10
В снежных недрах морозильника я нашел окаменевшую сосиску. Из консервов осталась банка килек, купленная не то в период полного безденежья, не то из ностальгических соображений. Спать хотелось до отупения, но я все же разогрел несчастную сосиску, взял консервный нож, выставил перед собой две бутылочки пилзенского «Урквела». Ужин при свечах — свечи как раз трепетали на мониторе компьютера. Включился скринсейвер, сохранитель экрана. Потрескивание костра, доносящееся из шлема, было как нельзя уместно. Ну ее к черту, глубину! Неудачника этого. Сейчас, в реальном мире, все происходящее казалось пьесой абсурда. Если завтра утром Неудачник не расколется — выходим с Викой из пространства гор. Навсегда. Пусть рассказывает свои сказки скалам и соснам — они оценят. Я глотнул холодного пива, тихонько застонал от удовольствия. Принялся вскрывать кильку. Аккуратно отрезал крышку, подцепил вилкой... И чуть не упал со стула. На меня укоризненно смотрела сотня рыбьих головок. Где–нибудь в виртуальности подобная шутка меня бы не удивила. А вот в настоящем мире... Я подцепил облитые томатом головы, пытаясь найти хоть одну целую рыбешку. Ничего. Очень старательно сделано. Я представил себе рыбозавод... этакую плавучую махину... или килек консервируют на берегу? Конвейер с этой низкосортной продукцией. Офонаревших от рыбной вони и монотонного труда девчонок на конвейере. Вот одна из них снимает с ленты пустую банку и начинает плотно напихивать в нее рыбьи головки. Шутка. Я действительно засмеялся, с содроганием закрывая банку. Ужинать было нечем, но обиды на безвестную работницу я не испытывал. Наоборот. Все оказалось неожиданно уместным. Присосавшись к бутылке, я разом прикончил первый «Урквел». Дайвер, тебе захотелось чудес? Машинного разума и людей, входящих в виртуальность напрямую? Очнись, дайвер! Вот они, доступные нынешнему миру чудеса! Слямзенное пиво, фаршированные глазами килькины головы, духота и грязь старушечьей квартиры, малолетняя шпана на лестнице, надоедливая капель из крана на кухне. Это — жизнь. Какой бы дурацкой и скучной она ни была. А там, внутри шлема, созданная машинами и подсознанием сказка. Наш электронный эскапизм. Я открыл вторую бутылку пива, взял банку, вышел на балкон и вывалил ее содержимое в чахлый палисадник. Бродячих кошек ждет пир этой ночью. – Неэтично! — укорил я сам себя. В мои мозги, не хуже чем в Викину программу, вшито, что мусор из окна кидать не стоит. Но, в отличии от машин, мы умеем плевать на запреты. С балконов. Прямо с остатками пива я прошел в туалет. Расстегнул комбинезон, поглядывая на бутылку. Пить уже не хотелось. – К чему этот долгий и утомительный процесс? — риторически спросил я и вылил остатки пива в унитаз. Я добрел до кровати, выключил свет. Сколько ж можно спать, скрючившись за столом, с электронной кастрюлей на голове? Было тихо, очень тихо. И юнцы на площадке утомились терзать гитару. Только ровно гудел компьютер и мерцали свечи на экране. Я перевернулся, утыкаясь лицом в подушку. Но сон отступал. Там, в глубине, лежит неподвижное, мертвое тело Стрелка. Скучно ли ему без меня? Что–то в этом есть, самую чуточку, от предательства. – В последний раз! — простонал я, поднимаясь. Надел шлем, воткнул разъем костюма в порт. Положил руки на клавиатуру. deep Ввод.
Во сне я прижимаюсь к Вике, и она что–то бормочет, поворачиваясь на другой бок. Как ни тих ее голос, но я просыпаюсь. Значит, тоже спит в глубине. Костер уже догорел. Наверное, близится утро, но темнота пока не отступила. Лишь красные отсветы от догоревшего костра. Неудачник неподвижным кулем лежит в сторонке. А вот взять, да пихнуть тебя хорошенько, дружок! Здесь ты, с нами, или вышел из глубины и отсыпаешься в теплой мягкой постели? Я смотрю в небо, в черный искристый хрусталь. Как я говорил Вике? «У нас украли небо»... Да, украли. И чем больше людей уйдут сюда, тем дальше станут звезды. Впрочем, не только в звездах дело. Всегда останутся те, кому недоступен этот мир. Неприкаянные подростки, не находящие себе работы, девочки с рыбозаводов... Вначале — сложенные рядками рыбьи головы в банке. Шутка — или безмолвный крик, протест? Вначале головы рыбьи. Только потом покатятся с плеч человеческие. Ждет ли нас новое пришествие луддитов? Бунт против машин, все более непонятных и пугающих обывателя? Или все же будет найден выход? Поворачиваюсь, смотрю на Неудачника. Если ты — разум сети, если ты – человек, покоривший виртуальность, то можешь стать тем самым выходом. Прорывом за барьер, выходом из тупика. И Дибенко, если Человек Без Лица и впрямь он, это понимает. Стоит ли играть в благородство, укрывая Неудачника? Если он — спасение, слияние миров? Я не знаю. Я самый обычный человек, случайно наделенный дурацкой стойкостью к дип–программе. На этом я зарабатываю свой кусок хлеба, а изредка — толстый шмат масла с икрой. Но не мне спасать мир, не мне решать, что для него благо, а что — зло. Ничего у меня нет, кроме той смешной ветхой морали, о которой сокрушалась Вика. А мораль — хитрая штука, она никогда не дает ответов, наоборот, мешает их найти. Легче быть праведником или подлецом, чем человеком. Мне уже совсем горько и мерзко. Так может себя чувствовать провинциальный спортсмен, которого включили в олимпийскую сборную и велели бороться с чемпионами. Не моя это судьба... И тут в небе рождается звук. Я снова переворачиваюсь на спину, вглядываюсь в черный хрусталь. А он дал трещину — голубую полосу через весь небосклон. Ослепительную, прямую стрелу, мчащуюся вниз. – Что это, Леня? Вика уже сидит, откидывая с лица пряди волос. Когда она проснулась? Или когда я уснул? Что вокруг — сон или явь? – Метеорит, — отвечаю я Вике. Голубая стрела все ниже, тонкая поющая трель — шлейф ее, сгусток пламени на конце — острие. – Это падает звезда, — очень серьезно говорит Вика, и я понимаю, что все–таки сплю. А Неудачник не шевелится. Трещина прочерчивает небосклон до конца и вонзается в землю. Голубая полоса гаснет — небо умеет лечить свои раны. Лишь там, где звезда коснулась гор, пылает бледный огонь. – Ты обещал, что мы найдем звезду, — говорит Вика. Во сне все просто. Я встаю, протягиваю ей руку. Мы перешагиваем через Неудачника и начинаем спускаться по склону. Все неправильно, к звездам идут вверх, но со снами не спорят. Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира. Это почему–то очень важно, но сейчас мы смотрим лишь на звезду. Чистое пламя, пушистый огненный шарик, маленький — его можно спрятать в ладонях. Я протягиваю руки, касаюсь звезды и чувствую тепло. Нежное, словно подставил ладони весеннему солнцу. – Теперь я знаю, что такое звезды, — говорит Вика. — Это осколки дневного неба. Порываюсь поднять звезду, но Вика останавливает меня. – Не надо. Она и так устала. – От чего? – От одиночества, от тишины... – Но теперь мы рядом. – Пока еще нет. Мы прошли свой путь, но это лишь половина дороги. Дай ей поверить в нас. Я пожимаю плечами, я не умею спорить с Викой. Хочу улыбнуться ей — но Вики уже нет рядом. Остался только голос. – Леня, проснись! Что за глупости, зачем... – Леня, Неудачник исчез! Открываю глаза. Утро. Розовый свет с востока. Испуганное лицо Вики. Неудачника нет у костра. Сон — великий обманщик. – Черт! — ругаюсь я, вскакивая. — Когда он ушел? Вика поправляет волосы, таким же жестом, как и во сне. – Не знаю, Леня. Я только что проснулась, а его уже не было. – Вот и ответ, — шепчу я, озираясь. — Вот и ответ... Неудачник убежал. Смылся из глубины. Значит — все впустую? Нет, не все. Из–за него я встретил Вику. – Он познакомил нас, — повторяет она мои мысли. — Хоть за это спасибо. Я обнимаю ее, утыкаюсь лицом в волосы. Мы стоим так долго, рассвет разгорается вокруг, снежная шапка горного исполина сверкает, распарывая небо. Здесь нет птиц, наверное Вика забыла их сделать. Но горы оживают и без них, наполняются шорохами ветра, шелестом листьев и трав. – Я сделаю для этих гор птиц, — шепчу я. — Если все–таки удастся отстроить твою хижину... – Не хочу менять горы, они свободны! — сразу противится Вика. – Птицы тоже свободны. Я их просто выпущу в окно. И скажу: «Плодитесь и размножайтесь!» Вика тихо смеется. – Ладно. Попробуй. – А чего тут пробовать? — храбрюсь я. — Несложная программа... проштудирую Брема, составлю алгоритм поведения. Вначале нарисую всяких зябликов и воробьев, потом — коршунов. Биогеоценоз... точно? Забыл, по–моему, в пятом классе нас этому учили, на уроках природоведения. – Биолог. Может еще и тапочки Зукины на волю отпустишь? Леня, давай сейчас вынырнем. И сходим в какой–нибудь ресторан. Ты был на «Розовом Атолле»? – Нет. – Красивое место. Шульц и Брандт рисовали. Я приглашаю. – Ладно. Только вначале поищем... Вика отрывается от меня, резко спрашивает: – Кого? – Неудачника. – Да он вышел из глубины, как ты не понимаешь! – Понимаю. Но, все–таки, давай поищем? Может, он отошел сделать пи–пи и свалился в пропасть? – Так ему и надо... — бормочет Вика, уже соглашаясь.
Вначале мы проходим вдоль кромки ближайшего обрыва, вглядываясь вниз. Потом Вика обшаривает долину по левую сторону от ручья, а я — по правую. Взгляд невольно тянется вниз, в ложбину, где во сне я нашел звезду. Там и вправду видны какие–то скалы. Но дело прежде всего. Надо убедиться, что Неудачника с нами больше нет. Я даже поднимаюсь немного вверх, по нашим следам. Это уже так, для полной очистки совести. И в маленькой расщелине, через которую мы легко перепрыгнули при свете догорающего дня, нахожу Неудачника. Я молча стою над расщелиной, глядя на Неудачника с трехметрового уступа. Минуты две проходит, прежде чем он убеждается, что я его заметил, и поднимает голову. – Доброе утро, Стрелок. Молчу. Даже на злость сил не осталось. – В темноте очень плохо видно, — изрекает Неудачник поразительную по гениальности и свежести мысль. Падать было не так, чтобы высоко, но ему не повезло. Даже сверху я вижу, что его правая нога распухла, и Неудачник сидит, стараясь не дотрагиваться до нее. Достаю из–за пояса тапочки, надеваю, и спускаюсь вниз. – Извини, — говорит Неудачник, когда я беру его на руки и выбираюсь из расщелины. – Зачем? — только и спрашиваю я. – Чтобы вы не колебались. Я все равно ничего не могу объяснить. – Ты дурак. Ночью по горам ходят лишь самоубийцы... или Черный Альпинист. – Я никогда не был в горах. А кто такой Черный Альпинист? Спускаться к привалу довольно далеко. Я успеваю рассказать байку про Черного Альпиниста и про ту компанию, которая таскала в горы бальные платья и смокинги. Потом несколько реальных историй. К Вике мы подходим, когда весь мой запас горных легенд истощается. Под ее ледяным взглядом я опускаю Неудачника на раскиданный у костра лапник и говорю: – Что может быть лучше прогулки по горам без снаряжения? Горная прогулка с калекой на руках. Мне очень интересно, что она сейчас сделает. – Дай пояс, — командует Вика. Такой агрессивности даже я не ожидал. – Вика, применять «Варлока»... – Черт! Дайвер недоделанный! Мне жгут нужен! Никогда не задавался вопросом, способна ли виртуальная одежда рваться на части. И не хочу проверять — горное солнце злое. Поэтому оставляю мысль разорвать рубашку на жгуты, и отдаю Вике черный шейный платок. Она долго возится с ногой Неудачника, мрачно качая головой, когда он стоном отзывается на легкие прикосновения руки. – Перелом голени, — ставит она диагноз. — Кажется, без смещения. Как ни странно. – Ты еще и врач? – Нет. Медсестра, но со стажем. Еще жгут нужен. Рубашкой все–таки приходится пожертвовать, а пиджак на голое тело – полный моветон. Мы укладываем ногу Неудачника в самодельный лубок. – Еще ни один идиот, — лишь теперь Вика дает волю гневу, — ни один кретин в мире не ухитрялись сломать в виртуальности ногу! Что у тебя в реальности? А? Есть перелом? – Нет... — бормочет Неудачник. – И то слава богу. Мы переглядываемся, от вечерней боевитости не осталось и следа. Одно дело — бросить в виртуальном мире обманщика. Совсем другое — раненого в горах. И то, что горы ненастоящие — уже ничего не меняет. – Пошли к тем скалам, — предлагаю я. – Давай. Я их видела во сне. Нам хватает взгляда, мы ничего больше не говорим. Нет законов для нереальности. Сон или явь — мы вместе спускались к упавшей звезде.
