110
Он очень долго смотрит на меня, тот, кто пришел в глубину в обличии Неудачника. Словно хочет рассмотреть мое настоящее лицо, понять, что я чувствую сейчас. – Ты обижен? — спрашивает он наконец. – Нет. Расстроен, но это совсем другое. – Я боялся, что ты обидишься. Ведь я разбил твою мечту. – Какую? – Ты мечтал, что виртуальность изменит мир. Сделает его чище. Даст людям доброту и силу. Терпел то, что возмущало тебя, улыбался тому, что раздражало... Неудачник протягивает руку, кладет на наши с Викой сцепленные ладони. – Ты верил в миг... один–единственный миг, искупающий все грехи и ошибки. Я убил эту веру. Мне даже смешно слушать его слова. Неужели он и впрямь так считает? Неужели я так думал? – Не в глубине дело, Неудачник, — говорю я. — Не в этой глубине. Он кивает. – Помнишь зеркальный лабиринт, Леонид? Конечно помню... – Глубина дала вам миллионы зеркал, дайвер. Волшебных зеркал. Можно увидеть себя. Можно глянуть на мир — на любой его уголок. Можно нарисовать свой мир — и он оживет, отразившись в зеркале. Это чудесный подарок. Но зеркала слишком послушны, дайвер. Послушны и лживы. Надетая маска становится лицом. Порок превращается в изысканность, снобизм — в элитарность, злоба — в откровенность. Путешествие в мир зеркал — не простая прогулка. Очень легко заблудиться. – Я знаю... – А я и говорю с тобой лишь потому, что ты знаешь. Я тоже хотел бы стать твоим другом, Леонид. Он грустно улыбается, прежде чем добавить: – Но это была бы очень странная дружба... – Чужой и русский — братья навек? — интересуется Вика. Значит, Неудачник не убедил ее. Ни в чем. Для нее он — человек, хитрый хакер, морочащий всем голову... Мне невесело. Но я говорю: – Я не спрашиваю, кто ты. Веришь, нет, но мне это — все равно... Пришелец со звезд, или из другого измерения, машинный разум... Но ты все равно знаешь больше, чем мы. Скажи, что будет? – Смотря в какое зеркало смотреть, дайвер. – Тогда я буду выбирать, Неудачник. Очень придирчиво. А теперь – уходи. Он отводит руку от наших ладоней. Секунду ничего не происходит. Потом стена за его спиной начинает гнуться, скручиваться в воронку. Неудачник делает шаг назад. В сияющий туннель, уходящий в непознанное. К голубому солнцу, под которым вьются оранжевые ленты. В свой мир. Его тело дрожит, расплываясь. Каскады разноцветных искр срываются с кожи. На мгновение мне кажется, что я вижу — вижу того, кто приходил в наш мир. Но скорее, мне просто хочется дать чуду имя. – Помни о нас... — говорю я вслед уплывающим бликам света. — Помни такими, какие мы есть... Дом начинает подрагивать. Стены становятся прозрачными, потом – бледно–зелеными, потом — кирпичными, потом — бумажными. Потолок уползает вверх и выгибается куполом. Пол превращается в зеркало, свет в окне проходит все части спектра и выжигает на бумажной стене наши силуэты. Квартира превращается в огромный зал, словно все направления растянули на порядок. Туннель медленно сужается, но еще можно успеть. Прыгнуть вслед Неудачнику — и увидеть, откуда он пришел. Сорвать с чуда маску. – Леня, что это?! — кричит Вика. – Информация, — отвечаю я. По квартире начинает гулять ветер, на подоконнике зацветает горшок с комнатным гранатом, стопка компакт–дисков на полке принимается наигрывать все песни одновременно. — Он качает информацию! Уносит все то, что узнал! Сквозь нас несутся полупрозрачные тени. Пробегает Алекс с винтовкой наперевес, проносится, перебирая лапами, монстр–паук, уходит в туннель та придуманная семья, что мы спасли в «Лабиринте». Вращаясь как пропеллер, пролетает исполинское дерево, семенит хоббит с испуганной мордочкой, огромными прыжками шествует летающий охранник Человека Без Лица с огнедышащим ракетным ранцем за спиной. Потом проходим мы с Викой. Взявшись за руки. – Помни нас... — повторяю я. — Помни... Туннель начинает сужаться, словно диафрагма фотоаппарата. В последний момент в него протискиваются, хлопая крылышками, летающие тапочки Компьютерного Мага. И комната становится прежней. – Я все равно не верю, что он — чужой, — говорит Вика. Неуверенно, но упрямо. — Если он хороший хакер, то мог все это... Она замолкает, когда я обнимаю ее за плечи. – Не надо, Вика, — прошу я. — Он ведь ушел. Навсегда. Теперь не обязательно спорить. Теперь можно и верить. На улице шум, на улице — обмен мнениями. Видели они хоть что–то из того, что открылось нам? Все равно. Глубина породила новую легенду. – Он ушел, но мы остались, — говорит Вика. — И за тобой — охота. Киваю, осторожно размыкая наши объятия. Подхожу к окну, смотрю вниз. Человек Без Лица по–прежнему неподвижен. – Дайвер Леонид тоже должен уйти, — соглашаюсь я. – Ты будешь грустить по своему дому? — спрашивает Вика. Как здорово, когда не нужно ничего объяснять. – Чуть–чуть. Как по трехколесному велосипеду. Я возвращаюсь к ней, обнимаю. Ее губы находят мои. И это — то, что уже никогда не уйдет. Глубина... — молча зову я. Дом снова вздрагивает, когда в далеком Минске прокатный сервер получает команду. Магнитная головка скользит по диску — стирая. Оборот — исчезает первый этаж со скандальным пенсионером. Оборот – шестой этаж с тихим графоманом, оборот — десятый этаж с коллекционером виниловых пластинок. Оживает мой компьютер, и меркнут стены квартиры. Я не смотрю на стол, но знаю, что на дисплее нарисованная Вика улыбается мне — в последний раз. Программы не грустят, когда их стирают. Грустят люди, но у меня нет другого выхода. Если заблудишься в зеркальном лабиринте — бей зеркала. Выходи на свет... Толпа разражается криками, когда мой дом тает в воздухе. Бедолаге Джордану еще придется доказывать, что это не его работа. Мы плывем над Диптауном, обнявшись и глядя друг другу в глаза. – Здорово... — шепчет Вика. – Я и сам не знаю, как это делаю... – Не знаешь, как целуешься? — удивленно спрашивает она. ...Нет, никогда я женскую логику не пойму. Возле супермаркета, на стыке украинского и прибалтийского кварталов, я нахожу тихий закоулок: между телефонными будками и фонтаном. Оттуда мы и выходим. Правда, не сразу. – Ты стираешь свои следы? — интересуется Вика. Молча киваю. – Надеешься, что тебя не найдут? – Попробую. Может быть, они смогут вычислить город... но и то вряд ли. Лучше, чтобы не узнали даже этого. – А мне ты можешь довериться? – Санкт–Петербург, — говорю я. Очень хочется услышать в ответ, что мы земляки. Но Вика морщится. – Питер... Леня, подожди меня здесь, ладно? Я жду. Она убегает в супермаркет, а я еще раз тянусь к минскому серверу, проверяю, не осталось ли хоть какого–то следа. Потом прохожусь по всем запасным адресам, даже по тем, которые никогда не использовал — и бью их, безжалостно выскребая информацию отовсюду. Со стриммеров и магнитооптики, накопителей Бернулли и оптических дисков. Самым последним я чищу винчестер своего интернетовского провайдера. Все. Теперь — я никогда не входил в глубину. Вика возвращается. – Представляешь, в очередь попала, — смеется она. – Срочные покупки? – Одна покупка. Она взмахивает перед моим лицом предусмотрительно сложенным авиабилетом. Я вижу лишь, куда она собралась. – Утром свободен? – Ты ведь летать боишься. – Что поделаешь, ехать долго... Ты встретишь меня? – Какой рейс? – В десять утра жди у справочного. Маленькие игры в самостоятельность... я могу сейчас дотянуться до авиакассы в супермаркете, и узнать, кто и откуда брал билет в Питер. Но я, конечно, этого не сделаю. – Как я тебя узнаю? Вика дергает плечиками. – Посмотрим. А как я узнаю тебя? – У меня в зубах будет красная роза, — мрачно сообщаю я. Я прекрасно понимаю Вику. Одно дело — полюбить друг друга в виртуальном мире. Другое — встретиться наяву. Страшно говорить о себе. Не знаю, хватило бы у меня смелости первому предложить встречу. – Тогда в десять у справочного, — решает Вика. — Попытаемся не обознаться? – Попробуем. – Я пойду? — полуспрашивает, полусообщает она. — Надо собраться... – У нас уже холодно, — предупреждаю я. – И у нас тоже... Вика делается полупрозрачной, и рассыпается ворохом искр. Красивый у нее выход из глубины. И мне пора. Подмигиваю прохожему, который приостановился, наблюдая за Викиным уходом. И исчезаю из виртуальности. На экранчиках была темнота. Полная. Я снял шлем. На дисплее мерцал золотистый фон «Виндоус–Хоум». Вики больше нет. Хватить любить нарисованных людей. Выходить из Интернета будем вручную... Я раскрыл окошко терминала и непонимающе уставился на мигающую строчку. No dial tone! Надо вовремя платить по телефонным счетам. Я все таки взял трубку и вслушался в тишину. Потом проверил логи – телефон мне отключили три часа назад. Под самый конец рабочего дня, как это водится у работников АТС. Виртуальный секретарь Фридриха Урмана, а ты ведь был прав... Возможно входить в глубину без всяких технических приспособлений. Я стянул комбинезон и поплелся к кровати.
