11.
До плавильни спустились не в пример быстрее. Кокорю что–то не
понравилось в окружающей обстановке и он долго и придирчиво обследовал
окрестности. А Стас и Неждан, не заметившие никаких изменений за прошедшие
два дня, бурно обсуждали достоинства и недостатки обследованного
месторождения. Хотя Неждан и обратил внимание на беспокойство воина:
– Ты чего все бродишь?
– Был тут кто–то без нас, кострище трогал,– отозвался Кокорь.– Не
нравится мне это.
– Может углежоги или кузнецы? – спросил Стас.
– Не похоже, мы бы их либо тут, либо на болоте встретили бы. Куда они
пойдут, кроме как за рудой?
– Может разминулись? Сейчас–то нет здесь никого.
– Вроде нету. Лучше бы прямо сейчас отсюда уплыть.
– Куда ж, на ночь–то глядя?
– Тогда ночь караулить надо. Не нравится мне этот гость. Не наш
кто–то, как бы не вернулся под утро.
Переночевали без происшествий. Утром Стас, как всегда, проснулся
последним. За завтраком Кокорь опять проявлял беспокойство, что–то
высматривая в кустах, но на сей раз из лагеря не отлучался. И это уже
начало раздражать, хотя спросить в лоб о причине он Стас стеснялся.
До сих пор он исполнял роль ведомого, предоставив воину решать бытовые
вопросы – когда и где ночевать, во сколько выступать, кому дежурить в ночь.
Но сейчас, решив действием снять возникшее напряжение, Стас сказал
спутникам:
– Так мы собираемся, или устраиваем выходной?
И стал было подниматься...
– Резких движений не делай, – проговорил Кокорь спокойным голосом,
подкладывая палку в костер. – Мы на стрелах у степняков.
– Где?.. – вскинулся Стас.
– Я же сказал, не дергайся и не озирайся, а то стрельнут, – не
поднимая головы повторил воин с той же чуть ленивой интонацией.
Стас понял, что эмоциональная часть фразы Кокоря ориентирована на
невидимых противников, а смысловая – им, Стасу и Неждану. Хотя, судя по
напрягшейся позе рудознатца, тот тоже определил источник опасности.
– Чего ж они не стреляют? – Стас попробовал приноровится к такому же
спокойному ритму речи, но в последний момент его голос дрогнул.
– Видимо, живыми хотят взять, языки им нужны, – ответил воин.
Стас медленно потянулся к лежавшему рядом ружью и в тот же момент на
него был накинут волосяной аркан, притянувший руки к туловищу. Аркан,
предназначавшийся Кокорю, просвистел почти одновременно с первым, но, задев
одну из многочисленных лесных веток, промазал мимо цели. Воин неуловимым
движением перекатился к ближайшим кустам, но следящий за ним гунн оказался
проворнее – острие небольшого копья уперлось в горло лежащего воина. Следом
из кустов показались еще пятеро, державших натянутые луки. Сопротивляться
было бессмысленно.
Пока трое держали на прицеле пленных русичей, остальные по–хозяйски
обшаривали их самих, котомки и рюкзак.
Степняк содрал со Стаса штормовку и жестами приказал снимать сапоги.
Видя, что с Кокорем и Нежданом творят то же самое, Стас подчинился.
«Ну вот, и не воспользуюсь теперь ни секретными ножиками, ни
ядом», – думал он, разуваясь.
Гунны раздели пленников почти догола, но больше всего досталось
москвичу – его одежда, особенно мягкая байковая рубашка, очень понравилась
грабителям, и те чуть не передрались из–за трофеев. Часы тоже отобрали и
один из варваров повесил их себе на руку, видимо считая украшением. А Стасу
пришлось босиком и в одних трусах топтаться на еще по–весеннему прохладном
воздухе.
«Хорошо хоть комар не вылез», – подумал он, зябко поеживаясь.
Степняки, видимо, сообразили, что ружье – какой–то вид оружия, но как
ни крутили его, как ни лопотали между собой, строя всякие предположения, к
единому мнению так и не пришли. На их вопросы очень мудро ответил Кокорь,
сообщив, что ружье – некий колдовской талисман Перуна, извергающий гром и
молнии, но подчиняющийся только тому, кому сам Перун этот талисман в руки
дал. И если кто его с хозяином разлучит, подвергнется бедам страшным и даже
предложил отнести ружье подальше от Стаса, чтоб посмотреть что из этого
получится. Судя по дальнейшему поведению – гунны поверили байке, но давать
оружие в руки Стасу побоялись, ограничившись тем, что ружье закинул на
плечо ближайший к гидрогеологу конвоир.
Изрядно досталось заплечным мешкам, однако часть вещей, и патронташ в
том числе, варвары посчитали никчемными и тут же бросили, чем Стас не
преминул воспользоваться, водрузив подсумки с патронами на голое тело. Но
больше всего он переживал гибель химреактивов: безмозглый степняк решил
попробовать на язык содержимое одного из флаконов с притертой крышкой, в
которой, как заметил Стас, была концентрированная щелочь. Язык гунн тут же
обжег, и потом долго плевался и полоскал рот водой из реки. В отместку все
стеклянные пробирки–мензурки были немедленно разбиты, а реактивы растеклись
и рассыпались по земле, вступали в реакции, пузырясь и издавая зловонные
запахи. А Кокорь с Нежданом с болью в глазах наблюдали за уничтожением
бутылки самогонки, захваченной в дорогу, и разбитой мечом варвара. Но ни
словом, ни знаком не дали понять об истинном назначении жидкости, чтобы
драгоценная влага не досталась врагам. Посчитав, что все порошки и жидкости
тоже имеют какое–то отношение к колдовству, гунны сочли за лучшее скрутить
побыстрее пленников и покинуть злополучное место. Но перед уходом они
вытащили лодку на берег и бросили ее в догорающий костер.
Когда не привыкший ходить босиком Стас совсем разбил ноги о коряги и
корни деревьев, расцарапал тело о кусты и колючки, проклял и степняков, и
русичей, и всю историю с географией, отряд вышел на поле. Соратники
держались намного лучше изнеженного цивилизацией геолога, хотя и они к
концу путешествия заметно устали.
На краю леса разведчики присоединились к другому, поджидавшему их
гуннскому отряду. Тут горели костры и паслись лошади. Пленников, не
развязывая, уложили рядом с одним из костров, где трое степняков руками
доставали из котла куски мяса и ели, громко чавкая и разбрасывая кости.
Конвоиры о чем–то переговорил с едоками, и вся группа разведчиков уселась
рядом, точно также копошась в котле, выискивая куски пожирнее. На пленных
никто не обращал внимания и кормить их, по–видимому, даже не
предполагалось.
Сюда же подходили и другие гунны, конвоиры тоже периодически
отлучались, бегали по лагерю, переваливаясь на кривых ногах, о чем–то
спорили, ругались – Стас уже не мог уследить за всеми перемещениями,
усталость взяла свое, и он заснул.
Проснулся он, по вошедшему в привычку распорядку, позже
всех, несмотря на холод и голод. Рядом в прежней позе сидел Кокорь,
похоже не спавший всю ночь. Обернувшись, Стас увидел и лежащего позади
связанного Неждана. Рудознатец настороженно осматривал лагерь кочевников.
– Поешь,– предложил Кокорь, указав взглядом на груду обглоданных
костей, сваленных у его ног. Рядом стоял тот же котел, наполовину
наполненный жидкостью.
– Как? – спросил Стас, кивнув головой на связанные сзади руки.
– Как–нибудь, – пожал плечами воин.
Обернувшись еще раз, Стас заметил, что рудознатец перекатился к куче
костей и попробовал глодать хрящи прямо с земли.
– А что хоть это за зверь? – спросил Стас воина.
– Известно что, лошадь.
– Ну нет, я уж лучше еще немного поголодаю. Вот, может бульончику
хлебну, пить хочется...
Неждан удивленно посмотрел на Стаса. – В котле не варево, а вода из
ручья. Просто они котел не стали ополаскивать, а прямо так зачерпнули и
все...
– Не... Тогда я и пить не буду, – брезгливо поморщился Стас, заглянув
в котел.
Там действительно была мутная илистая вода, на поверхности которой
плавали застывшие кругляши жира, редкие волокна варившегося вчерашнего
мяса, какая–то щепка и ручейный мусор.
– Смотри, путь нам теперь предстоит трудный и длинный, а другой еды
может и не быть, – предупредил Кокорь, после того как отхлебнул–таки
пару глотков из жути в котле, с трудом сохраняя равновесие.
– Куда ж нас теперь?
– В степь. Теперь мы – рабы.
В стане наблюдалось оживление. Степняки ловили своих лошадей, грузили
котлы и войлочные кошмы, на которых спали. Отряд собирался в путь.
«Что же будет?" – лихорадочно думал Стас. – «Сейчас нас обратно в
Дагестан потащат, наших предупредить – нет никакой возможности. Да и что
могут сделать Валентин с Женей? И поселковые воины из–за нас на гуннов не
пойдут – силы не те... Ох! Беда, беда... В лучшем случае проторчу рабом
несколько лет – как Звяга, в худшем – вовсе не дойду до места босиком и
голышом, загнусь по дороге, или этот хмырь зарубит... Надо ж такому
случиться – кому–то достанется раб с высшим образованием...»
– Плохи наши дела, – подытожил Стас. – От такой оравы убежать трудно.
– Плохо,– подтвердил Кокорь. – Я немного их речь понимаю. Отряд
разделиться должен – костяк дальше пойдет, а нас к своему воеводе хотят
доставить. Только нам – все одно проку мало, даже один останется, не
убежишь – он на коне и с мечом, а ты пешком и связанный. Рубанет сзади –
вот и весь побег.
Помолчали. Наблюдая оживший спор среди степняков, Кокорь криво
усмехнулся и вполголоса прокомментировал:
– Из–за твоего ружья ссорятся – поверили, что тебя с Перуновым
талисманом разлучать нельзя, и в руки его взять боятся. Особенно после
рассказа о шипящих жидкостях и порошках колдовских. Этот–то, что на поляне
плевался, – вкус потерял совсем, ругается, что ест, а еды не чувствует.
– Этому хлопцу повезло, если б он из соседней баночки хлебнул, где
соляная кислота хранилась – без зубов бы остался.
– Хм. Тогда уж нам повезло – гунн от злости мог и нас порешить. А
сейчас, похоже, кто нас захватил, те и поведут. Они–то тоже не хотят
возвращаться, вот и шумят. Злые будут в дороге. Ох, нехорошо все
получилось.
Примерно так все и произошло. Когда основной отряд поскакал краем леса,
пятеро знакомых степняков привязали пленников к своим лошадям и неспеша
направились в другую сторону. Ружье по–прежнему висело на плече у
захватившего Стаса конника, который сейчас и конвоировал Перунова любимца.
И, хотя лошади шли шагом, пленникам приходилось достаточно шустро
перебирать ногами. Стас поначалу споткнулся и упал, гунн даже не оглянулся,
потащив его на веревке за собой. Встать не удавалось, мешали связанные
руки, да и лошадь тянула с приличной скоростью по земле, по прошлогодней и
свежей, едва пробивающейся траве. В кровь изодрав все тело, геолог не
выдержал и заорал. Только тогда степняк оглянулся и нехотя придержал
лошадь. Едва Стас оказался на ногах, веревка опять потащила его вперед.
Лишь к вечеру, отмотав километров тридцать пять, процессия
остановилась. Степняки слезли с лошадей и начали разводить костер. Пленники
повалились там, где стояли.
