* * *
Бросившись будто с обрыва, Дина и оказалась там, куда можно попасть,
нырнув в беспросветную глубину.
Темнота. Тишина. И ощущение, будто в уши попала вода. И плывешь
куда–то, не различая верха и низа. Невесомость?
– Хаим! – позвала она, но мысль, как в вату, вонзилась в черноту и
отразилась от нее, вернулась к своему истоку, и отразилась опять, и
мгновение спустя только эта мысль и существовала во всей Вселенной,
повторенная бесконечное число раз, свернувшаяся кольцом, кусавшая свой
короткий хвост и уже не пытавшаяся вырваться.
– Илюша! – позвала она, и этот призыв, как и предыдущий, обратился в
собственную противоположность, никого ни к чему не призывая, и потому Дина
поразилась, услышав ответ.
Услышала?
Ответ на свой призыв она ощутила жесткой преградой на пути, ударом о
твердую поверхность – эта поверхность и была откликом, она означала:
– Дина! Ты пришла ко мне!
– Господи, Илюша! – возглас Дины тоже был подобен твердой грани,
уперевшейся в броню и не способной продавить или разбить преграду. Что
могли сделать две твердые поверхности в мире, где нет звуков, а существует
лишь смысл, этими звуками передаваемый?
– Илюша! Где ты, что с тобой?
– Где? Я не задаю себе такого вопроса. Что со мной? Я в порядке,
Дина, я вывел народ из Египта, а ты с Ильей проведешь людей через Синай.
– Я с Ильей...
– Не пугайся в мыслях своих.
– Я виновата перед тобой, Илюша...
– Не более, чем любой человек перед любым другим, Дина.
– Ты знаешь?..
– Конечно.
– Как? Где ты?
– Дина, ты задаешь этот вопрос вторично. Правильно ли спрашивать, где
свет? Где тьма? Где разум? Если ты хочешь знать, скажу: я видел вас
всегда. Если ты спросишь – когда именно, то не получишь ответа, потому что
«когда» имеет не больше смысла, чем «где».
– Ты меня поражаешь, Илья... Ты другой.
– Дина, я и не подозревал, что в тебе столько предрассудков.
– Во мне? Я...
– Именно в тебе. Йосеф, попав в аналогичную ситуацию, нашел и нужные
слова, и нужные мысли. А ты мечешься – мне даже уследить за тобой трудно.
– Я ничего не понимаю, Илюша, объясни. Замечательно, что ты жив и...
– Почему ты решила, что я жив?
– Но...
– Дина, я умер в тот момент, когда тело мое перешло к Йосефу. Я –
единственный среди миллиардов людей – не вернусь к жизни, когда настанет
час воскрешения. Таков мой удел, и не спрашивай меня, нравится ли мне это.
Не спрашивай меня, хорошо ли это. Не спрашивай вообще ни о чем, потому что
на большинство вопросов я не смогу ответить.
– Тебя... тебя можно увидеть?
– Разве ты меня не видишь?
– Я... Не глазами.
– А разве Илью ты видишь глазами? Глазами вообще ничего нельзя
увидеть – даже поверхность вещи, и ту не целиком.
– Я ищу Хаима, Илюша. Нашего сына.
– Знаю.
– И знаешь, где он?
– Где? Да, это легко. Когда? Вот вопрос. А есть еще – зачем? Почему?
Как?
– Андрей – это сын Ильи – видел Хаима и говорил с ним.
– Знаю. Они совпали в координатах цели и смысла, но лишь на
незначительный квант измерения причины. Изменились причины, и Хаим сейчас
в других уже координатах цели, и...
– Как мне найти Хаима? Илья, ты всегда был демагогом! Илья, ты отец,
ты мой муж, и ты...
– Дина, дай себе труд немного проплыть по течению. Волны смысла
баюкают не хуже океанской зыби... И ты поймешь, почему не нужно искать
Хаима. Почему не нужно искать кого бы то ни было вообще.
– Илюша, я боюсь тебя. Ты стал другим.
– Ты тоже, Дина.
– Ты любил меня...
– Есть и такое измерение. И мои координаты в нем далеки от твоих. Я
мог бы показать тебе – насколько далеки.
– Илюша, мы должны быть вместе...
– Мы вместе. Мы – это ты, Илья, Людмила, я, Йосеф, Хаим, Андрей,
Муса, Джоанна и Ричард. Нас десять – десять человек, составляющих Миньян.
Мы вместе. Поэтому я и говорю тебе – не нужно искать Хаима. Ты не найдешь
его там, где он есть, а искать там, куда он еще не пришел – бессмысленно.
Мы вместе – и Хаим тоже.
– Да, – сказала Дина.
