Кто Джекиль и Кто Гайд?
Галя, должно быть, и в этом мире обладала той же выдержкой. Минуту
спустя она уже успокоилась.
Надеюсь, мы не будем при шофере заниматься научной фантастикой?
спросила она, подходя к машине.
А ты считаешь, что научной? не утерпел я.
Кто знает!
На лице ее я не читал ничего особенного. Обычное поведение умной
женщины, Галино поведение с чужими, но небезынтересными ей людьми.
Внимательные глаза, уважительный интерес к собеседнику, бессознательное
кокетство, насмешливость.
Почему у вас памятник Пушкину посреди площади? спросил я, когда мы
проезжали мимо.
А у вас где?
На бульваре.
Врешь ты все. И о загсе соврал. И почему шесть лет назад?
Судьба, засмеялся я.
Где я была шесть лет назад? задумчиво проговорила она. Весной в
Одессе.
И я.
Что ты врешь? Ты же не поехал с нами.
Это я у вас не поехал, а у нас наоборот.
Странно, по слогам сказала она и прибавила, критически посмотрев
на меня: А ты не производишь впечатления больного.
«Приятно слышать», хотел сказать я, но не сказал. Черный шквал ударил
мне прямо в лицо. Все потемнело.
Что с тобой? услышал я испуганный крик Гали и ее же торопливые,
взволнованные слова: Голубчик, остановите гденибудь у тротуара. Ему
плохо...
...Я открыл глаза. Колдовской туман все еще клубился в машине. Из
тумана глядело на меня лицо женщины.
Кто это? хрипло спросил я.
Тебе плохо, Сережа?
Галя? удивился я. Как ты здесь очутилась?
Она не ответила.
Чтонибудь со мной случилось там... на бульваре? спросил я и
оглянулся.
Случилось, сказала Галя. Поговорим потом. Можешь ехать домой или
нужен врач?
Я потянулся, тряхнул головой, выпрямился. Можно было явно обойтись без
врача. Пока мы ехали, я рассказал Гале, как я шел по Тверскому бульвару,
как закружилась у меня голова и как я в лиловом тумане пытался
разговаривать сам с собой.
А потом, неожиданно заинтересовалась Галя до этого она слушала
меня не то недоверчиво, не то равнодушно, что было потом?
Я недоуменно пожал плечами.
Не помнишь?
Не помню.
Я действительно ничего не помнил и только по возвращении узнал от Гали
о том, что произошло у нее дома.
Бред, сказал я.
Галя, с ее любовью к точным формулировкам, сейчас же поправила:
Если бред, то очень последовательный. Как хорошо отрепетированная
роль. Так не бредят. И потом, бред это симптом болезни, а ты не
производил впечатления больного.
А обморок на бульваре? вмешалась Ольга. И в такси?
Она как врач искала медицинских объяснений. Но Галя попрежнему
сомневалась:
А что же между обмороками?
Какоето сомнамбулическое состояние.
Что я, лунатик? обиделся я.
Если это сон, то наяву, насмешливо уточнила Галя. И потом, мы
видели этот сон, а не он. Кстати, о снах: ты все еще видишь их?
При чем здесь сны? буркнул я. Я был в обмороке и никаких снов не
видел.
Я хорошо понимал, что Галина никого не мистифицирует. Поэтому ее
рассказ о моих похождениях в сомнамбулическом состоянии пришлось
всетаки прибегнуть к такой оценке моего поведения меня сильно
встревожил. Я никогда не падал в обморок, не гулял по карнизам в лунные
ночи и не терял памяти. Но разумных объяснений случившегося найти не мог.
Может быть, гипноз? предположил я.
А кто это тебя загипнотизировал? поморщилась Ольга. И где? В
редакции? На бульваре? Чушь!
Чушь, согласился я.
А ты, случайно, не пишешь фантастической повести или романа? вдруг
спросила Галина. Твое довольно толковое сообщение о множественности
миров меня даже заинтересовало... Понимаешь, Ольга, засмеялась она,
два смежных мира в пространстве, как подобные треугольники. И там, и здесь
Москва; и там, и здесь Сергей Громов. Только тебя нет. Там он на мне
женат.
Так тайное становится явным, пошутила Ольга. И сомнамбула,
конечно, это гость из другого мира в Сережкином обличье?
Он мне так и объяснил. Москва, говорит, такая же, только немножко
другая. Памятник Пушкину у нас на площади, а у них на бульваре. Я чуть не
расхохоталась.
Ольга почемуто задумалась.
А знаешь, что можно предположить? оживилась она: ей всетаки очень
хотелось найти разумное объяснение, как и мне. Сережка ведь знал, что
памятник когдато перенесли? Знал. Так, может быть, такая записанная в
мозгу информация и определила этот бред? Возбуждение, сигнал и
пожалуйте: миф о смежном и подобном мире.
У меня эти рассуждения вызвали только досаду.
Слушаю вас, и уши вянут. Какойто новый вариант стивенсоновской
сказки. Прямо доктор Джекиль и мистер Гайд. Только кто Джекиль и кто Гайд?
Ясно кто, отпарировала Галя, себято ты не обидишь.
Ольга не поняла:
Вы о ком?
Оленька, сказал я, это агенты международного империализма,
переброшенные к нам на самолете без опознавательных знаков.
Я серьезно.
И я серьезно. Есть такой английский писатель, по фамилии Стивенсон.
Читают его обычно в юности. Даже медики. Для них, кстати, этот рассказ
почти пособие по курсу психиатрии, ибо Джекиль и Гайд это, по сути дела,
один человек, вернее, квинтэссенция добра и зла в одном человеке. С
помощью открытого им эликсира, или, на языке медиков, некоей смеси
сульфаниламидных препаратов и антибиотиков, благородный Джекиль
превращается по ходу действия в подлеца Гайда. Изложил точно? спросил я
Галю.
Вполне. Поищи в карманах может быть, Гайд оставил какиенибудь
следы своего превращения?
Я порылся в карманах и выбросил на стол пакетик с таблетками от
головной боли.
Должно быть, вот это. Я тройчатки не покупал.
Может быть, это ты ему положила? Галя спросила Ольгу.
Нет. Наверно, это купил он по дороге домой.
Ничего я не покупал, рассердился я, и вообще я не был в аптеке.
Значит, это был Гайд. А других следов он не оставил?
Я машинально провел рукой по нагрудному карману.
Погоди. Блокнот не на месте. Я вынул блокнот и раскрыл его. Тут
чтото написано. Где мои очки?
Дай сюда. Галя вырвала блокнот и прочла вслух: «Если со мной что
случится, дайте знать жене, Галине Громовой. Грибоедова, 43. Сообщите
также в Институт мозга профессорам Заргарьяну и Никодимову. Очень важно».
Даже подчеркнул, что очень важно, засмеялась она. А Галя, конечно,
Громова. Я же говорю, что бред последовательный. Только почему Грибоедова?
СтароПименовский это улица Медведева.
А есть ли у нас улица Грибоедова? спросила Ольга. Я чтото не
слышала.
Есть, вмешался я. Это бывший Малый Харитоньевский. Только такого
дома там нет. Видимо, Гайд имел в виду какойто проспект, а не улицу.
А кто это Заргарьян? заинтересовалась Галя. Никодимова я знаю.
Это физик, и, между прочим, довольно крупный. Только он не в Институте
мозга, а в Институте новых физических проблем. А кто такой Заргарьян, не
знаю.
А ведь это не Сережка писал! вдруг воскликнула Ольга. Не его
почерк... хотя у «в» такая же закорючка и палочка у «т» такая же.
Посмотри.
Я нашел очки и прочел запись.
Почеркто похож. Я студентом так писал. А газетная писанина почерк
испортила. Сейчас я так не напишу.
Я повторил в блокноте запись. Она сильно отличалась от первой.
Даа, протянула Галя, графологической экспертизы не потребуется.
А может быть, почерк меняется в сомнамбулическомсостоянии?
Не знаю. Это область психиатрии. Какоето молниеносное психическое
расстройство. Иначе я объяснить не могу. И мне все это очень не нравится,
сказала Ольга.
Мне тоже, подтвердила Галя.
Она читала и перечитывала обе записи в моем блокноте. На лице ее
отражалась не только сосредоточенная работа мысли, но и сдержанная
тревога: ясный, логический ум Гали не хотел отступать перед необъяснимым.
Ну просто объяснить не могу. Хотя бы не научно, а только логически,
житейски так сказать. Совершенно здоровый психически человек и вдруг
какаято сомнамбула! Ну, обмороки это понятно, врач найдет объяснение. А
бред о множественности миров это какаято цитата из фантастического
романа. И эти просьбы о ночлеге, о крыше над головой, когда у человека
собственная отдельная квартира.
Очевидно, мой Гайд искал убежища, засмеялся я. Не мог же он пойти
в гостиницу.
Вот это мне и не нравится. Гипотеза о Гайде объясняет все. Но я
предпочитаю иметь дело с наукой, а не с фантастикой. Хотя... здесь все
фантастично. Ну, почему ты напросился к Лене? Ты же не знал, что она живет
у меня.
Я и сейчас этого не знаю. Я Ленку десять лет не видал. Даже не
представляю себе, как она выглядит.
Моя авантюра в Галином рассказе удивила меня больше всего. Мы с Леной
не встречались, не переписывались; вероятно, даже забыли о существовании
друг друга.
Это его пассия? спросила Ольга.
Мы все вместе учились еще в школе, до войны. Вместе собирались на
медфак. Да не вышло: Сережка с Олегом ушли на фронт, а я предпочла физику.
Только Ленка поступила на медицинский. Кажется, она действительно была
влюблена в тебя.
В Олега, сказал я.
Все девчонки за ним бегали, вздохнула Галя, а я самая несчастная.
Выиграла и потеряла. Она поднялась. Мир дому сему, а мне пора. Совет
детективов окончен. Шерлок Холмс предлагает экскурсию в область физики.
Психики ты хочешь сказать.
Нет, именно физики. Я бы поинтересовалась Заргарьяном и Никодимовым и
тем, что они делают в Институте новых физических проблем.
Зачем? удивилась Ольга. Я бы обратилась к психиатру.
А я бы к Заргарьяну. Кто такой Заргарьян? Чем он занимается? Связан
ли с Никодимовым? И если связан, то в какой именно области? Ты
когданибудь слыхал эти фамилии? обратилась Галя ко мне.
Никогда.
Может быть, читал гденибудь и забыл?
И не читал, и не забывал.
Вот это и есть самое интересное в твоей сомнамбулической истории.
Физика, милый, физика. Институт новых физических проблем. Новых, учти!
Знаешь что? обратилась она к Ольге. Позвони Зойке и узнай о
Заргарьяне. Она всех знает.
Зойке мы решили позвонить утром.