это за работа, за которую почти ничего не платят? А когда И.Д.К.
обнаружил в собственных книжных закромах, оставшихся неразобранными после
смерти отца и долгое время лежавших в коробках на антресоли, двуязычный
текст Ветхого завета и увлекся чтением, Люда и вовсе решила, что сына
нужно оградить если не от отца, то хотя бы от религиозного дурмана.
Почемуто И.Д.К. был уверен, что именно мысли о Люде, тягостные и
постоянные, как осенний ветер, привели его к идее Кода. Читая Тору, он
улыбался про себя ее мудрой наивности, не зная еще, сколько передумано и
написано мудрецами всех времен о каждом слове этой Книги. Зная Талмуд, он
не пришел бы к идее Кода просто не решился бы.
Первым человеком, с кем И.Д.К. поделился своими библейскими
фантазиями, была, естественно, Люда. И.Д.К. приходил к ним по субботам,
играл с сыном и рассказывал бывшей жене (привычка!) о своих новостях.
Люся! кричал он из комнаты в кухню. Я сделал открытие!
Ага, бормотала Людмила, открытие он сделал. Дверь открыл на
балкон в зимнюю стужу, а заколотить соседа звали.
Ты знаешь, что такое Ветхий завет? Люда молчала. Это
генетический код человека, записанный на бумаге!
Людмила была биологом, такой глупости она вытерпеть не могла. Она
выглянула из кухни, чтобы оценить на глаз степень придурковатости мужика,
с которым спала почти пять лет.
Послушай, Илья, сказала она с чувством превосходства, ты бы
занимался физикой, что ли? О чем ты говоришь? Генетический код написан с
помощью четырех символов. В виде двойной спирали. А это...
Совершенно верно! торжествовал Илья. Код обычного человека
записан именно так. А человека будущего? Его генетический код записан на
бумаге словами, и когда придет время, будет прочитан, осознан, понят как
инструкция, и тогда в организме произойдут изменения, которые...
Подумать только, с отвращением сказала Людмила, вытерев руки о
передник и отобрав у Андрея игрушку, которую тот безуспешно пытался
сломать. И кто этот роман для нас составил? Он самый? Который Бог?
Люда, послушай меня, я тебе все расскажу.
В следующий раз, сказала Людмила и удалилась на кухню, тем самым
направив историю по альтернативному пути. В конце концов, в биологии и
кодонах она понимала действительно куда больше своего бывшего супруга, и в
прямом споре могла вогнать его в трясину сомнений, откуда он, пожалуй, и
не выбрался бы. Идея в то время была «свежей», и убить ее не составляло
для специалиста особого труда.
А несколько месяцев спустя, когда И.Д.К. все досконально продумал и
просчитал на компьютере коекакие варианты, его уже никакой биолог не смог
бы переубедить.
Кстати, и не пытались.