Клинки - Владимир Васильев - Книжная Полка

8. Драконья Башня

Вслед за Щагом захватили и Продиас, убив еще трех айагров. Штурм очень походил на предыдущий, только на этот раз Вишена не угодил под тяжелую лапу и сражался до последнего смертельного удара, нанесенного Славутой.

Всадники в бело–голубом, помогавшие у стен, заполучили еще один замок, а кондотьерский отряд ушел дальше на северо–восток, к Менелоту.

Все повторилось: колдовские вещи из руин дарили невиданную силу, а аргундорцы, не успевшие накопить достаточно войск, не могли дать серьезный отпор. Едва последний, пятый менелотский айагр затих, изрубленный мечами, Тарус схватился за карту. Спутники окружили его, заглядывая через плечо.

– Есть! – выдохнул Тарус.

Вишена глянул: на карте Иллурии тускло поблескивала красноватая точка.

– Драконья Башня...

– Это недалеко! – обрадовался Боград. – Дня за три дойти можно, если скорым шагом!

Вишена глянул на карту: нужная руина лежала чуть южнее аргундорской гряды.

– Не понимаю, – сказал Боромир озадаченно, – это ж как раз на выходе из их логова, из долины Банерона! Неужели они не вычистили ее на проходе?

Тарус пояснил:

– Они могли и не знать о ее существовании. Оракулу же известны даже потерянные руины. Я, например, ведать не ведал, что там руина...

– Что делать–то будем? В Аргундор двинем, или Йэльма подождем?

Тарус задумался. Вообще–то он хотел сначала завладеть мечами, а потом уж лезть за Тенью. Но встретиться с песиголовцами договорились у Тинзкого моста, а это тоже недалеко. Только в другую сторону, на юго–запад.

– Может, разделиться? – спросил Боромир.

Тарус поморщился:

– Не хотелось бы... Да, видно, придется.

Вишена подумал, кого пошлют караулить Драконью Башню? Места там, по словам дреговича, гиблые: с севера – гряда, за которой долина с главными замками Аргундора, с юга – сплошные болота, до самого Вольферта. И Черное воинство, поди, шныряет туда–сюда – нужная руина лежала как раз перед перевалом через гряду.

– Эй, глядите! – сказал вдруг дальнозоркий Богуслав. – Кто–то с востока поспешает!

Все обернулись. На горизонте маячила темная точка.

– Опять волчьи всадники? – предположил Роксалан. – Так прибьем же...

Лореадорцы уже заняли Менелот, даже ворота возникли на своем обычном месте в арке, как всегда крепкие и незыблемые на вид.

– Не, Роксалан, это не всадник. Пеший! – покачал головой Богуслав.

Путник приближался. Он, конечно, уже успел разглядеть флаг над Менелотом, и если приближался, значит друг. Да и пестрое кондотьерское воинство должен уже разглядеть.

– Это песиголовец! – обрадованно воскликнул венед.

Вишена тоже отметил характерную поступь, которую ни с чем невозможно спутать.

Еще издалека псоглавый помахал рукой. Когда он приблизился настолько, что стала различима скалящаяся морда, Вишена уловил даже что–то знакомое. И лишь когда стал виден шрам на мохнатой щеке, узнал:

– Урхон!

Арранк оскалился пуще прежнего. Похоже, он радовался.

– Ты узнал меня, Вишена! Наверное, люди умнее, чем принято у нас думать...

Вишена хмыкнул и подал псоглавому руку. Тот, не мешкая, заговорил:

– Вы хотели знать все о черном кондотьере, что раньше был одним из вас? Арранки нашли его. Мы идем по его следу уже много дней. Анча отослал меня к Тинзкому мосту, чтобы я предупредил вас.

– Где он? – перебил, не утерпев, Тарус.

Урхон оскалился, но не злобно, как рассерженный пес, а довольно:

– У Аргундорской гряды. Идет на юг, к руине.

Тарус спал с лица.

– На юг? К Драконьей Башне?

Песиголовец кивнул, совсем по–человечьи:

– Да. Недавно туда ходил орк–кондотьер... Он не вернулся.

– Яр далеко был от нее, когда ты пошел нам навстречу? – Тарус уже взял себя в руки и говорил спокойнее. Что толку убиваться, когда нужно выправлять происходящее?

– Думаю, что сейчас он как раз на подходе...

– Ваши стерегут его? Они пустят его в руину?

Урхон пошевелил ушами; видать это означало нечто вроде пожимания плечами у людей.

– Стеречь–то стерегут, но отчего же в руину не пускать? Анча будет ждать его у башни. А потом пойдет следом, куда бы Яр не направился.

– Упустим, чародей, – хмуро предрек Боромир, стоявший сбоку и внимательно слушавший песиголовца.

Тарус отмахнулся:

– Погоди, не каркай...

Вдруг подал голос Омут–Молчун.

– Там еще одна руина есть, чуть дальше. Так мыслю, что прежде чем идти назад, в долину Банерона, Яр и туда наведается.

– Точно, – подтвердил Урхон. – Он и перед Драконьей Башней по руинам шастал, где–то на севере. Мы его на обратном пути и перехватили.

– Значит, нечего языком молоть. Не хватало еще чтобы Книги достались...

Тарус умолк на полуслове, хотя каждый в отряде ждал: как же он назовет темного печенежского чародея–недруга? Тарус никак не назвал.

– Кто пойдет назад, на встречу с датами?

Он обвел глазами пестрый кондотьерский отряд.

– Похил?

Лойдянин сдержанно кивнул.

– И ты, Боград... Со своими.

– Добро, чародей, – отозвался венед.

Бело–голубые плащи венедов на равнинах Лореадора не вызовут никаких толков–пересудов, да и окрестности Тинзкого моста товарищи Бограда знают куда лучше остальных. А главное – Боград и сам немного чародей... Разберется, если что.

Боград с братом, двое уцелевших близнецов – Чеслав и Вавила, крепыш–Болеслав и решительный Похил тотчас же, не теряя ни секунды, направились на запад, вскинув на прощание руки.

– В замках всадников будут знать, куда мы направимся! – крикнул, обернувшись, Боград.

– Удачи! – отозвался Тарус. Но голос его был невесел.

– Интересно, – протянул Боромир, – Йэльм уже успел добыть сапфировый меч?

Тарус покосился на него:

– Хотел бы я знать! Однако, в путь, други. К Драконьей Башне...

Нацепив полоски скорого шага отряд заскользил на восток. К мосту через пролив.

За стрельчатым окном заунывно выл аргундорский ветер. Саят мерял шагами зал в Банероне, ожидая известий. Пора бы уже появиться яровому пучеглазу с новым словом. Несколько дней назад он стремительно влетел в открытое окно, пропищал «С–солото!" и вцепился в ткань Саятова плаща. Саят его напоил и отправил назад, к Яру. По времени мальчишка–кондотьер уже должен был достичь Драконьей Башни...

Бэйн еще вчера отбыл в Маликор. Видимо, поглядеть на свежий выводок грифонов. Саят усмехнулся: в случае необходимости он мог призвать кое–кого пострашнее, чем несколько грифонов, но зачем об этом твердить раньше срока?

Вновь зазвучали шаги в зале, отдаваясь от стен слабым эхом. Саят ждал...

Ближе к вечеру за окном мелькнула неясная крылатая тень. Саят насторожился, приблизив лицо к желтоватому стеклу. Так и есть, пучеглаз. Устало взмахивая крыльями носится у окна.

Окно тотчас распахнулось и крылатый скользнул внутрь. Миг, и он, шурша кожистыми перепонками, неуклюже свалился на стол. Похоже, он очень устал. Затворив окно Саят приблизился, всматриваясь. Удивленно поднял брови.

Это был не яров пучеглаз.

Крошечный вестник растопырил крылья и тоненько пропищал: «С–сфанн! С–сфанн!" А потом свалился без сил. Саят тотчас напоил его кровью и когда пучеглаз блаженно растянулся на столе, сел в кресло.

Это был вестник отряда, который Саят отослал в Суладор на разведку. Они добрались до Суладора, а потом словно растаяли под иллурийским солнцем. Саят искал их, но безуспешно. Если бы они нарвались на воинов Сириана или на эльфов, весть о стычке неизбежно дошла бы и до аргундорской долины. Но отряд исчез, словно его похитили призраки. И вот – вестник. Где он пропадал столько времени? Из Суладора лететь от силы день. Прошло же уже почти двадцать... И что значит принесенное им чужое слово? У Саята возникло нехорошее предчувствие, что никого из того отряда он никогда уже не увидит. Люди его волновали мало, но он очень рассчитывал на новости из Суладора. И что теперь делать? Посылать новых разведчиков? А вдруг они тоже сгинут без следа?

Думай, Саят, думай, Могучий...

Рука его сама потянулась к длинной курительной трубке. Приторный дым клубами взмывал к сводам, принимая самые причудливые формы. Саят шаманил.

Одурманенный, он мысленно потянулся к Яру. Тот был где–то недалеко, на болотах. Саят глазами одного из своих крылатых созданий, всегда паривших над Аргундором, ощупывал унылые топкие равнины, отыскивая слугу. Но вместо этого наткнулся на чужаков.

Вошедший в зал стражник в черных доспехах увидел расслабленного кондотьера, едва различимого в клубах сладковатого дыма. Дым принимал самые причудливые формы: то всадника, то чудовищной хищной птицы, то неведомого когтистого страшилища сплошь в броне. Отшатнувшись, стражник выскользнул за дверь. Последнее, что он слышал, был глухой голос Саята. Наверное, Могучий творил заклинания.

Чужаки в разноцветных кондотьерских плащах явно шли по следу Яра. Что же, им нужно устроить хорошую встречу! Саят вызвал гнездящихся в болоте небольших созданий, чья злоба не шла ни в какие сравнение с их размерами. Но эти без подмоги с кондотьерами не справятся, подумал Саят. Нужно вызвать кого–нибудь посильнее.

И он окунулся во тьму, где обитали духи и призраки. Там он найдет помощь.

Однако, как быстро колдун урусов добрался до Аргундора! Признаться, Саят не ожидал увидеть его здесь так скоро. Впрочем, ладно, если враг сам идет в руки, почему бы не воспользоваться случаем?

Из тьмы выползал кто–то, похожий на гигантскую змею.

«Пошлю еще крыланов... И пехотинцев. Добьют, если что...»

Воды пролива отражали небо, а солнечные блики сверкали на поверхности подобно россыпи рубинов. Коек–скальд легонько ткнул Хокана локтем.

– Гляди, орм, какой дивный цвет! У нас море таким бывает только весной и в хорошую погоду.

В родных фиордах даты привыкли видеть воду цвета свинца.

– Сложи об этом песню, – усмехнулся Хокан. – Только будь готов, что тебе не поверят дома...

Коек хитро улыбнулся.

– А когда скальдам верили? Их просто слушают, не задумываясь над тем, правда их песнь или выдумка. Чаще всего выдумка так переплетается с правдой, что и не различить...

Хокан еще раз полюбовался синевой.

Даты миновали Ильнир, замок у двух мостов. Один соединял Лореадор с северо–восточной оконечностью Суладора, другой – с землями орков. Севернее, за косым гребнем сбегающих к проливу гор, лежали равнины всадников. А еще севернее, за полосой леса – их цель, Тинзкий мост.

Хокан вспоминал Оракула. Неясная фигура, видимая, словно в тумане, похожая на Одина и Мунира одновременно, говорила с датами совсем недолго. Теперь у Бролина есть карта, а у датов – задание. Йэльм вел отряд на встречу с южанами, с Тарусом, колдуном из колдунов, потому что Бролин в одиночку не решился сунуться к развалинам Гриффинора, ведь неподалеку замки гномов... Среди южан же были гномьи кондотьеры.

Оракул согласился указать руину, где крылся меч, зовущийся Ледяным Жалом. Но за это даты должны были пробраться в замкнутую горную долину, где когда–то стоял Гриффинор, гномья твердыня, проникнуть в лежащую в стороне руину, в которой обитал кто–то из нечисти и стерег заклинание Возрождения. А потом с помощью этого заклинания поднять разрушенный замок из руин. Гриффинор издавна принадлежал гномам, именно здесь выводились самые сильные грифоны Иллурии, и если бы замок восстановили кондотьеры другого народа, гномы наверняка разорвали бы мир с людьми и эльфами. Поэтому Бролин и сказал Йэльму: надо искать южан. И только потом лезть в долину Гриффинора.

Хокан с Коеком поглазели на бело–голубые флаги над башнями Ильнира и направились вдогонку отряду. Йэльм уводил датов по восточному склону гор.

Облачное небо Аргундора нависало над самыми головами; то и дело начинал накрапывать мелкий дождь. Идти приходилось обычным шагом, не скорым: земля была рыхлой и водянистой, сказывалась близость болот. Впрочем, Драконья Башня теперь совсем недалеко, вот–вот покажется.

Слева стеной высились горы, подернутые туманной дымкой. За ними – долина Банерона, логовище Черных Людей Аргундора. Где–то здесь проходила тропа к перевалу. Тарус стремился побыстрее проскочить открытое место и скрыться в предгорьях, потому что посыльные Черных и орков то и дело спешили на север или юг по делам своих хозяев. Тогда отряд залегал, укрывшись эльфийскими накидками–невидимками. Только Славуте накидка была без надобности: зеленый кондотьерский плащ и так прятал его на ровной, как убранный стол, равнине.

Вишена заметил, что его белоснежный плащ совсем не пачкается в походе. Вернее, за день появляются на нем пятнышки грязи, но к рассвету он вновь сияет нетронутой белизной, как декабрьский снег. И греет куда надежнее, чем можно ожидать: запахнись поплотней, и никакие холода не страшны.

Когда добрались до первых отрогов, Тарус вздохнул спокойнее. Здесь отряд труднее обнаружить, можно хорониться меж гребней, в узких, похожих на овраги, щелях.

Серая свеча Драконьей Башни открылась взгляду неожиданно; чуть обогнули застывшую не дороге глыбу, тут же ее и увидели. Это и вправду была башня, настоящая, только совсем непохожая на следящие башенки с переменчивым флагом над тесом или черепицей. Она давным–давно была заброшена, камень выщербился и кое–где обвалились стены, в основном сверху; кровля просела и рухнула, так что внутри было так же сыро и холодно, как и снаружи. Даже обычный в этих местах плющ не льнул к этим угрюмым стенам. В слепых провалах окон–бойниц клубился плотный мрак.

Вокруг было безлюдно. Тарус некоторое время приглядывался, потом прошептал:

– Боромир! Вишена! Славута! Давайте за мной.

Непоседа, Пожарский и дрегович с готовностью скользнули за гибким чародеем. У Башни было пусто, ровную площадку перед входом усеивали мелкие камешки. Они замерли перед сводчатой аркой, потянув из ножен мечи. Боромир и Вишена одинаковым взглядом прошлись по рунам на гардах – ни искорки зеленого огня не родилось там.

– Внутри никого, – тихо сказал Вишена Тарусу. – По крайней мере, из нечисти.

Тарус заглянул под арку. Неровное пятно света, падающее от входа, постепенно растворялось в потемках.

– Эй, глядите! – вдруг сказал Славута, указывая пальцем в сторону от башни, в россыпь отколовшихся от скалы камней–обломков. Там на миг показался песиголовец, призывно махнул рукой и вновь исчез среди серых глыб.

Тарус не колебался ни секунды.

– К нему!

Они бегом переместились к укрытию арранка. Сам псоглавый показался вновь, и присел, чтоб не маячить у всех гор на виду. Между двух неровных обломков скалы и нашли его кондотьеры.

– Ар–р! Опоздали, люди, – без предисловий начал он. – Черный уже вычистил руину и ушел.

Тарус в сердцах сплюнул.

– Ты видел, что он вынес оттуда?

Песиголовец кивнул. Этот жест означал одно и то же у людей и у его племени.

– Да. Ларец. Не то черного камня, не то темно–фиолетового. С железными ручками, весь покрытый резьбой. Не очень большой, но и не скажешь, что маленький, – песиголовец сокрушенно вздохнул. – Красивая вещь! Дело рук настоящих мастеров...

Тарус некоторое время молчал, потом скрежетнул зубами.

– Это именно то, что мы ищем. Куда его унес Яр?

Арранк вдруг замотал ушастой головой:

– Не Яр. Из–за гор явилась четверка волчьих всадников. Только это были не орки и не аргундорцы – нечисть какая–то, круглоголовые, пучеглазые, черные... Все, как один, в плащах, но не кондотьерских...

«Ну, если даже песиголовец счел их нечистью..." – подумал Вишена.

Тарус насторожился:

– Волки черные и куда крупнее, чем местные?

– Точно, – согласился песиголовец. – Они забрали ларец и вернулись в долину. А Яр двинул дальше, на юго–восток.

– К Зубу Оррина, – процедил Боромир с досадой. – Эх–ма!

– Это руина невдалеке на болотах, – шепнул Славута Пожарскому.

В четверке волчьих всадников нетрудно было узнать крыланов, преследовавших отряд Боромира еще под родным солнцем. Тарус нахмурился и сел на обломок камня размером поменьше. Остальные в растерянности топтались подле чародея.

– Что ж, – сказал чародей после недолгих раздумий. – Мы все равно собирались штурмовать Аргундорскую долину. Теперь ясно, что этого не миновать. А сейчас направимся за Яром.

Боромир, выслушав это, спросил:

– А ежли колдун–печенег вздумает сбежать назад, в наш мир? Книги–то у него...

– Не сбежит, – заверил Тарус. – Отсюда он не сбежит, поверь мне, Непоседа. Не сбежит, потому что сам этого не хочет. Ему здесь куда привольнее, чем дома, в своих степях. Правда, не пойму зачем ему здесь Книги: для этого Мира их знания почти бесполезны.

Роксалан недоверчиво покачал головой:

– Неужто Яр в одиночку справился с Тенью?

Оба песиголовца разом присели. Вишена с удивлением взглянул на Урхона: он знал, что тот ничего не боится, видел в нескольких битвах, но тут Урхон явно струхнул. Уши прижал, а присев стал на полголовы ниже. «Тень, она всему виной, – догадался Вишена. – Древний ужас племени псоглавых...»

Он вспомнил, как бежали арранки от Тени в дулебских пещерах. Хотя, от нее попробуй не побежать... Так и веет смертью и пустотой – людям ли выдержать ее дыхание? Арранкам ли?

Некоторое время все молчали.

– Раз вынес ларец из руины, значит справился, – пожал плечами Боромир.

– Или Тень отлучилась куда–нибудь... – поддакнул Дементий. – Не сидит же она в Башне безвылазно...

– А Яр нам нужен из–за половинки ключа? – спросил Славута, пристально глядя в глаза Тарусу. Тот спокойно выдержал этот взгляд.

– Не только. Вдруг удастся вернуть ему душу?

И они устремились за песиголовцем, который повел их по едва заметному следу волчьих лап. Урхон присоединился к собрату, и перед собой люди постоянно видели две мохнатых остроухих головы. Вскоре пошли болота, покрытые желтыми мхами, тропа петляла, обходя опасные места. Песиголовцы как–то чувствовали топи да мочаги и заранее предупреждали людей. Мхи были пропитаны влагой и ноги сразу сделались мокрыми. Вишена бормотал под нос свое обычное: «Эх, ты, топь–мочаг, ходун–трясина, крепи–заросли...", и вдруг ощутил себя точно как в Рыдогах. Даже огляделся, нет ли где поблизости чертенка–озорника?

Чертенок был.

Точнее, это был не чертенок, а какая–то местная нечисть. Некто зеленокожий и пучеглазый. А за чертенка Вишена его принял из–за лирообразных рожек на голове. Увидев людей, нечистый плюхнулся пузом в лужу и замер. Но его уже учуяли песиголовцы и увидели люди во главе отряда. Застыл на месте Тарус, взялся за меч Боромир, шепнул что–то землякам–чикмам Роксалан.

А потом этот зеленый поднялся. Да не один: отряд враз оказался в кольце его сородичей. И кольцо явно собирались сжать. В руках низкорослых болотников словно по волшебству возникли кинжалы и дубинки. Красные выпуклые глаза, казалось, излучали тугие волны ненависти. Вишена, успевший выдернуть меч из ножен, мельком глянул на гарду: две руны светились зеленым. Две. А в руинах, где приходилось сталкиваться со всякой нечистью, светилась всегда одна.

Отряд сжался в комок, стал спина к спине, ощетинившись клинками.

– Мои вещи из руин не действуют, – процедил сквозь зубы Боромир. – Что делать, чародей?

Вишена коснулся кончиками пальцев пояса Холодного Пламени. Привычного покалывания в ладонях он не ощутил, пояс словно дремал, не воспринимая зеленых как врагов.

Кольцо продолжало сжиматься.

– Мои тоже, – на удивление спокойно сказал Тарус. – Отобьемся железом.

Вишена сжал вороненый меч. Тепло от горящих рун достигло рукоятки, согревая сжатые пальцы. Такого в Иллурии Вишена еще не ощущал.

С отчаянным криком чикм Палех рубанул приблизившегося зеленого, меч рассек противника чуть не пополам. Видимо, Палех не ожидал, что клинок так легко пройдет сквозь тело, он на миг потерял равновесие и качнулся вперед. Этого оказалось достаточно. Суковатая дубина зацепила его за край плаща и Палех был выдернут из плотного строя кондотьеров. Его тотчас облепили несколько зеленых у повалили в лужу. Темная вода сомкнулась над грудой тел, только кольца разошлись. Чикмы отчаянно рванулись вперед, мечами отшвыривая низкорослых болотников, но их точно так же облепили и потащили в стороны. Вишена вцепился в чью–то беспомощно вытянутую руку и изо всех сил уперся в податливый мох под ногами.

– А, тля!!!

Кто–то, хрипя и булькая, рвался из цепких вражьих лап к спасительному воздуху. Свистели мечи, но рассекали они в основном воздух и темную болотную жижу.

– Держу! – натужно выдохнул Омут, выдергивая кого–то из гущи тел. Кажется, это был Дементий.

– Роксалан, держись!

Несколько раз сверкнула славутина секира.

– Ах–хгр–рр...

– Получай!!

– А–а–а...

Вишена рубанул мечом, несколько болотников отшатнулись, словно от раскаленного прута. Мечи его спутников такого эффекта явно не вызывали.

«Рун боятся», – сообразил Вишена и, вздымая меч над головой, устремился в самую свалку.

– Прон, Прон там! И Пристень! – хрипло голосил кто–то справа.

– Не достать!

– Ар–роу! Урхон илл трай гр–рахх! Грахх! Илл фат трай!!

– Ар–роу!

Кто–то, видно насилу вырвавшись из–под воды, судорожно вдыхал тухлый болотный воздух.

Рядом мелькнул песиголовец; клыки его ослепительно белели.

– Вишена!

Это был голос Таруса. Уклонившись, проткнув одного из зеленых и спихнув в трясину другого, Вишена поспешил на голос.

Рядом тонко закричала Купава, но тут же Вишена углядел кряжистую фигуру Боромира и над кистью его горели три зеленых точки. Пожарский покосился на гарду: третья руна разгоралась призрачным, холодным пока огнем.

– Вишена! Ко мне!

Одновременно снизу наползала волна вязкого ужаса. Кто–то полз к поверхности из самого сердца трясины.

– Роксала–ан! А–а...

Снова сверкнула секира. Отвратительным голосом завизжал смертельно раненый болотник.

Тарус швырнул в сторону шершавое, как древесный ствол, тельце, вглядываясь в свалку. Меч его был в ножнах.

– Вишена!

Пожарский, завалившись на бок, плюхнулся в мутную жижу. Стряхнул с себя неожиданно цепкие руки и насилу поднялся.

– Я здесь, чародей!

Тарус извлек меч из ножен, но сражаться он не собирался. Он воткнул клинок в мох и что–то вполголоса пробормотал.

– Делай как я, Вишена! Как в Кухте! Помнишь?

И кувыркнулся через меч.

Перед глазами Пожарского враз возникла поляна в лесу, пень и колдовской тарусов кинжал. Когда они оборачивались волками. Но здесь пня не было, был меч Таруса, но Вишена осознал это уже кувыркаясь через ухватистую рукоятку. Он уже приготовился спиной плюхнуться в пропитанный влагой мох, но неожиданно легко крутнулся в прыжке и стал на ноги.

Точнее, на лапы.

Меч выпал из Его ладони, когти скользнули по вороненой гарде, на миг заслонив горящие зеленым руны. Перед Ним были враги, и их надлежало убить.

И Он стал убивать. Хватать низкорослых болотников одной лапой, запускать когти им в живот и разрывать их на две трепещущие половины. Запахло горячей кровью.

Кто–то шарахнулся с Его дороги, прячась за узкой лентой отточенной стали. Но люди Его не интересовали. Только зеленые пучеглазые болотники. Справа рвал чужую плоть Его собрат, горбатая гора, перевитая узлами мышц.

Мир стал тесен. А поэтому всех, кто не с Ним, нужно убить.

И Он убивал. Когтями. Рвал податливые тела и отшвыривал их прочь. В болото.

Скоро жертвы, до которых Он не успел добраться, попрятались. С десяток теней шевелились вокруг Него, но это были не болотники. Но кто? Раньше Он знал их. Теперь же не мог вспомнить.

А потом мох стал дыбом и из–под темной стоячей воды стали вздыматься бугристые коричневые кольца, покрытые остро пахнущей слизью. Там, среди колец, полыхнули желтые немигающие глаза, чужие до боли в когтях. Бесконечно чужие. Их можно было только ненавидеть, а ненавидя – вырвать из глазниц с неистовым победным воплем. Он и Ему подобные сражались с такими змеями с начала Миров, и с тех времен впитали жгучую ненависть к этим тварям.

Он не подозревал, что может так ненавидеть. Точнее, не помнил. Присев, Он ринулся в атаку, позабыв об осторожности. Скользкое кольцо захлестнулось на Нем, сдавило так, что затрещали кости, но когти уже пропахали глубокую борозду в теле врага и продолжали вырывать куски плоти. Вот и кость, крепкий хребет, позвонок к позвонку. Сломать его, сокрушить...

Кольцо сжалось сильнее. Он захлебнулся болью и ненавистью, но не ослабил хватки, не разжал когти. Смутное чувство подсказывало ему: уступишь – умрешь. А умирать Он не хотел. По крайней мере, первым. Собрав волю в комок, Он мысленно перетек в кончики когтей, удесятеряя их силу. И тогда чужие позвонки под его пальцами отчетливо хрустнули. По длинному коричневому телу прокатилась волна дрожи, одна, другая... Кольцо, едва не раздавившее Его, разомкнулось. И только сейчас Он понял как ему больно.

Вокруг толпились низкие силуэты в разноцветных одеяниях. От них пахло трясиной, потом и железом. Враги?

Он замер. Пылающие красным глаза ощупали каждого.

– Все, Вишена! Сюда, к мечу! Возвращайся!

Он оглянулся. Собрат Его исчез, превратившись в такую же тщедушную фигуру в сине–желтом плаще. Фигура призывно махала рукой.

Утробный рык потряс болота. Он не хотел возвращаться. Еще не все, кого Он ненавидел, истреблены на болотах. Он чувствовал врагов. Далеко. Значит, нужно идти.

И Он побрел прочь, разбрызгивая густую болотную жижу, обходя ямы, которые чувствовал непонятно как, теряя остатки разума от жгучей боли.

Холодный воздух слегка отрезвил Его.