35. Гамбит Этьена
Повод нашелся. Нужно было сменить вольнонаемных шоферов, подвозивших из
Сицентра муку ручного помола, из которой замешивалась лагерная похлебка
для кухонь, и деликатесные продукты для администрации и охраны. Я выехал
ночью, рассчитывая застать Зернова или в крайнем случае Мартина. Конечно,
жаль было подымать их с постели, но ктонибудь или Борис, или Дон
нашел бы способ добраться до Фляша. А с Фляшем требовалось связаться до
вечера: времени у меня не было.
Конюшня отеля была на замке, конюхи спали, и я, привязав лошадь к
афишной стойке, прошел в вестибюль «Омона», не рискуя никого удивить,
мой мундир был идеальным ночным пропуском. Но и удивлять было некого
швейцар дремал у себя в каморке, а портье просто спал, положив голову на
руки. Тоненькая струйка слюны текла по губам на полированный дуб, и
требовалось чтото погромче стука моих сапог, чтобы разбудить спящего. Так
я и добрался незамеченным до нашего номера, тихонько открыл дверь
собственным ключом и вошел.
Вошел и отшатнулся. На меня из соседней комнаты прыгнул с безумными
глазами Мартин. Он был одет, в руке сверкнул знаменитый нож. Прыгнул и
тоже отшатнулся я стоял ярко освещенный трехсвечником на камине.
Будь ты проклят! воскликнул Мартин и сплюнул. Галунщик чертов!
Как вошел?
У меня же ключ, удивился я.
Почему ночью?
«Почему, почему»! обозлился я. А почему ты одет? И кто там в
комнате?
Ну, входи, сказал он, подумав, и пропустил меня вперед.
В комнате было так накурено, что даже десяток свечей не позволил сразу
рассмотреть лиц собравшихся. Я никого не узнал, но все вскочили, различив
мой проклятый мундир.
Порядок, сказал Мартин. Тревога отменяется. Это Юри Ано лично и
срочно.
Ну и напугал ты нас, Юрка, услышал я в дыму голос Зернова.
Меня он не помнит, засмеялся сидевший ближе всех Стил.
А меня не узнает, откликнулся Фляш.
Теперь я разглядел всех и даже узнал сидевшего на диване Томпсона,
такого же седого и худощавого, каким я знал его на Земле.
Я о вас столько слышал, молодой человек, сказал он, что горю
нетерпением узнать вас поближе.
Даже голос его был знакомый, томпсоновский. И все же это был другой
Томпсон, чтото в нем изменилось. Я не разглядел еще, что именно, но
чтото изменилось. Я скорее угадал это, чем понял.
Простите, господа, если помешал. Я не знаю ни причин, ни целей этого
ночного собрания и могу сейчас же уйти, но мне именно срочно, как сказал
Мартин, нужен Фляш. Разрешите, я оторву его на несколько минут, выпалил
я все разом.
Отрывать незачем, ответил Фляш, здесь все равны.
Кроме меня. Я могу выйти, сказал Мартин.
Не дурите, Мартин. Вы специально приглашены, как и Ано, хотя мы и не
могли с ним связаться.
Я назначен комендантом МайнСити, объявил я.
И все умолкло. Как долго длилось молчание, я не могу сказать, но в эти
минуты каждый, вероятно, обдумывал и рассчитывал перспективы, которые
открывало мое назначение. Наконец Фляш спросил:
Давно?
Уже несколько дней, как я в лагере, поспешно проговорил я. С
подпольем связаться не могу: нет ни паролей, ни явок. А без них мне по
вполне понятным причинам не доверяют. Даже Джемс.
Вы видели мальчика? взметнулся Стил. Как он выглядит?
Плохо. Кто же в бараках хорошо выглядит, кроме собак и блокбоссов?
Впрочем, я перевожу его к себе в канцелярию.
Оставьте его в шахте, жестко потребовал Стил, и я, конечно, знал
почему.
Бессмысленно. Корсон Бойл уже знает о предстоящей акции. Ее надо
готовить иначе и в других масштабах.
Гамбит Анохина, усмехнулся Томпсон.
Я вздрогнул. Откуда он знает мою фамилию? От Зернова? От Стила? Кто же
он? И почему Фляш сказал, что здесь все свои?
Мы обдумаем его часом позже. Ночь велика, продолжал Томпсон.
Сейчас надо рассчитать другой гамбит. Гамбит Этьена.
Отказанный, поправил Зернов.
Люблю шахматные метафоры Бориса. Меня уже не резануло знакомое имя
с ударением на «о»: еще в Париже привык, но чтото новое привлекало
внимание в интонациях Томпсона. Этьен, как и вы с Мартином, приглашены
на заседание малого Совета Сопротивления, которое должно состояться в
другое время и в другом месте. Гамбит Этьена разгромный: головка
Сопротивления отсекается одним ходом. Этот ход он уже сделал и спокойно
спит сейчас в своем номере люкс. Но мы, продолжал Томпсон, ответили
неожиданно. Заседание совета перенесли сюда и на этот час. Сию минуту мы
пригласим господина Этьена. Я думаю, что полицейский мундир Анохина внесет
коекакие коррективы в наш план: мы сможем переставить фигуры.
Зачем? обиделся Мартин. Я и один справлюсь.
Золотой галун справится лучше. Меньше шуму, больше эффекта. Вы сейчас
потушите фонари в коридорах и проводите Анохина до апартаментов Этьена.
Откройте дверь ключ у вас и погасите свечи на черной лестнице. У вас
есть спички, Анохин? Возьмите коробку. Зажгите свечку на камине, разбудите
спящего и пригласите его следовать за собой. Сначала он испугается, потом
удивится, потом будет уверять, что это ошибка, попросит разрешения
позвонить Бойлу у него одного в отеле есть телефон. Но вы не разрешите и
пригрозите, что при малейшем шуме пристрелите его на месте. Кстати, и
пристрелите, если другого выхода не будет. Но Этьен трус и после такого
предупреждения последует за вами куда угодно. Ведите его к черной
лестнице, почему не к парадной, придумайте сами. Когда спуститесь,
столкните его в подвал. Шума не будет его подхватит Мартин и впихнет в
дверь, где была типография. За ним войдете и вы.
Томпсон придумал и рассчитал все это с быстротой электронной машины.
Теперь я понял, что изменилось в нем. Земной Томпсон был чуточку
медлительнее и не то чтобы туповат, но тяжелодумен: сказывался возраст.
Здешний Томпсон не казался моложе, но возраст его не обременял мышления.
Биологически эта была та же человеческая структура, но психологически уже
иная: в другой среде, в других условиях психологический облик мог
приобрести с годами и другие черты. А может быть, изменилась и
биологическая структура, может быть, реконструируя, «облака» исправляли
ее, обновляли «уставшие» клеточки мозга, склеротические сосуды, сердечные
клапаны. Сидевший передо мной Томпсон был просто совершеннее своего
земного аналога, а в связи с блокадой какихто ячеек памяти деятельность
других приобрела большую активность и направленность. Должно быть, и в
земном Томпсоне гдето жило тяготение к передовой, прогрессивной мысли
быть может, неосознанное, запрятанное в неконтролируемые глубины
подсознания. «Облака» извлекли и освободили его вот и родился новый
Томпсон с той же внешностью, но с другим сознанием и мышлением.
Пошли, сказал Мартин, выводя меня из задумчивости, должно быть уже
затянувшейся. Не боишься? спросил он уже в коридоре.
Кого? усмехнулся я. «Омон» не континуум. Чудес не будет.
Грязная работа, вздохнул Мартин. А начинать и заканчивать ее
будем мы.
Мне стало не по себе. Должно быть, Мартин заметил это, потому что
прибавил уже другим тоном:
В СенДизье мы не дрогнули. А ведь Этьен здесь такой же подонок. Даже
хуже.
Молча мы погасили фонари в коридоре, молча дошли до тупичка, где
находились комнаты Этьена, молча открыли дверь ключом, оказавшимся у
Мартина, и расстались. Мартин ушел в темноту коридора, а я в полутьму
передней, куда проникал свет из комнаты: на камине в ней догорал крохотный
огарок свечи. Вероятно, Этьен перед сном забыл погасить его и уже не
просыпался. А спал он странно тихо, почти беззвучно, на спине,
мертвенножелтый, застывший, словно покойник.
Этьен! позвал я негромко.
Он открыл глаза и долго всматривался, видимо полагая, что это сон.
Наконец он разглядел мои мундир и сел на постели.
В чем дело?
Потрудитесь одеться и следовать за мной, произнес я в стиле ходких
детективных романов. Рука в кармане нащупала пистолет.
Должно быть, Этьен заметил этот жест.
Ккуда? спросил он, заикаясь.
В Главное управление.
Это ошибка, сказал он твердо.
Выполняйте приказ. Я добавил металла в голос.
Уверяю вас, что это ошибка, повторил он. Разрешите, я при вас
позвоню комиссару.
Не торгуйтесь, оборвал я его. Экипаж ждет. Мигом.
У вас будут неприятности, предупредил он, уже одеваясь.
Испуг его прошел, остались лишь злость и уверенность в том, что в
полиции все разъяснится и мне же влетит. Приказ спуститься по черному ходу
несколько изумил его, но я объяснил, что не стоит ему попадаться
комунибудь на глаза под эскортом полицейского. А далее все произошло
точно так, как наметил Томпсон. У выхода я столкнул его по лестнице в
подвал, а Мартин внизу подхватил, зажав ему рот так, что он даже не
вскрикнул.
В бывшую нашу редакцию мы вошли вслед за влетевшим Этьеном. Он еле
удержался на ногах от пинка Мартина и сейчас оглядывался растерянно и
недоуменно, явно ничего не понимая. У стеллажей, заставленных ящиками с
вином и консервами типографию нашу Этьен превратил в склад для хранения
непортящихся продуктов, за непокрытым деревянным столом, где лежали
раньше наши первые гранки и куда сейчас сгружались с полок коньяк и
сардины, сидел малый Совет Сопротивления, заседание которого, как точно
было известно Этьену, должно было состояться на шесть часов позже и совсем
не в подвале его гостиницы. Удивило Этьена, как, впрочем, и меня, и
присутствие Зернова в четверке Совета для владельца «Омона» и тайного
полицейского агента Зернов был малоприметным писарем мэрии, сбежавшим от
«диких» к радостям городской жизни. Удивленно посмотрел Этьен и на
Томпсона: видимо, о том, что он тоже входил в Совет, провокатор не знал.
Дайте ему стул, сказал Фляш.
Мартин, стоявший рядом со мной у двери, подвинул стул. Этьен сел,
внимательно разглядывая сидевших против него. Два трехсвечника создавали
довольно сносное освещение.
Может быть, мне объяснят, что означает этот спектакль, в котором
участвуют псевдошоферы и лжеполицейские? спросил он высокомерно.
Если бы он знал, что одним только этим вопросом, разоблачающим мою роль
в полиции, он сам выносит свой смертный приговор!
Оставьте этот тон, Этьен, сурово сказал Фляш. Не время
дурачиться!
Я хочу знать, что здесь происходит.
Суд.
Кого же судят?
Вас.
Мертвенножелтое лицо Этьена не выразило ни удивления, ни гнева.
Могу я ознакомиться с обвинительным заключением?
По известным вам обстоятельствам, мы избегаем документации. Все, что
вас интересует, будет изложено устно. Вас обвиняют в прямом предательстве
акций Сопротивления.
Каких именно?
Я даже залюбовался тем хладнокровием, с каким вел страшную для него
беседу Этьен. Неужели он так верил в свою безнаказанность?
Рукопись статьи Стила, известная только вам и оказавшаяся в руках
полиции. Стил, как вам известно, вынужден был бежать из Города.
Не помню. Это было так давно. Память...
Есть события более поздние. Разгром газеты.
Она выходит.
Вопреки вам.
Я сам оборудовал ее типографию.
И дали адрес полиции.
Почему я? Где доказательства?
Нас давно предупреждали о вас как о потенциальном предателе. После
ареста Джемса за вами было установлено наблюдение. О завтрашнем заседании
Совета все известно полиции. Дом уже с вечера оцеплен.
Все это еще не доказательства.
О завтрашнем заседании Совета, кроме вас, знали только мы четверо.
Так поищите виновного среди четверых. Может быть, вы? Смешок в лицо
Фляшу. Или он? Кивок в сторону Томпсона.
Члены Совета переглянулись. Неужели они отступят перед спокойствием
Этьена? Ведь спокойствие это его оружие. Но я ошибся.
К чему эта канитель, сказал Стил, оставьте нас вдвоем. Я задушу
его вот так, он поднял скрюченные пальцы, и рука не дрогнет. За
мальчика.
Вы будете обыкновенным убийцей, Стил, Едва ли вас это украсит,
пожал плечами Этьен.
Члены Совета молчали, чтото обдумывая. Что?
Если они его пощадят, шепнул я Мартину, я убью его здесь же при
всех.
Я сделаю то же, только бесшумно, шепнул в ответ Мартин,
выразительно хлопнув себя по карману.
Вероятно, о том же подумал и Стил: с такой лютой ненавистью впивались в
Этьена его глаза.
Мне очень интересно, у кого это возникла мысль о моем потенциальном
предательстве, невозмутимо заметил Этьен.
У меня, сказал Зернов.
И у меня, прибавил я.
Почему?
Потому что мы знаем вас до Начала: вы утратили память, а мы нет. Вы
всегда были предателем должно быть, это у вас в крови. Я говорил, уже
не различая Этьеназдешнего от Этьеназемного. Вы предали гестапо даже
любимую женщину, а когда не удавалось предательство и вас били по щекам,
как мальчишку, вы только холуйски кланялись: хорошо, мсье, будет сделано,
мсье...
Этьена не заинтересовало слово «гестапо», наверняка ему незнакомое, он
пропустил мимо ушей и «любимую женщину». Он только спросил:
Когда это было?
Больше четверти века назад.
Где?
В СенДизье.
Нашу дуэль слушали в абсолютном молчании, только у Зернова блуждала на
губах знакомая ироническая улыбка: казалось, что мой экспромт доставлял
ему удовольствие.
СенДизье... СенДизье... повторил Этьен, мучительно наморщив лоб,
и вдруг воскликнул громко и радостно: Вспомнил!
И даже с какимто облегчением, словно прошла терзавшая его боль,
уверенно повторил:
Теперь вспомнил. Хорошо. Все. Спасибо.
Никто не ответил. Я стоял пораженный, не зная, что сказать и нужно ли
говорить: может быть, самое важное уже сказано?
Помоему, здесь же, в «Омоне»... совсем недавно я опять встретил ее.
Я не мог жить больше...
Боюсь, что Стил и Фляш ничего не поняли: я поймал удивленный взгляд,
которым они обменялись. Томпсон молчал непроницаемо, словно все сказанное
Этьеном его ничуть не поразило.
Вы хотите, чтобы я сам все кончил? спросил Этьен, обращаясь только
ко мне.
И я ответил:
Вы угадали.
Я вынул пистолет, высыпал на руку все патроны, оставив
одинединственный, спустил предохранитель и сказал присутствовавшим:
Выходите.
Все поняли и молча вышли один за другим. Только Мартин шепнул мне на
ухо:
Я останусь у двери, ладно?
Этьен сидел, положив голову на руки, о чем думал он в эту минуту? О
прошлом своего земного аналога или о смерти, которая избавит его от мук
возвращенной памяти? Я тихо положил на стол пистолет и сказал:
Здесь только один патрон. Не трусьте. Иначе все будет противней и
дольше.
И ушел. Мартин остался стоять у двери.
Потом раздался выстрел.
Мартин нашел нас в комнатах наверху: выстрел мы слышали и не
сомневались. Но он всетаки сказал:
Не промахнулся. Жаль только, что не оставил записки.