6. В Плазменных Джунглях. Второй Круг Цивилизации
Именно лимонножелтая дорожка должна была привести их к цели.
Вот эта? шагнул вперед Алик и тут же отступил, остановленный
взглядом Библа.
Нет, не эта. Подождем.
Они стояли у самой границы неправдоподобного Голубого города, где
дорожки«улицы», сменяя одна другую с быстротой, уплывали в цветную
сумятицу поразительных архитектурных форм. Город подымался к небу
пирамидой плоскостей, вершина которой, как Эверест, скрывалась в густом
голубоватом тумане. Не то снег, подкрашенный синькой, не то вьюга в
далеких высотах, отразившая бирюзовое солнце. «Улицы», проползавшие у
подножия пирамиды, не имели резко очерченных границ. На переднем плане
цветная эскалаторная дорожкалента без заборов и утолщений, на заднем
темные пролеты туннелей и мерцающая пляска не разбери чего. Одни ползли
долго и медленно, огибая подножие, другие ныряли в ближайший туннель или
змеей вползали на повисавшие без опор уровниплоскости. Так было и в
первый раз, когда здесь же, раздумывая, стояли Библ с Капитаном, так
повторялось и сегодня, только сейчас они дожидались однойединственной
путеводной дорожки«улицы».
Вот она, сказал Капитан.
Дорожка ядовитолимонной яркости довольно быстро подползла к их ногам.
Капитан шагнул первым, за ним сгорающий от любопытства Алик, у него даже
ноздри вздрагивали от нетерпения, следом неторопливый Малыш и замыкающий
шествие Библ, дважды оглядевшийся, прежде чем вступить на скользившую
желтизну.
На этот раз пластик не ушел вниз под тяжестью четырех человек, а
чутьчуть спружинил, никого не сбив с ног, словно и погружаться ему было
некуда ни подземных туннелей, ни скрытых пещер движущаяся «улица» не
обнаруживала. Она проплыла у края черной пустыни метров двенадцать и
свернула в пролет между прозрачными стекловидными «стенами». За ними в
прозрачных же, не соприкасающихся емкостях струилось чтото пламенеющее и,
вероятно, нестерпимо яркое, потому что даже темная стекловидность «стен»
едва эту яркость смягчала.
А мы здесь не были, Кэп, сказал Библ, я этой жути не помню.
Я тоже.
Плазма, уверенно предположил Алик, вероятно, отжатая из
плазмотрона в ловушки магнитного поля. В таких ловушках и развиваются
нужные химические процессы.
Силен, сказал Малыш. Даже здесь жарко. А там?
Трудно сказать. Когда имеешь дело с плазмой, температуры порядка
миллионов градусов обычны даже у нас. А здесь они, наверное, еще выше.
«Горячую улицу» не прошли, а пробежали, обгоняя резвость дорожки.
Гедонийцев не было: должно быть, они управляли плазменными процессами со
специальных пультов. А «улица» тем временем вырвалась на простор уже
знакомых Капитану и Библу фокусов цветной и световой геометрии, в
превращениях которой то и дело проступали очертания знакомых предметов.
Жители хотя и появлялись здесь, но не задерживались, пролетая
параболическими кривыми неизвестно на» чем и неизвестно куда и оставляя за
собой все новые и новые выдумки невидимых синтезаторов. Библ объяснил свою
гипотезу о синтезе мысленных заказов из синей и зеленой фаз, и Алик
буквально ошалел от восторга. С горящими глазами, высоко задрав голову, он
отступал и отступал, стараясь угадать на воздушных экранах чтонибудь
знакомое земному глазу.
Осторожней! крикнул Капитан, увидев его на свободном краю дорожки.
Но поздно. Алик оступился одновременно с капитанским предупреждением и
исчез за взбухшим краем лимонножелтого эскалатора. Друзья бросились к
краю и обнаружили Алика висевшим в пространстве между двумя скользившими с
разной скоростью дорожкамилентами: он успел ухватиться за край верхней, а
под нижней просматривался туннельколодец с мерцающими пересечениями
других цветных эскалаторов.
Держись! воскликнул Капитан, подхватив руки Алика.
Тот ответил совершенно спокойно:
А я в невесомости. Держусь за край без всяких усилий. Тяжести нет.
Действительно, вытащить Алика было совсем не трудно. Вероятно, в случае
непредвиденного падения в междуленточное пространство изменялись
гравитационные условия и человек без вреда для себя мог легко выбраться на
требуемую дорожку.
А почему мы не заметили этого, Кэп? вспомнил их обоюдные провалы
Библ.
Слишком волновались, должно быть. Боялись потерять друг друга. А нас
все время поддерживала невидимая «лонжа».
Малыш тут же захотел повторить опыт Алика, но Капитан одернул: никаких
экспериментов, мы не на спортивной прогулке. А лимонная «улица» уже вновь
нырнула в туннель, на этот раз не столь высокий и брызжущий светом, как
галерея синтеза. Наоборот, здесь было даже темновато, как в длинных
коридорах старомодной дешевой гостиницы или на прогулочной палубе
океанского лайнера в темный дождливый вечер. Сходство с палубой
подчеркивалось и длинным рядом близлежащих окониллюминаторов, открывающих
полутемные каюткикойки. Алик схитрил, обогнал процессию и нырнул в одну
из таких каюток. Она тотчас же осветилась тусклым мерцающим светом, и все
увидели Алика, лежащего на боку на воздушной подушке, как лежат дома на
постели или тахте. И самое главное, он спал или притворялся, что спал,
тихонько посапывая под световым экраном на потолке.
Вылезай. Хватит фокусов! рассердился Малыш.
Алик спал. Прохладная струя воздуха, выходившего из
дверцыиллюминатора, несла знакомый запах озона. Малыш дернул спящего за
ногу, но Алик поджал ее и продолжал спать.
Спальни, сказал Капитан. Пусто, потому что все на работе. Вот вы
интересовались, Библ, где ночуют жители города. Полюбуйтесь. Не очень
комфортабельно, но полезно. Крепкий сон и облучение ультрафиолетовыми
лучами.
Откуда вам это известно?
А запах?
Библ принюхался:
Озон, да.
Алика вытащили за ноги из клеткиячейки. Только тогда он проснулся. «А
не врешь?" усомнился Малыш. Но Алик зевал во весь рот. Впечатление
пробуждения после крепкого сна было полным: даже позавтракать захотелось.
Но Капитан торопил: кто знал, сколько времени займет бег их лимонной
дорожки и какие еще чудеса она покажет. Но особых чудес не было. Та же
привычная архитектурная бесформица, сумятица спектра и световые фокусы.
Все это уже не вызывало удивления, по крайней мере у двух участников
экспедиции. Другие тоже его не показывали. Малыш по свойству характера,
Алик из солидарности, хотя коечто непонятное старшим товарищам он по
своему угадал: пляску взбесившейся геометрии как поиски форм
материализуемого объекта, параболические броски голубокурточников, как
маневры диспетчеров телеэкрана и телепортации, а свет и цвет во множестве
их превращений, как возможные катализаторы только здесь и возможных
химических процессов. Угадал Алик и метод управления природой в зоне
зеленого солнца. Дорожка их неслась по дну глубочайшего каньона,
расходящиеся стены которого были так же непохожи одна на другую, как
страница из учебника топологии на видовой кинофильм. С одной стороны
незримо управляемая светящаяся игла чертила мгновенно изменявшиеся
трехмерные формы, с другой так же волшебно изменялся ландшафт, вырастали
и исчезали деревья, съеживались и разрастались кусты, зелень травы и
листьев голубела, синела, алела.
Вот отсюда они перемещают силурийские мхи и высаживают эвкалиптовые
аллеи, заметил Алик и покраснел, встретив одобрительный взгляд Библа.
Догадка была верной, хотя и не объясняла, какая польза от этого
голубокожим, загнанным в безлесные и бестравные пластиковые пещеры
Голубого города.
Может быть, им приказывают?
Кто и зачем?
Гадания отставить! вмешался Капитан со своей излюбленной репликой.
Я думаю, что наше путешествие уже кончается. Узнаете, Библ? Он указал
на темный проход за многоугольным и многоцветным пересечением таких же
движущихся эскалаторных лент.
А в туманной его глубине уже просматривался шагавший навстречу им
человечек в лазурной куртке.
Здравствуйте, все четверо, произнес он порусски с чисто московским
говорком, Кэп и Библ, Малыш и Алик. И, заметив невольное удивление
гостей, тут же добавил: Не удивляйтесь, мы уже научились вашему языку.
Может быть, еще будем делать грамматические ошибки, применять слова не в
том их значении, но намного реже. Теперь мы уже знаем, кто вы, ваши цели и
осведомленность Координатора о вашем присутствии.
Шлемы? многозначительно спросил Капитан.
Шлемы, подтвердил их знакомец.
А сколько вас?
Четверо, как и вас.
Идеальные условия для контакта. Равенство сторон, преодоленный
языковой барьер и взаимная заинтересованность, заметил Капитан и пошел
за голубым человечком. Следом двинулись и остальные.
«Цирковой» манеж был все тот же, только амфитеатр исчез, сузив
пространство до иллюзорной комнаты с двумя полукружиями противостоящих
друг другу прозрачных кресел. Их окружала внутренность лимонножелтого
шара без дверей и окон даже входа в темный отсек уже не было. Невидимый
источник чуть подкрашенного лазурью света не раздражал, а, казалось, даже
смягчал назойливую яркость интерьера.
Я Друг, сказал их знакомец, усаживаясь. Мое имя непроизносимо
повашему, а их произносятся. Он указал поочередно на усевшихся рядом:
Это Фью, Си и Ос.
«Совсем птичьи созвучия», подумал Алик, а Капитан сказал:
Наши вы уже знаете. Кстати, не понимаю почему. Разве шлемы не чисто
лингвистический инструмент?
Шлемы принимают и передают всю накопленную вами информацию. Мы ее
процеживаем, отбираем существенное и закрепляем в блоках памяти.
Значит, вы знаете о нас больше, чем мы о вас. Тогда вопросы задаем
мы. Каковы отношения между двумя группами гуманоидов, определяющих
цивилизацию вашей планеты?
Никаких. Гедонийцев, как вы их называете, видят только немногие, да и
то в регенерационных залах.
Что вы знаете о гедонийцах?
Немного. То, что они бессмертны, а мы нет. То, что наш труд служит
им, питает и дает радость жизни.
Давно?
По вашему счету пошло уже второе тысячелетие.
И никогда ни у кого из вас не возникало чувство протеста?
Против чего?
Вмешался Библ:
Против рабовладельческого, паразитирующего общества. Фактически уже
можно говорить не столько о двух биологически различных типах человека,
сколько о двух социальных группах: творческой, производящей, и
паразитической, потребляющей. Неужели вам незнакомы категории социальной
справедливости и социального протеста?
После тихого пересвистывания голубых курток слово взял Фью, более
удлиненный, плоский и большеголовый, чем остальные. Он говорил порусски
так же чисто, только медленнее и отчетливее.
Биологическое здесь важнее социального. Мы созданы для одного, но
поразному. Одно это наслаждение жизнью, разное в понимании такого
наслаждения. Мы наслаждаемся самим процессом труда, они его
производными. Мы и они, как стенки и дно одной чаши, как две дуги,
образующие круг нашей цивилизации.
Дуги могут быть разными. Короткая нижняя поддерживает длинную
верхнюю. Снимите вершину основание останется. Уберите опору вершина
обломится. То же и в примере с чашей. Срежьте верхнюю часть получите
дырку со стенками, а в нижней еще уцелеет и содержимое. У вас без
гедонийцев будут и жизнь, и радость труда, и его производные. А отнимите у
них ваш труд они потеряют все: и радость жизни и саму жизнь. Неужели
мысль об этом никогда не приходила вам в голову?
Воцарилось молчание, долгое и, как показалось Алику, скорее
встревоженное, чем недоумевающее. Потом тихое пересвистывание с какойто
новой, взволнованной ноткой, и только затем последовал ответ Фью, в
котором Алик опять подслушал не столько нерешительность, сколько испуг.
Разве можно изменить неизменное и незыблемое? Почему вы тогда не
спрашиваете нас о возможности погасить солнце или высадить сад на месте
черной пустыни? Мы никогда ничего не переосмысливали и не перестраивали.
Все мы получили готовым: готовую планету, готовые пространственные фазы,
готовую технологию. От нас потребовалось только управление, продиктованное
программой, и смена поколений. Мысль о возможности изменить чтолибо
принесли вы, и для того, чтобы обдумать ее, нужно не только время. Нужны
смелость ума, сила воображения и логика выводов.
Хорошо, согласился Библ, оставим эту мысль созревать и расти. Но
она рождает другую. Почему вы обманываете Координатор? Ведь это тоже
протест, объединивший не двух и не трех человек. И скажем точнее: ведь это
тоже попытка изменить неизменное и незыблемое.
На этот раз Фью ответил уверенно и без пересвистывающей подсказки:
У нас нет физического бессмертия и сменяемости циклов сознания. Мы
рождаемся, стареем и умираем со всеми биологическими изменениями
организма. Но при рождении каждому из нас вживается в мозг особая
электродная сеть, как некий механизм связи с Координатором. Связь,
постоянная и действенная от рождения до смерти, контролирует учебные и
трудовые процессы и сохраняет стабильный демографический уровень. Я
прибегаю к вашей терминологии и надеюсь, что вы меня поймете. То, что вы
называете любовью, есть и у нас. Есть пары, но нет семьи и потомства. Это
первая задача вживленных электродов. Дети рождаются в особых колониях у
специально отобранных для этого «матерей». Вам, вероятно, известно, что в
ядре любой клетки человеческого организма заключены все его наследственные
признаки? Такое ядро, безразлично где взятое в крови, коже или слизистых
оболочках, извлеченное из «отцовской» клетки и трансплантированное в
организм «матери», сохраняет все наследственные свойства «родителей». Это
вторая задача электродов по стабилизации демографического уровня города.
Третья определяет предел работоспособности. У одних он наступает к сорока
годам, у других к пятидесяти я беру опять же вашу систему счета.
Симптомы понятны: понижается скорость реакций, уровень внимания, быстрота
действия. В таких ситуациях электроды мгновенно прекращают деятельность
организма, а тело поступает в атомные распылители. Аналогичен финал и
несчастных случаев, какие возможны в блоках телепортации и плазменных
реакций. В регенерационные залы направляются лишь технологически особо
ценные экземпляры.
Эгоистично, безнравственно, жестоко и античеловечно, подытожил
Капитан.
Фью поморгал глазами у него это получилось совсем поземному и
сказал нерешительно:
Большинство ваших терминов мне понятно, кроме последнего:
античеловечно. Это и привело к тому, что вы называете чувством протеста.
Столетие назад один из наших медиков при оживлении погибшего в аварии
технолога изъял у него часть электродной сети. Связь с Координатором
сохранилась, оживленный мог получать указания и передавать накопленную им
информацию. Но у него появилась свобода выбора и право самостоятельного
решения. Аннулировалась и неотвратимая раньше угроза насильственной
смерти. Теперь вам понятно, что и как привело к созданию оппозиционного
меньшинства технически связанного с Координатором, но сохранившего и тайну
своего освобождения и неподавленную свободу воли.
Капитан с трудом сдерживался: Алик подметил, как сжимались и
разжимались его кулаки. Да и все остальные были поражены тем спокойствием,
даже бесстрастием, с каким была обрисована перед ними картина откровенного
рабства, без всяких сомнений в его правомерности, без гнева и укора
поработителям и без надежд на иное будущее. Даже крохотный лучик света,
блеснувший здесь за последнее столетие, так и не пронизал всей толщи этого
зловещего темного царства.
Пора, сказал Капитан, пора наконец познакомиться и с
Координатором.