* * *
Победители возвращались домой. Шли споро, ибо никакой добычи у
согнутых взять было нельзя. Обрывки плохообработанных шкур и каменные
рубила – к чему они? Главным в походе была победа, а ношей – свои
товарищи, раненные и убитые. За полтысячи согнутых род отдал семь
десятков воинов, и ещ„ несколько человек были серь„зно ранены, так что
из пришлось нести. Почти половина погибших нашла смерть на том берегу,
и это омрачало радость. Ведь карлики не понесли никакого урона,
остановила их только вода. Стоит ли радоваться гибели согнутых, если
на их место приш„л столь опасный враг?
Таши ш„л вместе со всеми, неся на руках уже двоих детей. Воин,
переправивший через реку дочь Линги, остался складывать костры для
чужаков, и как–то само получилось, что вторая малышка тоже осталась у
Таши. Кроме того, за плечом у Таши висел огромный лук, прежде
принадлежавший Туне. Когда Таши прин„с лук вождю, тот слепо посмотрел
на оружие брата и тихо произн„с:
– Возьми себе. Я видел, как ты стрелял. Только не размахивай им
прежде времени.
Топор и птичье копьецо Таши тоже сохранил. А вот боло пропало,
осталось намотанным на страшную лапу пернатого чудовища. Хорошо хоть
сам жив остался.
Таши ш„л и в тысячный раз представлял подробности кровавой
схватки, случившейся на берегу. Хотя, какая это схватка – чистый
разгром. Налетели враги как дрозды на рябину, в минуту всех поклевали
и дальше понеслись. Копь„м такую птицу не остановишь, разве что бревно
ставить вместо ратовища. Луки бы были с собой... хотя, что луки?..
Таши вспомнил плотные, внахл„ст лежащие перья, по которым бесследно
скользят наконечники копий, и понял, что никакой лук эту броню не
пробь„т. Ничем птицу не взять. В одном лишь загадка: почему неуязвимые
птицы позволяют чужинцам влезать себе на спину, зачем воюют за них?
Надо бы Ромара спросить, не знает ли он такого колдовства? И конечно,
в бою следовало сшибать чужинца. Хотя, что бы это изменило? Птица вс„
равно осталась бы. Да ещ„ не больно–то достанешь карлика, он за своим
скакуном как за деревом прячется... И вс„–таки, что–то надо придумать.
Река рекой, но признавать, что какие–то уроды оказались сильнее людей,
нельзя.
Другие мужчины тоже были озабочены случившимся. До Таши долетали
обрывки разговоров:
– За городьбой укрыться и бить из луков в глаз. В глазу всегда
слабина.
– Так она и будет у городьбы стоять и глаз тебе подставлять, на,
мол, стрельни...
– ... экие громады, какие у них яйца должны быть. Я бы
попировал...
– А вот ямы ловчие на узких местах нарыть. Это же гадина тяж„лая,
ногу переломит – уже не подымется.
– С мангасами бы их стравить...
– Они и без тебя схлестнулись. Думаешь, от кого согнутые на наш
берег д„ру дать хотели?
– И вс„–таки, хорошо, что у нас река. Не достанут.
– А хоть бы и не было реки, что они с нами смогут сделать?
Городьбу на птице не пересигнешь.
– И ты весь век за забором не просидишь. Спасибо предкам, что река
теч„т.
Вновь разговоры возвращались к лукам или возможности опрокинуть
птицу, захлестнув ей обе ноги, или накинуть на не„ рыболовную сеть.
Таши подош„л к одиноко бредущему Ромару. Спросил:
– Вс„–таки, кто они такие? Как птиц смогли приучить? Если бы не
птицы, мы бы их походя в порошок перет„рли...
Старик поднял голову, тихо ответил:
– Не знаю. Серь„зного колдовства я в них не заметил – так, сущие
пустяки. Птицы тоже обычные – вроде дрофы, только громадные. Так что,
драться с ними не мне, а вам. А кто они такие?.. Про диатритов слыхал?
– Слыхал... – протянул Таши. – Но ведь диатриты это оборотни,
люди–птицы. Крылья у них вместо рук. И потом, их же в древние времена
богатырь Параль перестрелял всех до единого. И гн„зда сж„г.
– Это в сказке. А сказка, мой милый, только наполовину правдой
бывает, потому она и сказка. Многое в ней додумано, многое позабыто.
Но кое–что не грех и на ус намотать.
Таши вопросительно вскинул глаза. Ромар перехватил его взгляд,
усмехнулся и пояснил:
– Сам видишь, птицу диатриму ни копь„м, ни стрелой, ни боевым
топором не взять. А богатырь Параль тебе выход подсказывает: где–то у
птицы гнездо есть, а в н„м – голые птенчики. Туда и бить надо, если
дотянуться сможешь, – Ромар прищурился, глядя впер„д и добавил, не
меняя выражения: – Ну да это потом, а сейчас тебя никак ищут. Давай,
иди.
Навстречу им от городища бежала женщина. Через минуту Таши смог
разглядеть, что это Линга. Кто–то из ушедших впер„д парней прин„с в
селение новости, и Линга, услышав, что нашлась е„ дочь, побежала
навстречу отряду. Другие женщины остались в селении, они ждали воинов,
и обычай велел им хранить спокойствие, даже если уже пришла тяжкая
весть. И они стояли в общей толпе, продолжая на что–то надеяться. А
Линге, которой некого ожидать, дозволено встретить войско на полпути.
Запыхавшись, Линга подлетела к Таши, выхватила у него из рук обеих
девочек, прижала к груди...
– Спасибо, спасибо... – твердила она, не глядя на Таши.
Опустившись на землю, Линга выудила из сумки долбл„нку с козьим
молоком, пристроила на горлышко соску из рыбьего пузыря, сунула
младшей девочке, быстро нажевала кусок ячменной леп„шки, замесила в
ладони тюрьку с тем же молоком, принялась прямо из ладони кормить
старшую, и вс„ это смеясь и плача одновременно, и успевая свободной
рукой гладить то одну, то другую девочку, и выбирать из детских
голов„нок насекомых, и делать ещ„ что–то.
С минуту Таши стоял рядом, молча глядя на смешную картину счастья,
потом пош„л догонять ушедших впер„д мужчин. За детишек можно больше не
опасаться, они пристроены над„жно.
Почему–то Таши было грустно.
