4
Домой возвращались втроем – Машу и Алку провожал Сергей.
Был первый час ночи, шли пешком – просто, чтобы проветриться: все
трое, особенно юноша, были изрядно подшофе.
...Разворошить муравейник, находясь в нем. Оскорбить СИСТЕМУ своей
неуязвимостью! Возможно, Андрей Васильевич Зыков и не был уж очень плохим
человеком. Но его рапорт уже обсуждался в кабинете начальника. И можно
понять тех, кто принял решение: да, девчонка, да – ничего уж ТАКОГО не
совершила, но потенциально она несет страшную угрозу. Как орудие. Она уже
была орудием в руках уголовников средней руки, а что будет, если она
попадет в иные, более крепкие и жадные, руки? Бешеная собака тоже не
виновата в своей болезни и по сути своей может быть даже очень милым псом.
Но бешеную собаку пристреливают.
– Стоять! Руки за голову! – команда разорвала тишину ночи, когда
ребята почти добрались до алкиного подъезда. Слепя, вспыхнули фары
автомобиля.
Реакция сработала только у видавшей виды Маши: рухнув на асфальт
(вовремя!) она, уже под грохот выстрелов, откатилась в сторону, в темноту.
Хмель сняло как рукой.
Завизжала Алка. Краем глаза Маша увидела, как она и Сергей кинулись к
подъезду. В них не стреляли. Стреляли в нее: пули ударялись об асфальт
буквально в сантиметрах от нее. Она не успела испугаться. (Она не знала,
что приказ был «уничтожить без предупреждения», а окрик «стоять!" был
нарушением, глупой самодеятельностью исполнителей.)
Фары погасли, моментально потухли и огни в доме, но Маша успела
заметить, что машина МИЛИЦЕЙСКАЯ и была просто поражена этим. Но инстинкт
и тренировка (не раз они с Атосом моделировали подобную ситуацию) делали
свое дело: ни секунды она не оставалась на месте – то, вскакивая,
перебегала зигзагами с места на место, то, упав, откатывалась в сторону.
Наконец, она добралась до дома напротив и, шмыгнув за угол,
припустила во всю прыть. Пальба тут же прекратилась. Взвыли двигатели
машины.
Знакомые с детства проулки спасали ее. Глаза привыкли к темноте.
Перебравшись через штакетник, она хотела обогнуть деревянный домик (таких
в центре города осталось совсем немного) и заранее опасалась двух собак,
которые жили в этом дворе. Но неожиданно оказалось, что нет не только
собак, но и самого дома. На его месте – стройка, только–только возведен
первый этаж.
С сердцем, бьющимся как молот, Маша по деревянному трапу вбежала в
корпус. Тьма тут была кромешная, и она на ощупь добралась до лестницы.
Присела на ступеньку и отдышалась.
Итак, снова вне закона. На нее объявлена охота. Именно ОХОТА! Ее
пытались расстрелять – без суда и следствия. Неужели у них не дрогнула
рука? Неужели они не удивились такому заданию – не найти, не поймать, а
просто–напросто убить безобидную на вид и безоружную девушку? Или как раз
поэтому пули и не достигли цели? Формально подчинившись, кто–то кто решил
не брать грех на душу. И оклик, возможно, был не случайной ошибкой.
Но что же теперь делать? Без родителей, без дома, без друзей, без
права на жизнь. Отчаяние не давало ей сосредоточиться.
Она не позволила себе впасть в панику. Добраться до аэропорта, взять
из камеры хранения деньги и лететь ближайшим рейсом куда угодно. Она
сумела успокоиться настолько, что подумала даже о том, что часть денег
нужно будет оставить, потом позвонить Алке и, назвав номер ячейки и шифр,
попросить ее нанять адвоката для Атоса.
Что Алка сделает это, Маша не сомневалась: ведь они подруги. И за
работу она получит: денег нужно оставить побольше, все что сверху – Алке.
Ее мысли оборвала прозвучавшая неподалеку милицейская сирена. Маша
вздрогнула, но тут же подумала, что та машина, которая ищет ее, вряд ли
стала бы оповещать о своем приближении. Или ВСЯ милиция города разыскивает
ее, чтобы убить? Маловероятно. В такой беспредел она поверить не могла.
И правильно. Дело обстояло иначе. Всем сотрудникам милиции был дан ее
словесный портрет, но при обнаружении они не должны были ни задерживать
ее, ни, тем паче, стрелять. Только сообщить. И уж тогда к месту помчится
«машина–убийца» с особо доверенными людьми.
...Поймать частника до аэропорта не составило труда, с собой у нее
было еще довольно много денег. Водитель – парень в очках – всю дорогу
молчал, то ли думая о своем, то ли слушая музыку.
Ей дико повезло, что прямо перед ними к стоянке напротив центрального
входа аэровокзала подошел «Икарус–экспресс», и они вынуждены были
остановиться чуть поодаль.
– Доллары возьмешь? – спросила Маша. (Российские деньги лучше
поберечь.)
Парень кивнул.
Прикинув плату за проезд по курсу, она расплатилась и вышла. И тут
же, через стеклянные стены увидела у входа в ярко освещенный холл группу
милиционеров. Происходило что–то вроде таможенного досмотра.
Дверца автомобиля была еще приоткрыта, и Маша юркнула обратно.
– Поехали назад.
– За доллары? – вроде бы даже не удивившись, спросил парень.
– Yes.
Он угрюмо усмехнулся и пошел на разворот, как раз мимо стеклянных
дверей («Икарус» уже отъехал). Маша моментально сползла с сидения и
выбралась обратно только за пределами аэропорта. Ее невозмутимый водитель
не повел и бровью, только зачем–то погромче сделал магнитофон, словно
хотел, чтобы ее не только не увидели но и не услышали.
Заморосил дождик, и освещенная фарами дорога ярко заблестела.
Куда теперь? На вокзал? Что толку, там, конечно же тоже «досмотр»...
А может это и не ее вовсе ищут? С чего это она возомнила? Но нет, интуиция
подсказывала ей, что ищут именно ее. А проверять – не стоило.
Единственная возможность скрыться из города – по автотрассе. Не
перекрыли же они все дороги.
Она посмотрела на водителя. Спросила:
– А в Новосибирск поедем?
Парень удивленно покачал головой. Потом спросил:
– Сколько?
Маша прикинула, какой суммой она сейчас располагает, разделила ее
пополам и назвала число.
Парень присвистнул: цена была очень хорошая.
– Утром, – предложил он.
Это было бы правильно, но где переждать ночь?
– Сейчас, – не согласилась она.
– Гнать всю ночь, – предостерег парень.
– Поедешь или нет? – Маша не скрывала раздражения.
– Ладно. – Парень помолчал. – Только ко мне заедем. Возьму жратву и
бензин, на заправках сейчас не всегда бывает.
– Я вооружена, – зачем–то предупредила Маша, к тому же соврав.
– Я – тоже, – невозмутимо ответил он.
...Остановились возле девятиэтажной малосемейки.
– Пойдем со мной, поможешь, – позвал парень, выходя. – Да не
стесняйся, я один живу.
Маша засомневалась–было, но он резонно заметил:
– Я тебя в машине не могу оставить. Вдруг угонишь. Кто тебя знает.
Она хотела обидеться, но почему–то у нее это не получилось.
Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру. Хозяин заглянул за дверь,
извлек оттуда огромную канистру и поставил перед дверью. Потом достал и
положил туда же какой–то объемистый сверток.
– Спальный мешок, – пояснил он. – На всякий случай.
– Один?
– Я и так обойдусь, – усмехнувшись, ответил он. Потом заглянул в
холодильник. Предложил:
– Слушай, давай хотя бы поедим, что ли?
Есть хотелось безумно: бутерброды со студенческой вечеринки были уже
не актуальны.
– Давай, – согласилась она и разулась. – Где руки помыть?
– Вот, – он зажег свет в малюсеньком совмещенном санузле с сидячей
ванной.
Маша взглянула на себя в зеркало. Мама родная! Перекатывание по земле
не прошло даром. Гаврош какой–то.
Когда она, сполоснувшись и слегка приведя себя в порядок, вышла, он
мельком глянув на нее, флегматично заметил:
– Ух ты. А это, оказывается, девушка. – Он нравился ей все больше. И
запах яичницы тоже нравился – Садись, готово. Меня Игорь, к стати, зовут.
– Мария.
– «Просто Мария»? – улыбнулся он.
– Ага. Только кепочку забыла.
Они принялись за еду.
На краю стола Маша увидела книжку, лежащую обложкой вниз, взяла,
перевернула. «Малыш и Карлсон, который живет на крыше».
– Это ты, что ли, читаешь?
– Ну, – пробурчал он, жуя.
– Не поздновато?
– Ничуть. Любимая книжка. Да!.. – Игорь, не вставая, дотянулся до
дверцы холодильника и извлек початую бутылку «Слънчева бряга». – Давай–ка,
для аппетита. – И он налили ей рюмочку.
– А ты?
– Я за рулем.
Маше стало слегка совестно перед ним. А еще – отступило чувство
опасности. Поэтому она сказала:
– Слушай, вообще–то, если я у тебя могу переночевать без...
глупостей, то утром поедем.
– Случилось чудо! Друг спас друга! – произнес он дурашливым
«карлсоновским» голосом. А затем – нормальным: – А то выпить страсть как
хочется.
Он поднялся и достал из пенала вторую рюмку.
– Буду спать на раскладушке.
...После ужина Маша снова отправилась в ванную, чтобы на этот раз
основательно принять душ.
– Там халатик махровый, можешь одеть, – крикнул Игорь, моя посуду.
Когда она вышла, он курил на кухне.
– Ложись, я постелил.
– Сбросив халатик, она забралась в постель и потянулась от
удовольствия. Она чувствовала бы себя счастливой, если бы не острая заноза
одиночества.
Вошел Игорь и принялся греметь, разворачивая раскладушку.
– Может, не надо? – неожиданно для себя сказала Маша.
– Что?
– Не надо раскладушки.
Он помолчал, снял зачем–то очки и посмотрел на нее беззащитным
близоруким взглядом. Потом сказал неуверенно:
– Вообще–то, это не в моих правилах...
– И не в моих.
– Хорошо. Исключения только подтверждают правило. – Он принялся
сворачивать раскладушку обратно.
– «Хорошо», – передразнила она. – Его еще уговаривать надо.
