5
Танк Тенишева не вернулся из рабочего похода. Молчанов ждал три часа,
потом вызвал Станцию.
– Группа Тенишева опаздывает с возвращением на три часа, – сказал он
осторожно.
– Три часа? – переспросил Свекольников. – Это что – первый раз?
– Не первый, но...
– Остальные группы?
– Вернулись. Дело в том, что Тенишев исследует Город.
– Понятно, – задумался Свекольников. – Подождем еще час. Не вернутся
– пошлем два танка на розыски. Черт!.. Неужели Тенишев так увлекся? На
него не похоже, меня всегда удивляла его пунктуальность. Сколько в его
группе?
– Пятеро вместе с ним и четверо волновиков.
– Что–о?! Девять человек в одном танке?!
– Десять, – виновато пробормотал Молчанов. – Десятый – водитель,
Грехов. Это последние рейсы, и ребятам хочется сделать как можно больше.
– Ну, Эвальд, не ожидал я от тебя... Десять человек! Посылай танки
немедленно! Экипажи из двух человек, подбери опытных ассов. Советую Диего
Вирта и Зубавина. Ну, и водителей. И держи меня в курсе...
– Конечно.
Молчанов выключил видеом.
– Объявите тревогу, – сказал он тихо дежурному инженеру.
Танки вернулись глубокой ночью. Поиски группы Тенишева закончились
безрезультатно. Молчанов доложил обо всем Банглину, потом вновь отправил
их в поиск.
Через два часа позвонил Свекольников и, выпячивая толстые губы, хмуро
сообщил, что со Станций наблюдаются необычные скопления паутин у Городов.
– Пришло распоряжение руководства УАСС – свернуть исследования
Тартара в течение двух суток. Понимаешь?! Да, – помрачнев, добавил
Свекольников. – Все было бы хорошо, если бы не этот случай. Как там мои
ребята, справляются?
– Нормально.
– Предупреди их еще раз, пусть будут повнимательней. Реакция на
опасность у них неплохая, но...
– У них большие полномочия, – сухо сказал Молчанов.
– Что?.. Да, это необходимо. У тебя есть какие–нибудь замечания?
Молчанов покачал головой, замечаний у него не было. Предчувствия
были, а замечаний не было.
Свекольников отошел от видеома, и перед седым коммуникатором
появилось нежное лицо Полины Греховой. Она ни о чем не спрашивала, но
Молчанов постарался улыбнуться и сказал тяжело, словно ворочал языком
гири:
– Все нормально, девочка, все будет нормально...
Утром вернулись поисковые группы. Один из танков попал под удар
любопытника и дополз до базы только на нервах водителя. Машину Тенишева
так и не нашли: все десять человек ее экипажа исчезли бесследно.
Молчанов постарел за полсуток поисков больше, чем за последние
несколько лет. Он было решил снова отправить группы, теперь уже на
«черепахах», но Свекольников пока запретил выходить из корабля. И хотя
Молчанов понимал, что начальник аварийно–спасательного патруля прав, он
все же накричал на него, обозвав перестраховщиком и кнопконажимателем.
Свекольников повздыхал в ответ и выключил связь.
Сознание вернулось, как после щелчка переключателя. Тело еще помнило
тяжесть удара и напряглось в усилии сбросить с себя эту тяжесть, но Грехов
уже понял, что кошмар кончился, и расслабил мышцы.
Он находился внутри слабо освещенного сетчатого мешка. Свет был
голубой и неровно пульсировал, то сжимая свободное пространство, то
расширяя. Какие–то стремительные контуры мелькали за полупрозрачными
стенами мешка, словно он летел с огромной скоростью над скалами, но
движения Грехов не ощущал. Сориентировавшись, он попытался двинуться с
места и тут же почувствовал стремительное падение. Еще через несколько
секунд он стоял на подгибающихся ногах в круге фиолетовых скал, а рядом
тихо опускался серый призрак – серое переливчатое облако, просвечивающее
по краям, как пелена тумана.
«Снова серый призрак... И тогда, после гибели Сташевского... и
сейчас... Что это? Или, может быть, кто это?»
Словно в ответ на мысли Грехова серый призрак грузно осел, словно его
заполнили водой, а из его прозрачного нутра выбрался... человек в голубом
трико, без скафандра, и направился к Грехову. Остановившись, он
разглядывал его, словно наслаждаясь достигнутым эффектом, и Грехов вдруг
понял, что видит самого себя. Секунду он стоял, оглушенный, потом глубоко
вздохнул, заставляя тело повиноваться, и сказал, не забыв включить внешние
звуковые динамики:
– Кто вы? И где мои товарищи? Почему я один?
Лицо незнакомца не дрогнуло.
– Я рад, что вы хорошо владеете собой, – произнес он с интонацией
Сташевского. – Всех спасти было невозможно, а вас я уже знаю, еще с
первого вашего похода по Тартару. К сожалению, мы не всегда имеем
возможность вовремя прийти на помощь. Ну, а кто я? Попробую объяснить вам
ситуацию. Я мог бы предстать перед вами в любом материальном облике, но
выбрал тело человека, ваше тело, чтобы контакт был более естественным...
– Вы – житель планеты?!
– Я – Сеятель. Родина моя так же далека отсюда, как и ваша. И
нахожусь я здесь по той же причине, что и вы, люди, – изучаю жизнь
Тартара. Буду краток, ибо живу я быстрее, чем вы, и секунда для вас – это
день для меня. В моем распоряжении минута вашего времени, меня ждут.
Да, я и мои собратья – такие же исследователи. Мы изучаем цивилизацию
Тартара неизмеримо больше времени, но и до сих пор она во многом загадка
для нас. А вы... вы пытаетесь решить эту проблему одним усилием, вы
спешите, падаете, расшибаетесь, и нам все чаще приходится обращать на вас
внимание, приходится спасать вас, отвлекаться от своих задач и дел. Вы
превращаетесь в значительный мешающий фактор...
Сеятель вдруг неуловимо быстро изменил облик, силуэт его смазался, но
тут же слова «оформился» в человека.
– К сожалению, всего объяснить не успею, меня уже зовут. Настоящий
контакт – моя собственная инициатива, а я не подготовлен к столь
медленному обмену информацией, как звуковой. Я еще вернусь к вам, а вы
пока возвращайтесь к своим. База отсюда находится в сорока километрах,
строго на юг.
Сеятель взмахнул рукой, расплылся туманной лентой, и через мгновение
серый призрак стрелой метнулся в плотное зеленоватое небо.
Грехов медленно повернулся, следя за его полетом, и долго смотрел в
небо, подпираемое многочисленными дымными столбами. Тенишев погиб, и
Логунов... девять человек! А он жив. Везение? И было ли это на самом деле
– их поход на танке, падение черной скалы, его спасение? И наконец встреча
с серым призраком, то бишь Сеятелем? Почему Сеятели не объяснят положение
вещей всем людям сразу? Почему не объясняли раньше? Миллион вопросов и ни
одного ясного ответа...
Грехов оглядел струящийся в сизом мареве горизонт и едва не упал от
нахлынувшей слабости. Сорок километров до базы – это верная гибель. Или
серый призрак не считает это большим препятствием? Сорок километров и
паутины...
Видеом мигнул, изображение расплылось, потом сфокусировалось снова,
стали видны купол командного пункта Станции и пять человек перед видеомом
в низких креслах.
– Значение эксперимента велико, не спорю, – нехотя сказал Молчанов,
покосился на сидящего слева Сергиенко, словно обращаясь за поддержкой, и
посмотрел прямо в лицо Банглину. – Но и риск велик чрезвычайно, не могу
даже подсчитать, насколько он велик. Мы свернули все исследования, бросили
все на поиски группы Тенишева... И снова эксперимент? Это новые жертвы...
не дай бог, конечно!
– Бог не даст, – серьезно сказал Банглин. – Не дали бы мы сами. Что
же касается риска... люди на него идут добровольно...
– Риск здесь не только в недооценке опасности, угрожающей жизни
экспериментаторов. Что если эксперимент окончится плохо для Тартара? Жизни
Тартара?
– Цель эксперимента именно в том и состоит – доказать, существует ли
вообще цивилизация на планете, существует ли разум?
– Возможно... не знаю, – Молчанов устало провел ладонью по лицу. – Не
находя прямых доказательств, мы ищем косвенные... Не знаю...
– Все базы уже свернуты, кроме вашей, – продолжал Банглин, и в голосе
его проскользнули просящие нотки. – Таким образом, вероятность конфликта
уменьшается. В конце концов, дело даже не в этом...
Он не мог сказать Молчанову, что если тот боится, то добровольцев
достаточно, даже он, Банглин, председатель Комиссии по контактам, может
пойти на планету, хотя вряд ли это будет целесообразно.
– В конце концов, – продолжал он тоном ниже, – дело еще и в том, что
Тина, представляющая, как вы знаете, мини–квазар, обладает крайней
неустойчивостью и, как обнаружилось, может взорваться не сегодня завтра и
образовать сверхновую. Ее энергии хватит, чтобы от планеты, да и от
пылевого облака, в центре которого она расположена, не осталось и следа.
Вы понимаете?
Молчанов вдруг понял, что о нем думает Банглин, и ему на секунду
стало неприятно.
– Да, – сказал он, не глядя на экран, – понимаю. Вы хотите
использовать шанс для изучения жизни Тартара, для познания еще одной
ступеньки в пирамиде знаний... Если бы ради этого не рисковали жизнью
пятьдесят человек, я бы сказал – согласен. Вы же знаете, что я до
недавнего времени придерживался именно такой точки зрения...
– Что же изменилось? – совсем холодно заметил Банглин и откинулся в
кресле, сцепив руки так, что побелели пальцы.
– Надо, Эвальд, – мягко сказал Квециньский, понимающе глядя на
коммуникатора. – Если нам удастся установить с НИМИ контакт, то в первую
очередь выиграем не мы, выиграют ОНИ. Сверхновая – это, к сожалению,
серьезно. Это не просто уничтожение планеты, это гибель ИХ цивилизации.
– Если ОНИ, конечно, существуют, – сказал Молчанов и криво улыбнулся,
– в чем я сомневаюсь. Ладно, все равно ведь мое мнение не повлияло бы на
исход решения, так? Я не о себе думал, тут, пожалуй, вы не правы. Поиски
Тенишева до сих пор ничего не дали, а вдруг эксперимент отразится на
пропавших отрицательно? Может быть, они в настоящее время – заложники, вам
понятен смысл этого термина?
Пятеро членов совета переглянулись.
– Понятен, – тяжело сказал Банглин. – Конечно, поиски людей Тенишева
будем продолжать всеми доступными средствами. Что касается вашего
предположения – мы сделали его чуть раньше, но вывод у нас получился
противоположный вашему. Скорее всего эксперимент заставит наших
гипотетических разумных приятелей поторопиться с контактом. Подготовкой к
эксперименту займется Сергиенко. Вам, Эвальд, как всегда, достается самый
серьезный участок – организация проведения эксперимента. А вы, Михаил,
отвечаете мне головой за безопасность оставшихся на планете. Примите все
меры к обеспечению...
Свекольников посмотрел на Банглина, потом на Молчанова и неожиданно
подмигнул ему, а может, это был просто нервный тик.
Молчанов с минуту сидел перед пустым экраном, бездумно глядя на ясную
зелень индикатора связи, наконец повернулся к сидевшему без движения
Сергиенко и вздохнул.
– Что – плохо? – спросил ученый.
– Да нет, – ответил Молчанов.
– Странное выражение, – сказал Сергиенко, подумав. – То ли – да, то
ли – нет... И все–таки ты употребляешь это выражение, как отрицание.
Почему?
Молчанов грустно усмехнулся. Он боялся эксперимента, в ходе которого
планировалось «вырезать» одно из «зданий» Города и забросить его на орбиту
Станций. Все загадки планеты в конечном счете сводились к одной – к
загадке Городов, и люди могли надеяться на успех, только изучив все
свойства и поведение добытого образца. Молчанов знал, как это важно и
нужно, знал также, какой ценой уже заплатил человек за попытки
приблизиться к тайне, одного не знал, сколько еще заплатит. И страшился
предстоящей схватки с планетой в открытую. Все предыдущие пока кончались
поражением, хотя, может быть, именно этот факт вызывал в нем, кроме
опасений, еще и яростное желание бороться до конца. Доводы Банглина были
убедительны, но ведь, кроме логического расчета, остаются еще и чувства?..
Где Тенишев? Где они все? И Габриэль... Габриэль Грехов, которого он
любил...
Паутина сделала круг над головой, медленно и торжественно, будто
зная, что человек от нее не уйдет. Грехов приготовился дать отпор, но
посмотрел на счетчик деформатора и усмехнулся: заряд был слишком мал,
чтобы защищаться.
«Осталось каких–нибудь пятнадцать – восемнадцать километров. Всего
три–четыре часа пути. Неужели не дойду?»
Паутина снизилась, накрыла сетчатым покрывалом, края ее
заволновались, и Грехову показалось, что холодная мокрая лапа провела по
его спине, сжала голову. Он едва не выронил деформатор и упал на колени,
силясь не потерять сознания. Время замедлило свой бег...
