43. Атомная Пыль
Мы нашли верховых лошадей, привязанных у главного входа. Тотчас же нас
окружили полицейские «наши» полицейские. Я предъявил фишку, а Тольку и
так узнали по портретам на стендах.
Бери мою, сказал я ему, она смирная и быстроногая. А сам,
мельком оглядев привязанных лошадей, выбрал себе гнедую поджарую кобылу с
длинными ногами и подстриженной гривой.
Сначала она рванулась, почуяв чужого, но тут же пошла, когда я взял
поводья. Если Бойл и опередил нас, то на немного можем догнать. Но,
кроме нас, по улицам, ведущим к Бицентру, не было ни прохожих, ни
всадников только посты на перекрестках. Я проезжал мимо, держа на виду
красную фишку. Иногда вслед стреляли, но, к счастью, мимо. Я больше боялся
лучников: стрелы этих «робин гудов» настигали вернее пуль. Но за четверть
часа езды мы не встретили ни одного в ковбойке и шортах, а на плац
Бицентра нас пропустили, ни о чем не спросив.
Почему вы не задерживаете? удивился я.
Выходящих задерживаем, а вход бесплатный, засмеялись в ответ.
«Просчет», подумал я. Так и прошел Корсон Бойл. Вход бесплатный. Но
Бойл заплатит, только бы успеть!
Ктонибудь входил сейчас?
Подтвердили, что входил. Даже бежал. Когда? Минуты дветри назад.
Побежали и мы с Толькой. Он даже на кривозеркальные стены не успел
подивиться.
Контрольный зал был открыт. Но поверхности его уже не мерцали, а
матоворовно поблескивали. Не то замутненное стекло, не то металл. Посреди
зияла фиолетовая щель, знакомый газированный вход в неведомое. Может быть,
всетаки работает нульпроход?
Лаборатория поля, громко назвал я, повторяя Зернова.
Ничего не произошло. Холодно поблескивали стены. Беззвучно клубился
лиловый дымок.
Зернов! крикнул я. Борис!
Никто не ответил. И ничто не изменилось вокруг. Тогда мы ринулись
сквозь фиолетовую щель. Вспомнились приключения в континууме. Чтото
будет?
Ничего удивительного. Из лиловой дымки мы выскочили в такой же
бесцветный матовый коридор, светлый, но без видимых источников света. И
без углов, как внутренность трубы большого диаметра и непонятного
протяжения. Непонятного потому, что труба загибалась то вправо, то влево,
то скручивалась винтом, то завивалась кольцами, словно вы шли внутри
сброшенной шкуры гигантского питона в далекие, третичные времена. Самое
любопытное были миражи. Они возникали неожиданно и таяли по мере нашего
продвижения вперед. Призраки больших помещений загадочных металлических
форм, аппаратов неведомого назначения и людей в белых халатах, чтото
записывающих, просматривающих, вычисляющих. Опять вспомнился континуум с
его проницаемостью замкнутых поверхностей. Нет, здесь это была не
проницаемость, а нечто совсем иное. Но нечто иное было и в континууме,
когда со всех сторон, словно из другого измерения, смотрело на нас
многократно повторенное лицо Мартина. Может быть, здесь мы двигались по
какойто четвертой координате, подобно жителю двухмерного пространства,
свернувшего в трехмерное и вдруг увидевшего со стороны свой плоскостной
мир. Может быть, и мы смотрели здесь тоже «со стороны», с какойто
неведомой «стороны», заключенной в эту бесформенную трубу?
Внезапно она расширилась, но уже не призрачно, а вполне натурально в
замкнутый лабораторный зал с бегущими кривыми по стекловидным экранам и
пультом управления, за которым полицейский в белом халате пристально
рассматривал отрезок прозрачной перфорированной ленты. Услышав нас, он
поднял голову и долгодолго удивленно моргал, прежде чем спросить:
Откуда вы? Переход блокирован.
Телепортация блокирована, сказал я. Обычные проходы свободны.
А видимость?
Не знаю.
Он полузакрыл глаза, вероятно пытаясь мысленно вызвать ту или иную
лабораторию, но никаких изменений кругом не возникло.
Вы правы, проговорил он, явно недоумевая. Не понимаю, что
случилось? Они даже видимость сняли. Вам куда?
Я объяснил.
Придется ножками, как пришли, засмеялся он. Шагайте прямо в эту
лиловую дырку. Пол тронется не упадите. На световом табло выжмите
«двойку». Там все пять, начиная с единицы.
Этажи? спросил я.
Нет, плоскости. Лаборатория Зернова на второй плоскости.
Мы недолго думая последовали его совету. Но что отличало плоскости от
этажей, не понял ни я, ни тем более Толька, тенью следовавший за мной и
молчавший, как пионер в церкви: все кругом ему чуждо, но удивляться и
осуждать окружающее он не решается. Мысли Тольки были написаны у него на
лице: зачем городить газовые проходы и трубы, а не построить нормальные
коридоры и лестницы? Но разъяснять я не стал. Дьячук не был с нами в
континууме, а это, в сущности, был второй континуум, только поменьше и с
менее ошеломлявшими чудесами. Я своевременно выжал «двойку» на световом
табло, но ничего не произошло: пол скользил, мы двигались попрежнему в
призрачном мире незнакомой и непонятной техники, то возникавшем из тумана,
то уходившем в туман и чуточку искаженном в пропорциях, словно невидимое
стекло, сквозь которое мы смотрели, все время кривилось и выгибалось.
Характерно, что туман повсюду был фиолетовым, а не багровым, не алым, не
малиновым. В нем не было ни одного оттенка красного катализатора всех
атомных превращений. Видимо, фиолетовый, со всеми его оттенками, газ
служил иным целям сверхпроходимости, видимости, брешам в силовом поле,
геометрическим метаморфозам. Впрочем, я это лишь предполагал, взирая на
окружавшие нас качественно иные, чем на Земле, пространственные структуры.
Я не мог ничего объяснить, не имея экспериментальных данных. Просто
говорил себе: может быть, так, а может быть, этак.
Вдруг движение наше изменило направление. Мы устремились вниз, как на
лифте.
Падаем? крикнул я.
Подымаемся, сказал Толька.
С ума сошел. Я недоуменно осекся. А ведь верно подымаемся.
Толька отрицательно мотнул головой:
Теперь падаем.
Мы поразному воспринимали движение. Почему, не знаю. Может быть, мой
вестибулярный аппарат иначе устроен? Но размышлять было некогда. Нас
швырнуло в лабораторный зал навстречу Зернову. И зал был не призрачный, а
реальный, и Зернов тоже. Он подхватил меня под руку, кивнул Тольке и повел
нас мимо огромных выпуклых экранов, похожих на телевизорные, на которых
стереоскопически наглядно воспроизводились сложные цветовые формы чтото
напоминающее западноевропейский попарт. Я невольно, как говорится,
разинул рот.
Скорей! рванул меня Зернов. Не задерживайся!
Не понимаю, сказал я, кивнув на экраны.
Как раз в этом ничего принципиально нового. Структура молекул,
воспроизводимая пучками нейтронов. В Москве уже опыты делаются. Пошли.
Почему спешка? спросил я.
Потому что он только что прошел над нами.
Где?
В третьей плоскости. Так мы его не догоним. Видишь, труба
разветвляется?
Разветвления я не увидел только в лиловом тумане змеились белые и
желтые струи, тончайшие, будто лазерные световые пучки.
Как в континууме, сказал я.
Нет, отмахнулся Зернов, там химический синтез, здесь просто
индикаторы.
Действительно, белые и желтые нити повернули в разные стороны, как бы
приглашая нас последовать по тому или иному пути.
Желтый кратчайший, сказал Зернов, но он приводит к
автосбрасывателю. Помнишь экран с надписью «дэйнджер!"? Дальше «прохода»
нет только телепортация. А поскольку телепортация блокирована, у него
только один ход назад!
А белый?
Белый длиннее. Если он выберет белый, мы его перехватим. Но может
выбрать и желтый карты у него нет. Думаю, нам следует разделиться.
А у тебя есть оружие? спросил я.
Зернов растерянно улыбнулся.
Возьму с собой Толю у него пистолет.
Стреляйте не раздумывая. Без гуманностей!
Айайай, Жан Маре преследует Фантомаса!
Это Толька. Но я уже не видел его: я бежал в проходе, не отклоняясь
от желтых струй. Та же труба, те же путаные, непонятные повороты. Мне
показалось вдруг, что я взбираюсь по винтовой лестнице, догоняя
мелькающего наверху человека. Вот он темной тенью возник надо мной справа,
переместился влево, исчез в завитке невидимого винта и снова возник,
повторяя движение по убегающей кверху спирали. Я ускорил шаг, но тень
впереди даже не обернулась: в этом ракурсе, вероятно, я был невидим.
Внезапно она исчезла. Куда? Я тотчас же понял это, когда меня швырнуло в
знакомое замкнутое пространство с черножелтым экраном. Знакомые буквы
английской надписи вспыхивали и угасали:
ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ! ОПАСНОСТЬ!
Человек впереди меня замер: он знал это место и шагнул назад. Двигался
он, несмотря на тучность, легко и неслышно, как зверь кошачьей породы.
Бойл! позвал я.
Он обернулся:
Ано?!
От изумления он даже растерялся, чего с ним никогда не случалось.
Любопытно, что ни он, ни я не схватились за оружие это произошло позже,
а сейчас мысль об этом никому из нас не пришла в голову. И первые наши
слова только обнаружили обоюдную неловкость.
Я тебя искал, почемуто сказал Бойл.
Зачем? Мне было совершенно неинтересно зачем, но я спросил.
А он ответил:
Потому что ты изменил. Раньше я только догадывался. Теперь знаю.
Ну и пусть знает! Не все ли равно. Мы с ним явно не о том говорили.
Вы не пройдете, Бойл, сказал я.
Смешок в ответ.
Через тебя, мой милый.
Я положил пальцы на спусковой крючок автомата. Он тоже.
Ты не осмелишься выстрелить, Ано.
Дуло вашего автомата опущено. Если оно шевельнется...
Дуло не шевельнулось. А Бойл сказал нарочито равнодушно:
Зачем нам умирать обоим? Пропусти меня, и разойдемся... живыми.
Вспомнились слова из Толькиной песенки: «Первый успех... первым
успеть... точно нажать курок». Но я медлил. Как трудно всетаки убить
человека!
А что ты хочешь? вдруг спросил Бойл.
Бросьте автомат и шагайте к выходу.
Оглянись назад. Мы не одни.
Старый трюк. Не двигайтесь выстрелю.
Я первым.
Сомневаюсь, сказал рядом знакомый голос.
Но я даже не повернул головы, не спуская глаз с руки Бойла, лежавшей на
спусковом крючке. А у него почемуто задрожали губы, отвисла челюсть и
разжавшиеся пальцы выпустили автомат, бесшумно коснувшийся пола. Я понял,
почему так неслышны были наши шаги: пол или, вернее, плоскость под ногами
поглощала все звуки.
Вы были правы, комиссар, мы не одни, сказал голос.
Я взглянул и увидел свое повторение с автоматом, так же прижатым к
бедру. Анохинбис в таком же полицейском мундире стоял в двух шагах от
меня и улыбался. Бойлу, вероятно, показалось, что я раздвоился. Он закрыл
лицо руками и снова отнял их.
Неужели схожу с ума? прошептал он.
Вы кончите иначе, сказал мой альтер эго, отступайте спокойно, не
оглядываясь. Вот так.
Бойл, как загипнотизированный, попятился назад, не отводя глаз от моего
двойника.
Еще, сказал тот.
Бойл сделал еще шаг и исчез, словно провалился сквозь землю.
Только не в землю, а в люк, поправил меня мой спаситель. Видишь,
экран погас.
Экран действительно сплошь почернел, как аспидная доска. Ядовитожелтая
надпись, предупреждавшая об опасности, исчезла.
А он? вырвалось у меня.
Его уже нет, сказал Анохинвторой. Еще секунду назад это был
сгусток атомной пыли. А сейчас и она рассеялась.